таинственных сил.
Страшны и вершины святынь, –
Иду я один, убегая
«Из-за тумана ночного…»
Из-за тумана ночного
Встал, подымаюсь я снова
Тихой и бледной луной.
На землю сею сиянья,
Чары, и сны, и мечтанья,
Всем утомлённым покой.
Солнцем к земле разливаться,
Кроткою буду луною
Всех к тишине и покою,
Сам засыпая, манить.
«Усмиривши творческие думы…»
Усмиривши творческие думы,
К изголовью день мой наклоня,
Погасил я блеск, огни и шумы,
Всё, что здесь не нужно для меня.
Я в края полночные вхожу,
И в глаза желанной Царь-Девицы
Радостно гляжу.
«Во мне молитва рождена…»
Во мне молитва рождена
Полночной тишиною,
И к небесам вознесена
Томительной луною.
Молитва тихая во мне
Туманом белым бродит,
И в полуночной тишине
К моим звездам восходит.
Разъединил моё сознанье
С природою моей, –
И в этом всё моё страданье.
Но если дремлет он порой,
И колдовство оставит, –
Уже природа не лукавит,
Не забавляется со мной.
Послушна и правдива,
Она приблизится ко мне.
В её бездонной глубине
Я вижу девственные дива.
«Блуждали молитвы мои…»
Блуждали молитвы мои
По росистым тропинкам земли,
И роптали они, как ручьи,
И кого-то искали вдали.
И думы мои холодели,
Как грёзы в монашеской кельи,
И грёзы, как звёзды, блестели,
В лазурном и ясном весельи.
В тихом преддверьи весны, –
В сердце моём загорелось
Солнце нетленной страны.
Пали докучные грани, –
Я восходил до небес,
Был несказанно прекрасен
День торжества и чудес.
Предо мною томительный путь,
А за мною лукавая смерть
Всё зовёт да манит отдохнуть.
Я её не хочу и боюсь,
Отвращаюсь от злого лица.
Расширять бытие без конца.
Я – царевич с игрушкой в руках,
Я – король зачарованных стран.
Я – невеста с тревогой в глазах,
Богомолкой бреду я в туман.
«Для кого прозвучал…»
Для кого прозвучал
Мой томительный голос?
Как подрезанный колос,
Я бессильно упал.
Я прошёл по земле
Неразгаданной тайной,
И как свет неслучайный
В опечаленной мгле.
Я к Отцу возвращаюсь,
Я затеплил свечу,
И ничем не прельщаюсь,
Ничего не хочу.
Мой таинственный голос
Для кого прозвучал?
Как подрезанный колос,
Я на землю упал.
Я не слышу ответа,
Одинокий иду,
И от мира не жду
Ни привета, ни света.
Я затеплил свечу,
И к Отцу возвращаюсь,
Ничего не хочу,
И ничем не прельщаюсь.
«Побеждайте радость…»
Побеждайте радость,
Презирайте смех.
Всё, в чём только сладость,
Побеждайте радость,
Подавляйте смех.
Кто смеётся? Боги,
Дети да глупцы.
Люди, будьте строги,
Будьте мудрецы, –
Пусть смеются боги,
Дети да глупцы.
Мир над чем смеётся,
И зачем смешит?
Всё, что вознесется,
Запятнать спешит.
Тёмное смеётся,
Скудное смешит.
Побеждайте радость,
Презирайте смех.
Где одна лишь сладость,
Подавляйте радость,
Побеждайте смех.
День за рощею почил,
В роще трепетная мгла
И прозрачна, и светла.
Из далёкой вышины
Звёзды первые видны.
Между небом и землёй
За туманною чертой
Сны вечерние легли,
Сторожа покой земли.
Мы мертвы, давно мертвы.
Смерть шатается на свете
И махает, словно плетью,
Уплетённой туго сетью
Возле каждой головы.
Хоть и даст она отсрочку –
Год, неделю или ночь,
Но поставит всё же точку,
И укатит в чёрной тачке,
Сотрясая в дикой скачке,
Из земного мира прочь.
Торопись дышать сильнее,
Задыхайся, цепенея,
Леденея перед нею.
Срок пройдёт, – подставишь шею, –
«Придёшь ли ты ко мне, далёкий, тайный друг?..»
Придёшь ли ты ко мне, далёкий, тайный друг?
Зову тебя давно. Бессонными ночами
Давно замкнулся я в недостижимый круг, –
И только ты один, легчайшими руками
Ты разорвёшь его, мой тайный, дальний друг.
Я жду, и жизнь моя темна, как смутный бред,
Толпятся чудища перед заветным кругом,
И мне грозят они и затмевают свет,
И веют холодом, печалью да испугом.
Мне тяжко без тебя, вся жизнь моя, как бред.
Сгорает день за днём, за ночью тлеет ночь, –
Мерцает впереди непостижимым светом
Гора, куда взойти давно уж мне невмочь.
