льются, журча и шелестя.
Пласты лиловой глины нависли над рекою,
А сердце, – сердце снова упоено тоскою,
И бьётся в берег жизни, тоской своей шутя.
Стоишь, стоишь безмолвно над быстрою рекою,
Где тихо струи плещет эстонское дитя.
«Откачнись, тоска моя, чудовище…»
Откачнись, тоска моя, чудовище,
Не вались опять ко мне на грудь,
Хоть недолго вдалеке побудь.
Что ты хочешь, тяжкое чудовище?
Отдал я тебе моё сокровище,
Коротаю дни я как-нибудь.
Откачнись, косматое чудовище,
Не вались опять ко мне на грудь.
«Дошутился, доигрался, докатился до сугроба…»
Дошутился, доигрался, докатился до сугроба,
Так в сугробе успокойся и уж больше не шути.
Из сугроба в мир широкий все заказаны пути.
Доигрался, дошутился, докатился до сугроба,
Так ни слава, и ни зависть, и ни ревность, и ни злоба
Не помогут из сугроба в мир широкий уползти.
Дошутился, доигрался, докатился до сугроба,
Так в сугробе ляг спокойно и уж больше не шути.
«У меня сто тысяч теней…»
У меня сто тысяч теней.
С ними дни я коротал
И менять их не устал.
Вереницу лёгких теней
Я гирляндами цветений
Всё по-новому сплетал.
У меня сто тысяч теней,
С ними дни я коротал.
«Пройдут все эти дни, вся жизнь совьётся наша…»
Пройдут все эти дни, вся жизнь совьётся наша,
Как мимолётный сон, как цепь мгновенных снов.
Останется едва немного вещих слов,
И только ими жизнь оправдана вся наша,
Отравами земли наполненная чаша,
Кой-как слеплённая из радужных кусков.
Истлеют наши дни, вся жизнь совьётся наша,
Как ладан из кадил, как дым недолгих снов.
Земные просторы
«Прекрасный Днепр, хохлацкая река…»
Прекрасный Днепр, хохлацкая река,
В тебе былая дремлет сила,
Широкий Днепр, хохлацкая река.
Быль прежних дней от яви далека,
Былая песнь звучит уныло.
Прекрасный Днепр, хохлацкая река,
«Зелёная вода гнилого моря…»
Зелёная вода гнилого моря,
Как отразится в ней высокая звезда?
Такая тусклая и дряхлая вода,
Зелёная вода гнилого моря,
С мечтою красоты всегда упрямо споря,
Она не вспыхнет блеском жизни никогда.
Зелёная вода гнилого моря,
Как отразится в ней высокая звезда?
«В полдень мертвенно-зелёный…»
Цвет воды без глубины,
Как же ты в лучах луны
Светишь, мертвенно-зелёный?
Кто придёт к тебе, влюблённый,
В час лукавой тишины,
Цвет воды без глубины?
В тумане тонет на закате.
Душа тоскует об утрате.
Замкнул пленительный простор
Стеной в мечтательной палате.
В тумане тонет на закате.
«Ещё арба влечётся здесь волами…»
Ещё арба влечётся здесь волами,
Ещё в пыли и в лужах долгий путь,
А в небе над арбами и волами,
И над папахами, и над ослами
Спешит Икар надкрылья развернуть,
И пусть арба, влекомая волами,
Проходит медленный и трудный путь.
«Веет ветер мне навстречу…»
Веет ветер мне навстречу,
Он быстрее лошадей
Веет, светлый, мне навстречу.
Что ж ему противоречу
Тусклой жизнью площадей?
Веет ветер мне навстречу,
На дорогу не бросило теней.
Поднялось чуть повыше растений,
И даёт на себя посмотреть,
Как неяркая жёлтая медь.
В облаках, в кудесах раздвоений
От себя не отбросивши теней.
«Ну что ж, вздымай свою вершину…»
Ну что ж, вздымай свою вершину,
Гордись пред нами, камень гор, –
Дожди, омывшие вершину,
Творят на ней песок и глину,
Потом смывают их, как сор.
Так воздвигай свою вершину,
Гордись, невечный камень гор.
«Огонёк в лесной избушке…»
Огонёк в лесной избушке
За деревьями мелькнул.
Задымился росный луг.
Огонёк поник в тумане.
Огорожённая мглою,
За холмом стоит луна.
Огонёк в лесной избушке
За туманами потух.
«Долина пьёт полночный холод…»
То с каплей мёда райских сот,
То с горькой пустотой высот,
Тоски обыденных красот.
Тоской синеющих высот.
«Земли смарагдовые блюда…»
Земли смарагдовые блюда
И неба голубые чаши,
Раскройте обаянья ваши.
Земли смарагдовые блюда,
Являйте мир светлей и краше, –
Земли смарагдовые блюда
И неба голубые чаши.
«Лежали груды мха на берегу морском…»
Лежали груды мха на берегу морском,
Обрезки рыжих кос напоминая цветом.
