скрип ворот,

И благостные кооперативы.

Не говори: «Копейки да рубли!

Завязнуть в них душой – такая скука!»

Во мгле морей прекрасны корабли,

Но создаёт их строгая наука.

Молитвы и мечты живой сосуд,

Господень храм, чертог высокий Отчий,

Его внимательно расчислил зодчий.

Его сложил объединённый труд.

А что за песни спят еще в народе!

Какие силы нищета гнетёт!

Не презирай хозяйственных забот, –

Они ведут к восторгу и к свободе.

Не разрушай

Разрушать гнезда не надо.

Разгонять не надо стадо.

Бить, рубить, топтать и жечь, –

Это – злое вражье дело.

В ком заря любви зардела,

Тот стремится уберечь

Всё, что светлой жизни радо,

Всё, что слышит Божью речь.

Что живёт по слову Божью,

Не пятнай людскою ложью,

Дни свои трудам отдай.

Вопреки земным досадам

Сотвори цветущим садом

Голый остров Голодай.

Над смиренной русской рожью

Храм вселенский созидай.

Разрушения не надо.

Все мы, люди, Божье стадо,

Каждый сам себе хорош.

Кто нам, дерзкий, руки свяжет?

Кто уверенно нам скажет,

Что в нас правда, что в нас ложь?

В кущах созданного сада

Правду сам себе найдёшь.

Взлетающим

Хотя б вы нам и обещали

Завоевание луны,

Но всё ещё небес скрижали

Дня ваших крыл запрещены,

И всё ещё безумство радо

Ковать томительные сны

Над плитами земного ада

Под гулы тусклой глубины.

И всё ещё разумной твари

Века неволи суждены –

Томиться в длительном угаре

Всегда сжигаемой весны.

Додо

Бедная птица Додо!

Где ты построишь гнездо?

Было уютно в гнёздышке старом, –

Сгублена роща ярым пожаром.

Птенчиков огненный шквал

Горькой золой заметал.

Весело было в гнёздышке милом, –

Стала вся роща полем унылым.

Будет над рощей летать

И без конца тосковать

Бедная птичка! Только ль привычка –

Каждое утро писк-перекличка?

Плачет росою туман,

Сердце багряно от ран,

И под золою, пыль доедая,

Бегают искры, стая живая.

Бедная птица Додо!

Где же совьёшь ты гнездо?

Певице

О. Н. Бутомо-Названовой

О, если б в наши дни гоненья,

Во дни запёчатлённых слов

Мы не слыхали песнопенья

И мусикийских голосов, –

Как мы могли бы эту муку

Безумной жизни перенесть!

Но звону струн, но песен звуку

Ещё простор и воля есть.

О, вдохновенная певица,

Зажги огни и сладко пой,

Чтоб песня реяла, как птица,

Над очарованной толпой,

А я прославлю звук звенящий,

Огонь ланит, и гордый взор,

И песенный размах, манящий

На русский сладостный простор!

Я любила

«Я любила, я любила,

Потому и умерла!»

Как заспорить с любой милой,

Как сказать: «С ума сошла!»

«Мне покойно в белом гробе.

Хорошо, что здесь цветы.

Погребенья час не пробил,

И ещё со мною ты.

Всё минувшее бесследно.

Я – совсем уже не та.

Но не бойся любы бледной,

Поцелуй мои уста.

Были пламенны и алы,

Вот, – недвижны и бледны.

Милый, пей их нежный холод,

Снова тки, как прежде, сны.

Не хочу, чтоб скоро умер, –

Мне одной пускаться в путь,

Без тебя в прохладном доме

Хоть немного отдохнуть.

Я любила, я любила,

Оттого и умерла!»

Как заспорить с любой милой,

Как сказать: «С ума сошла!

Здесь не гроб, а только койка,

Не кладбище, жёлтый дом».

Вдруг запела: «Гайда, тройка!

Снег пушистый, мы вдвоём».

Иоанн Грозный

Сжигаемый пламенной страстью,

Мечтатель, творец и тиран,

Играя безмерною властью,

Царил на Руси Иоанн.

Он крепко слился поцелуем

С тобой, проливающей кровь,

Тобой он был пьяно волнуем,

О жизнь! О безумство-любовь!