О, милый, тайный друг, поверь моим обетам
И посети меня в тоскующую ночь.
«Ускользающей цели…»
Ускользающей цели
Обольщающий свет,
И ревнивой метели
Угрожающий бред…
Или время крылато?
Или сил нет во мне?
Всё, чем жил я когда-то,
Словно было во сне.
Замыкаются двери, –
И темнеет кругом, –
И утраты, потери,
И бессильно умрём.
Истечение чую
Холодеющих сил,
И тоску вековую
Беспощадных могил.
«Не стоит ли кто за углом?..»
Не стоит ли кто за углом?
Не глядит ли кто на меня?
Посмотреть не смею кругом
И зажечь не смею огня.
Но не слышны злые шаги.
О, зачем томительный страх?
И к кому воззвать: «Помоги»?
Не поможет, знаю, никто,
Да и чем и как же помочь?
Ужасает мрачная ночь.
«Пышен мой город и свят…»
Пышен мой город и свят
Мраморным и золотым.
Нега роскошная вся
Так недоступна чужим.
Мимо суровых людей,
Мимо закрытых ворот,
Не подымая очей,
Рваное платье в пыли,
Ноги изранены в кровь.
Бедное чадо земли!
Скудная наша любовь!
По каменистым путям!
Тихо приникнет к ногам.
«Я верю в творящего Бога…»
Я верю в творящего Бога,
В святые заветы небес,
И верю, что явлено много
Безумному миру чудес.
И первое чудо на свете,
Блаженно-невинные дети,
«Он тёмен и суров, – и взор его очей…»
Он тёмен и суров, – и взор его очей,
Пугая чистых дев и радостных детей,
Прельщает зрелых жён, и отроков порочных
Тревожит в сонной мгле мечтаний полуночных.
В очах его тоска, и бледен цвет лица.
Потупит очи он – похож на мертвеца.
Черты его лица смешны и безобразны, –
Но им волнуют жён и отроков соблазны.
«Она зарёй ко мне пришла…»
Она зарёй ко мне пришла, –
Взглянула, засияла, –
Лаская нежно, обняла
И долго целовала.
И повела потом она
Едва была озарена
Туманная поляна.
И всё пред нею расцвело,
И солнце восходило,
И неожиданно светло
И весело мне было.
Она показывала мне
На небе и в долине,
Чего я даже и во сне
Не видывал доныне.
И улыбаясь, и дивясь,
Она ко мне склонилась.
Заря в лице моём зажглась,
И сердце быстро билось.
Её созвучные слова
И воздух, и дуброва.
Ручьи у ног моих текли,
И звучно лепетали,
И вихри пыльные вдали
Кружились и плясали.
Едва лишь только пред зарей
Возник из ночи тёмной.
Приди опять ко мне скорей!
Ты мне всего желанней.
В просторы новые полей
Веди порою ранней,
На небе и в долине,
Чего в окрестной стороне
Я не видал доныне.
Открыла в тереме своём.
Мелькнула быстрая зарница,
И прокатилась колесница.
Наводит птичий грай истому,
Докучный грай вороньих стай.
О, поспешай, как птица, к дому,
Гробниц и лиц не замечай.
«Любит ночь моя туманы…»
Любит ночь моя туманы,
И гаданья, и обманы,
И таинственные сны.
Любит девушек весёлых
Вдруг влюбить в свою луну,
И русалок любит голых,
Поднимающих волну.
И меня немножко любит, –
Зазовёт меня к луне,
Зацелует, и погубит,
И забудет обо мне.
«Давно стараюсь, и напрасно…»
Давно стараюсь, и напрасно,
Поработить себя уму.
Смиряться сердце не согласно,
Нет утоления ему.
Хоть и нелепо, жизнь текла,
И сердцу вольному послушна
Мысль раболепная была.
Ты втайне зрела, возрастала,
Ты извивалась, как змея, –
О, мысль моя, ты побывала
На всех просторах бытия.
И чем меня ты обольстила?
К чему меня ты увлекла?
Ты ничего мне не открыла,
Восходит солнце, как и прежде,
И светит нежная луна,
И обаятельной надежде
Душа бессмертная верна,
И ясен путь мне, путь мой правый,
Я не могу с него свернуть, –
Но неустанно ум лукавый
О, если б бурным дуновеньем
Его коварство разнесло
И всепобедным вдохновеньем
Грозу внезапную зажгло!
О, если б огненные крылья!
О, если б в буйстве бытия,
Шипя от злобы и бессилья,
Сгорела хитрая змея!
«В его саду растёт рябина…»
В его саду растёт рябина.
В его дому живёт кручина.
На нём изношенный кафтан.
Глаза окутаны туманом,
Как будто налито шафраном
Надежда милая убита,
И что от бед ему защита?
Перед его печальной хатой,
Враждебной властию заклятой,
Рябина горькая стоит.