Белели гребни волн, и радостным приветом
Гудел их шумный хор в веселии морском.
Легко рассыпанным береговым песком
Ещё мы раз прошли, обрадованны светом,
Вдыхая соль волны в дыхании морском,
Любуясь этих мхов забавно рыжим цветом.
«Увидеть города и веси…»
Увидеть города и веси,
Заметить, как несходны веси,
Как разны тени в каждом лесе,
Как непохожи конь и меск, –
Какая радость – эти веси,
«Снег на увядшей траве…»
Снег на увядшей траве
Ярко сверкающей тканью
Пел похвалы мирозданью,
Белый на рыжей траве.
Стих за стихом в голове,
Не покоряясь сознанью,
Встали, – на мёртвой траве
Ярко живущею тканью.
«Дачный домик заколочен…»
Дачный домик заколочен,
Тропки снегом поросли
Всё отчетливо вдали.
Жаль, что домик заколочен, –
Лёд на тихой речке прочен,
Покататься бы могли,
Да уж домик заколочен,
Тропки снегом поросли.
Поле, белое от снега,
Пламя счастья или гнева.
Проносящиеся
«Всё зеленее и светлее…»
Всё зеленее и светлее,
К чему же ненависть и зло!
Всё зеленее и светлее,
И откровенней, и нежнее
Всё зеленее и светлее,
«Всё чаще девушки босые…»
Всё чаще девушки босые
Возносят простодушный смех,
Всё чаще девушки босые
Идут, Альдонсы полевые,
Уроки милые для всех.
Всё чаще девушки босые
Возносят простодушный смех.
«Не увлекайтесь созерцаньем…»
Не увлекайтесь созерцаньем
Луж голубых и белых хат,
Что мимо вас назад скользят.
Не увлекайтесь созерцаньем
И не любуйтеся мельканьем
Кустов, колодцев и ребят.
Не увлекайтесь созерцаньем
Луж голубых и белых хат.
«Займитесь чтением в вагоне…»
Займитесь чтением в вагоне,
Чтоб не дразнил вас внешний блеск,
Займитесь чтением в вагоне
Иль куйте в дрёмном перезвоне
За арабеском арабеск.
Займитесь чтением в вагоне,
Чтоб не дразнил вас внешний блеск.
«Дивлюсь всему тому, что вижу…»
Дивлюсь всему тому, что́ вижу,
За данью раскрываю даль,
Дивлюсь всему тому, что́ вижу,
Дивлюсь всему тому, что́ вижу,
«Вон там, за этою грядою…»
Вон там, за этою грядою,
За невысокою грядою,
Над тихо движимой водою,
Вон там, за этою грядою,
«Как же огня не любить!..»
Как же огня не любить!
Радостно вьётся и страстно.
Было уродливо, стало прекрасно.
Как же огня не любить!
Раз только душу с пыланием слить, –
Жизнь прожита не напрасно.
Как же огня не любить!
Радостно, нежно и страстно!
Вечера
«Томилось небо так светло…»
Томилось небо так светло,
Легко, легко, легко темнея.
Звезда зажглась, дрожа и мрея.
Томилось небо так светло,
Как над улыбкой вод лилея.
Томилось небо так светло,
Легко, легко, легко темнея.
«Иду по улицам чужим…»
Иду по улицам чужим,
Любуясь небом слишком синим,
И к вечереющим пустыням
По этим улицам чужим
Я душу возношу, как дым, –
Но стынет дым, и все мы стынем.
Иду по улицам чужим,
Любуясь небом слишком синим.
«Вот ухожу я от небес…»
Вот ухожу я от небес,
Как бы спасаясь от погони,
В лавчонку, где спрошу мацони.
Так ухожу я от небес
Скрываясь в рукотворном лоне.
Да, ухожу я от небес,
Как бы спасаясь от погони.
«Вечерний мир тебя не успокоил…»
Вечерний мир тебя не успокоил,
Расчётливо-мятущаяся весь,
Людских истом волнуемая смесь.
Вечерний мир тебя не успокоил,
Он только шумы толп твоих утроил
И раздражил ликующую спесь.
Вечерний мир тебя не успокоил,
Расчётливо-мятущаяся весь.
«Итальянец в красном жилете…»
Итальянец в красном жилете
Для нас «Sole mio» пропел.
За окном закат пламенел,
Когда певец в красном жилете
Пел нам в уютном кабинете,
И жилетом своим алел.
Ах, как сладко в красном жилете
Певец «Sole mio» нам пел!
«Тихий свет отбросив вверх, на потолок…»
Тихий свет отбросив вверх, на потолок,
Жёлтыми воронками зажглася люстра.
Разговор запаужен, но льётся быстро.
Лишь один мечтатель смотрит в потолок,
Бороды седой вперёд поставив клок.
В комнате духами пахнет слишком пёстро.
Жёлтый свет бросает вверх, на потолок,
На цепях раздвинутых повиснув, люстра.