Он смертных покоев не ведал,

Он знал только прелести мук

И жертвам терзаемым не дал

Отрады покойных разлук.

Чтоб мёртвых тревожить, синодик

Кровавая память вела,

Стремя его вечно к свободе,

К азийской несдержности зла.

А просто, – он был неврастеник,

Один из душевных больных.

В беспутной глуши деревенек

Таится немало таких.

Навеки тёмный

Кто-то, чёрный и покорный, кнопку повернул,

И хрусталь звенящим блеском встретил зыбкий гул.

Здесь когда-то, кто-то ясно пировал,

И когда-то, кто-то сердце заковал.

Лёгкая русалка заглянула к ним в окно, –

Кто-то вздрогнул и подумал: «Всё равно».

И отвёл глаза от заоконной темноты,

И смотрел, навеки тёмный, на вино и на цветы.

Астероид

В путях надмарсовых стремлюсь вкруг солнца я,

Земле неведомый и тёмный астероид.

Расплавленный металл – живая кровь моя,

  И плоть моя – трепещущий коллоид.

Приникнуть не могу к тебе, земной двойник,

Отвеян в пустоту дыханием Дракона.

Лишь издали гляжу на солнцев светлый лик,

  И недоступно мне земное лоно.

Завидую тебе: ты волен, слабый друг,

Менять свои пути, хотя и в малом круге,

А мой удел – чертить всё тот же вечный круг

  Всё в той же бесконечно-скучной вьюге.

Путь

Пернатая стрела

Для тебя, ликующего Феба,

Ясны начертанья звёздных рун.

Светлый бог! Ты знаешь тайны неба,

Движешь солнцы солнц и луны лун.

Что тебе вся жизнь и всё томленье

На одной из зыблемых земель!

Но и мне ты даришь вдохновенье.

Завиваешь Вакхов буйный хмель,

И мечтой нетленной озлатило

Пыльный прах на медленных путях

Солнце, лучезарное светило.

Искра ясная в твоих кудрях.

От тебя, стремительного бога,

Убегают, тая, силы зла,

И твоя горит во мне тревога.

Я – твоя пернатая стрела.

Мне ты, Феб, какую цель наметил,

Как мне знать, и как мне разгадать!

Но тобою быстрый лёт мой светел,

И не мне от страха трепетать.

Пронесусь над косными путями.

Прозвучу, как горняя свирель,

Просияю зоркими лучами,

И вонжусь в намеченную цель.

В неоглядную даль

  Спокойно и просто

Иду в неоглядную даль.

  У каждого моста

Ручейно проблещет печаль.

  Но верную сладость

Познал я в просторе дорог,

  Где умная радость

Таится в круженьи тревог.

  И если морока

Совьёт перелётную пыль,

  Я с властью пророка

Подъемлю дорожный костыль.

  Всю нечисть земную

Сберёт ли грохочущий гром,

  Врага зачарую

Моим кипарисным крестом.

На Волге

Плыву вдоль волжских берегов.

Гляжу в мечтаньях простодушных

На бронзу яркую лесов,

Осенней прихоти послушных.

И тихо шепчет мне мечта:

«Кончая век уже недолгий,

Приди в родимые места

И догорай над милой Волгой».

И улыбаюсь я, поэт,

Мечтам сложивший много песен,

Поэт, которому весь свет

Для песнопения стал тесен.

Скиталец вечный, ныне здесь,

А завтра там, опять бездомный,

Найду ли кров себе и весь,

Где положу мой посох скромный?

По пескам пустынь

Облака плывут и тают,

Небеса горят, сияют,

Растворяют облака.

Солнце к отдыху стремится.

Ясный свет его струится,

Безнадёжный, как тоска.

Тёмный странник, в край далёкий,

В край неведомых святынь,

Прохожу я, одинокий,

По пескам немых пустынь,

И за пыльными столбами

Напряжёнными глазами

Различаю ту страну,

Где я радостно усну.

Просёлок

Вьётся предо мною

Узенький просёлок.

Я бреду с клюкою.

Тяжек путь и долог.

Весь в пыли дорожной,

Я бреду сторонкой,

Слушая тревожно

Колокольчик звонкий.

Неглушимый далью,

Гул его несётся,

Жгучею печалью

В сердце отдаётся.

Воздух полон гула,

И дрожит дорога.