«Чего недоставало…»
Чего недоставало
Судьбе моей доныне,
Отныне близко стало,
И ярко засияло
В моей немой пустыне.
На россыпях песчаных
Цветут внезапно крины,
И в одеяньях рдяных
Гонцы из стран багряных
Примчались на долины.
«Какая тягостная встреча!..»
Какая тягостная встреча!
Зачем, судьбе противореча,
Ты всё борьбою занята?
Нерасторжимы эти звенья.
Тебе навеки быть рабой.
Лежат же тяжкие каменья
Покорно в гулкой мостовой, –
Не прекословят же ступени,
Иль нисходя, по ним идут, –
Не прекословит лист дрожащий,
Когда рукою злой и мстящей
Его с другими с ветки рвут.
О, покорись, пока не поздно,
Пока на дол не пала грозно
Всеусмиряющая тень.
«На улицах пусто и тихо…»
На улицах пусто и тихо,
И окна, и двери закрыты.
Со мною – безумное Лихо,
И нет от него мне защиты.
Оградой железной и медной
Замкнулся от нищих богатый.
Я – странник унылый и бледный,
И с ним я расстаться не смею.
На улицах пусто и тихо.
Пойдём же дорогой своею,
Косматое, дикое Лихо!
Он идёт один в пустыню.
Сокровенную святыню.
Знает он, – в пустыне скудной
Он поёт пустыне скудной
О стране, всегда счастливой.
Возле самого истока
Струи светлого потока
Много лет их целовали.
Над скрижалями поставил
Он тому его оставил,
Кто придёт с душевным миром,
Склонит радостно колени
И рукою дерзновенной
На себя, склонив колени,
И бескровные уста
Безмятежной тишиною
Исповедуют Христа.
И в цепях моих разгадан
Дым кадильный, тихий дым, –
Возношенье, воздыханье
У спасающих икон,
Свеч отрадное мечтанье,
«Томленья злого…»
Томленья злого
Восходит снова
Моя лампада
Погасла вновь,
И где отрада?
И где любовь?
Рабом недужным
Пойду опять
В труде ненужном
Изнемогать.
Ожесточенье
Проснётся вновь,
И где терпенье?
И где любовь?
Успокоенья,
Но всё грехам прощенья нет,
Всё нет забвенья.
Мне чужды битвы,
И жизнь безрадостно ясна,
Но нет молитвы.
Я на тебя с тоской гляжу,
Моя икона,
И невнимательно твержу
Слова канона.
О, помолись же за меня,
Моя усталость,
Ко мне молитвой преклоня
Господню жалость!
«В глубокий час молчания ночного…»
В глубокий час молчания ночного
Тебе я слово тайное шепну.
Увидишь ты мою страну.
Доверься мне опять, иди за мною,
На здешний мир не поднимая глаз,
Пока, объятый тихой мглою,
Полночный светоч не угас, –
И всё, о чём душа твоя томится,
И для чего не надо слёз и слов,
Перед тобою загорится
В ночной стране безмолвных снов.
«Торжественной праздности чадо…»
Торжественной праздности чадо,
Утеха лачуг и палат,
Созвучья бы только да лад.
Тебе ль не дарована сила!
Тебе ль не покорна весна!
Ты все зажигаешь светила,
А ночь холодна и темна.
«Я умираю не спеша…»
Я умираю не спеша,
Предсмертной тешусь я истомой.
Подобна грешная душа
Святой, на злую казнь влекомой.
Её пытали палачи,
С неё совлекши все одежды,
Но их жестокие бичи
Не умертвили в ней надежды,
Спокойны все её движенья.
Венец последнего мученья.
«Не плачь, утешься, верь…»
Не плачь, утешься, верь,
Не повторяй, что умер сын твой милый, –
Не вовсе он оставил мир постылый.
Он тихо стукнет в дверь,
С приветными словами
Войдёт к тебе и станет целовать
Тебя, свою утешенную мать,
Безгрешными устами.
Лишь только позови,
Он будет приходить к тебе, послушный,
Всегда, как прежде, детски-простодушный,
Дитя твоей любви.
«О полночи с постели…»
О полночи с постели
Молиться ты сошла.
Лампады пламенели,
В углах дрожала мгла.
И ангел легкокрылый
С таинственной судьбой,
Неведомою силой
Повеял над тобой.
Склонила ты колени,
И ангел осенил
Тоскующие тени
Отрадной сенью крыл.
Настаёт,
Мой желанный
Не идёт.
Мгла вокруг.
На пороге
Я стою,
Вся в тревоге,
И пою.
Где ж мой друг?
Холод веет,
Сад мой пуст,
Сиротеет
Скучно мне.
Распрощался
Ты легко,
И умчался
Далеко
На коне.
По дороге
Я гляжу,
Вся в тревоге,
Вся дрожу, –
Милый мой!
Долго стану
Слёзы лить,
В сердце рану
Бередить, –
Бог с