«Матово-нагие плечи…»
Матово-нагие плечи
У девицы кремных лент
Пахнут, точно пепермент
На её нагие плечи
Сыплет ласковые речи
Девственно-нагие плечи
Оттолкнули плены лент.
«Глядит высокая луна…»
Глядит высокая луна
На лёгкий бег автомобилей.
Как много пережитых былей
Видала бледная луна,
И всё ж по-прежнему ясна,
И торжеству людских усилий
Смеясь на бег автомобилей.
Личины
«Дрожат круги на потолке…»
Дрожат круги на потолке.
Писец нотариуса кисел.
Над вечной пляской слов и чисел
Дрожат круги на потолке.
О, еспи б от него зависел
Удеп кататься по реке!
Всё та же дрожь на потолке,
«Над плёсом маленькой реки…»
Над плёсом маленькой реки
Стоит колдунья молодая,
Глядит, кого-то поджидая
На плоском берегу реки.
Глаза горят, как угольки,
И шепчет про себя, гадая
Над плёсом маленькой реки,
Колдунья знойно-молодая.
«Утонул я в горной речке…»
Утонул я в горной речке,
Захлебнулся мутною водой,
Захлестнулся жаркою рудой.
Утонул я в горной речке,
Над которою овечки
Утонул я в горной речке,
Захлебнулся мутною водой.
Песню утреннюю пел.
Жизнелюбец, солнцеславец,
Смуглой радостью алел.
Песню утреннюю пел.
«Бесконечный мальчик, босоножка вечный…»
Бесконечный мальчик, босоножка вечный
Запада, востока, севера и юга!
И в краях далёких я встречаю друга
Не в тебе ли, мальчик, босоножка вечный,
Радости сердечной, шалости беспечной,
Неустанных смехов солнечная вьюга?
Бесконечный мальчик, босоножка вечный
Севера, востока, запада и юга!
«Прачка с длинною косою…»
Прачка с длинною косою,
Хочет быть царицей мира
И венчаться в блеске пира?
Прачка с длинною косою,
С бриллиантовой росою
Хороша ль тебе порфира?
Прачка с длинною косою,
Хочешь быть царицей мира?
«Провинциалочка восторженная…»
Провинциалочка восторженная,
Как ты, голубушка, мила!
Ты нежной розой расцвела
В немой глуши, душа восторженная,
И жизнь, такая замороженная,
Тебе несносно тяжела.
Провинциалочка восторженная,
Как ты, голубушка, мила!
«Плачьте, дочери земли!..»
Плачьте, дочери земли!
Плачьте горю Айседоры,
Отуманьте ваши взоры.
Плачьте, дочери земли, –
Счастья вы не сберегли
Той, кто нежно тешит взоры.
Плачьте горю Айседоры,
Плачьте, дочери земли!
«Вспомни слёзы Ниобеи…»
Вспомни слёзы Ниобеи, –
Что́ изведала она!
Айседоре суждена
Злая доля Ниобеи.
Налетели суховеи,
Жатва жизни сожжена.
Вспомни слёзы Ниобеи, –
Что́ изведала она!
«Поэт, привыкший к нищете…»
Поэт, привыкший к нищете,
Не расточитель и не скряга,
Он для себя не ищет блага,
Привыкший к горькой нищете,
Он верен сладостной мечте,
Поэт, привыкший к нищете,
Не расточитель и не скряга.
«Люди вежливы и кротки…»
Люди вежливы и кротки,
Но у всех рассудок туп,
В голове не мозг, а суп.
Да, и вежливы, и кротки,
Но найдите в околотке
Одного хоть, кто не глуп.
Что́ же в том, что люди кротки,
«Спозаранку две служанки…»
Спозаранку две служанки
Шли цветочки собирать
И веночки завивать.
На полянку две служанки
Принесли четыре банки, –
Незабудок накопать.
Спозаранку две служанки
Ходят цветики сбирать.
«Я ничего не знаю, какая радость есть…»
Я ничего не знаю, какая радость есть.
Я тихо умираю, одна среди людей.
Моя дорога к раю – по остриям гвоздей.
Я ничего не знаю, какая радость есть.
Я только ожидаю, придёт ли с неба весть,
Я только созерцаю небесных лебедей.
Я ничего не знаю, какая радость есть.
Я тихо умираю, одна среди людей.
«Цветными шелками по белому шёлку…»
Цветными шелками по белому шёлку я вышила милый и сложный узор
Карминных, шарлаховых, вишнёво-алых, пунцовых, златистых и палевых роз.
Что́ может быть краше, что́ слаще волнует в смарагдовой зелени брошенных роз!
По белому шёлку цветными шелками я вышила сложный и милый узор.
Пусть милый, далёкий, меня позабывший, хоть раз поглядел бы на этот узор.
О скорби моей и о слёзах пролитых ему рассказали б сплетения роз.
Цветными по белому шёлку шелками я вышила милый и хитрый узор
Пунцовых, шарлаховых, вишнёво-алых, карминных, златистых и кремовых роз.
«Твоя душа – немножко проститутка…»
Твоя душа – немножко проститутка.
И