Ах, хоть бы уснула

Ты, моя тревога!

Другу неведомому

О, друг мой тайный,

Приди ко мне

В мечте случайной

И в тишине.

В мою пустыню

Сойди на миг,

Чтоб я святыню

Твою постиг.

В бездушном прахе

Моих путей,

В тоске да в страхе

Безумных дней,

В одежде пыльной

Сухой тропой

Иду бессильный,

Едва живой.

Но весь жестокий

Забуду путь,

Лишь ты, далёкий,

Со мной побудь,

Явись мне снова

В недолгом сне,

И только слово

Промолви мне.

Судьбе послушен

К утехам равнодушен,

В толпе смирен и тих,

Судьбе я всё послушен

В скитаниях моих,

И если ворон чёрный

Пророчит мне беду,

Предвестию покорный,

Я злым путём иду,

И если злобным взором

Весь день мой омрачён

Иль вражьим наговором

Мой след заворожён,

Не смею, не умею

Беду разворожить,

Весёлым быть не смею,

Не смею не тужить.

Дар лазоревых высот

Мне боги праведные дали,

Сойдя с лазоревых высот,

И утомительные дали,

И мёд укрепный дольных сот.

Когда в полях томленье спело,

На нивах жизни всхожий злак,

Мне песню медленную спело

Молчанье, сеющее мак.

Когда в цветы впивалось жало

Одной из медотворных пчёл,

Серпом горящим солнце жало

Созревшие колосья зол.

Когда же солнце засыпало

На ложе облачных углей,

Меня молчанье засыпало

Цветами росными полей,

И вкруг меня ограды стали,

Прозрачней чистого стекла,

Но твёрже закалённой стали,

И только ночь сквозь них текла,

Пьяна медлительными снами,

Колыша ароматный чад.

И ночь, и я, и вместе с нами

Мечтали рои вешних чад.

Шёпот ночи

Как незаметно подступила

Успокоительница-ночь!

Но где же все твои светила?

«Я тучею заворожила

Мои светила», – шепчет ночь.

Одна ты радоваться хочешь

Тому, что есть, вещунья-ночь.

О чём же тьмой ты мне пророчишь?

«Ещё ты много стрел отточишь,

Ликуй, но бойся», – шепчет ночь.

Зачем и чем меня тревожишь

Ты, предвещательница-ночь?

Судеб ты изменить не можешь.

«Ты сам томления умножишь,

Но не печалься», – шепчет ночь.

Ночным вещаньям чутко внемлю

И вопрошаю снова ночь:

«Какую радость я приемлю?» –

«Свой жезл вонзи в родную землю,

Вновь расцветёт он», – шепчет ночь.

Мне внятен твой утешный шёпот,

Тебе я верю, верю, ночь,

Но что же значит дальний топот?

«Иди спокойно. Что твой ропот?

Всё в Божьей воле», – шепчет ночь.

Ночная жалоба

Долго играла заря и смеялася,

Вся золотая, багровая, алая,

Ярым пожаром в реке отражалася, –

И побледнела, и никнет, усталая.

Чутко иду я тропинкой знакомою

Между кустами в долину глубокую,

И над рекою с тоскливой истомою

Жду я прекрасную, ночь звездоокую.

Там, где журчала под утлою лодкою

Речка, целуясь с прибрежными лозами,

Там я слюбился с красавицей кроткою,

Там я сдружился с весенними грёзами.

С неба спускается ночка желанная.

Всех усыпила, ревниво-стыдливая.

Всю её кроет одежда туманная.

Еле видна мне улыбка счастливая.

Тихо прильнула, осыпана ласками,

Круг очертила мечтами согласными,

Нежно играет прозрачными масками,

Кротко сверкает зарницами ясными.

Что же не молкнут тревоги сердечные?

Нет им забвения, нет утоления.

Жалобы вечные и бесконечные, –

Слушай же, ночь, заунывное пение.

Знаю, заплачешь полночными росами,

Знаю, уйду от тебя опечаленный,

Теми же злыми, больными вопросами

Весь отуманенный и опечаленный.

Игра лунная

Только мы вдвоём не спали,

Я и бледная луна.

Я был тёмен от печали,

А луна была ясна.

И луна, таясь, играя

Сказкой в зыблемой пыли,

Долго медлила у края

Тьмою дышащей земли.

Но, восторгом опьянённый,

Я взметнул мою луну

От земли, в неё влюблённой,

Высоко на крутизну.

Что порочно, что безгрешно,

Вместе всё луна сплела, –

Стала ночь моя утешна,

И печаль моя – светла.

Девочка Луна

Ты хочешь, девочка луна,

Скользящая в просторах неба

Отведать горнего вина

И нашего земного хлеба.

Одежды золотая сеть

Пожаром розовым одела

Так непривыкшее гореть

Твоё медлительное тело.

Вкусив таинственную смесь

Того, что в непонятном споре

Разделено навеки здесь,

Поёшь ты в благодатном хоре.

Твой голос внятен только мне,

И, опустив глаза, я внемлю,

Как ты ласкаешь в тишине

Мечтательною песней землю.

Челнок

В прозрачной тьме прохладный воздух дышит,

Вода кругом, но берег недалёк,

Вода челнок едва-едва колышет,

И тихо зыблет лёгкий поплавок.

Я – тот, кто рыбу ночью тихо удит

На озере, обласканном луной.

Мне дрозд поёт. С чего распелся? Будит

Его луна? Иль кто-нибудь Иной?

Смотрю вокруг. Как весело! Как ясно!

И берег, и вода, – луне и мне

Всё улыбается и всё прекрасно.

Да уж и мне не спеть ли в тишине?

Звёздам

В небе звёзды ярко блещут,

Дали светом осиянны.

Мысль моя летит с тоскою

В те неведомые страны,

Где сияют эти звёзды,

Где толпы миров кружатся,

И напрасные вопросы

На душе моей родятся:

Есть ли там такие ж люди?

Правят так же ль ими страсти?

Так же ль дики там и злобны

Бед бессмысленных напасти?

Озеро

Спокойно озеро, широко,

Как чаша полная водой,

Зарёй подернуто с востока,

Хранит пленительный покой.

Одета дымкой розоватой,

Не шелохнётся осока́,

Туманом скрыта, словно ватой,

Вдаль убежавшая река.

Прилив бодрящей, свежей сырости

Отрадно душу веселит:

Казалось, где б тревоге вырасти, –

А всё ж она томит,

Томит отравой сладко-горькой

Слезами кроет даль,

И я, любуясь алой зорькой,

Сам не пойму, о чём печаль?

Хочу ль сказать я солнцу: «Брызни

В туман потоками лучей,

И жарким веянием жизни

Тишь приумолкшую обвей»?

Иль жалко мне, что обаяние

Прохлады утренней сбежит

И солнца гордого сияние

Опять мне очи утомит?

Ариадна («Где ты, моя Ариадна?..»)

Где ты, моя Ариадна?

Где твой волшебный клубок?

Я в Лабиринте блуждаю,

Я без тебя изнемог.

Светоч мой гаснет, слабея,

Полон тревоги, стою,

И призываю на помощь

Мудрость и силу твою.

Много дорог здесь, но света

Нет и не видно пути.

Страшно и трудно в пустыне

Мраку навстречу идти.

Жертв преждевременных тени

Передо мною стоят.

Страшно зияют их раны,

Мрачно их очи горят.

Голос чудовища слышен

И заглушает их стон.

Мрака, безумного мрака

Требует радостно он.

Где ж ты, моя Ариадна?

Где путеводная нить?

Только она мне поможет

Дверь Лабиринта открыть.

Две вьюги

Две пламенные вьюги

В безумстве бытия,

То были две подруги,

Любовь и смерть моя.

Они кружились обе,

Огонь и дым вия,

В неистощимой злобе

Все правды затая.

Венцы на них сияли.

В одном венце змея

Оранжевой эмали

Вилась, в другом – струя.

Череда

По тощим нивам бытия

  Влачатся две жены, –

    Смерть впереди,

    Жизнь позади.

Из них одна лишь смерть вольна,

  А жизнь идёт рабой

    За нею вслед, –

    Ей воли нет.

И смерть могучею рукой

  Ломает всё и мнёт, –

    Что бросит смерть,

    То жизнь берёт.

Тишина

Земным не прельщайся,

Земные надежды губи,

От жизни отвращайся,

И смерть возлюби.

Не обманет она,

В ней