Скачать:TXTPDF
Собрание стихотворений. Том 7. Изборник. Рукописные книги

Собрание стихотворений. Том 7. Изборник. Рукописные книги. Фёдор Сологуб

Изборник

Предисловие

Рожденный не в первый раз и уже не первый завершая круг внешних преображений, я спокойно и просто открываю мою душу. Открываю, – хочу, чтобы интимное стало всемирным.

Тёмная земная душа человека пламенеет сладкими и горькими восторгами, истончается и восходит по нескончаемой лестнице совершенств в обители навеки недостижимые и вовеки вожделенные.

Жаждет чуда, – и чудо дастся ей.

И разве земная жизнь, – Моя жизнь, – не чудо? Жизнь, такая раздробленная, такая разъединённая и такая единая.

«Ибо всё и во всём – Я, и только Я, и нет иного, и не было и не будет».

«Вещи есть у меня, но ты – не вещь Моя; ты и Я – одно».

«Приди ко Мне, люби Меня».

«Я был один в моём раю…»

Я был один в моём раю,

И кто-то звал меня Адамом.

Цветы хвалили плоть мою

Первоначальным фимиамом.

И первозданное зверьё,

Теснясь вокруг меня, на тело

Ещё невинное моё

С любовью дикою глядело.

У ног моих журчал ручей,

Спеша лобзать стопы нагие,

И отражения очей

Мне улыбалися, благие.

Когда ступени горных плит

Роса вечерняя кропила,

Ко мне волшебница Лилит

Стезёй лазурной приходила.

И вся она была легка,

Как тихий сон, – как сон безгрешна,

И речь её была сладка,

Как нежный смех, – как смех утешна.

И не желать бы мне иной!

Но я под сенью злого древа

Заснул… проснулся, – предо мной

Стояла и смеялась Ева…

Когда померк лазурный день,

Когда заря к морям склонилась,

Моя Лилит прошла как тень,

Прошла, ушла, – навеки скрылась.

«Мы поклонялися Владыкам…»

Мы поклонялися Владыкам

И в блеске дня и в тьме божниц,

И перед каждым грозным ликом

Мы робко повергались ниц.

Владыки гневные грозили,

И расточали гром и зло,

Порой же милость возносили

Так величаво и светло.

Но их неправедная милость,

Как их карающая месть,

Могли к престолам лишь унылость,

Тоской венчанную, возвесть.

Мерцал венец её жемчужный,

Но свет его был тусклый блеск,

И вся она была – ненужный

И непонятный арабеск.

Владык встречая льстивым кликом, –

И клик наш соткан был из тьмы, –

В смятеньи тёмном и великом

Чертог её ковали мы.

Свивались пламенные лица,

Клубилась огненная мгла,

И только тихая Денница

Не поражала и не жгла.

Пилигрим

В одежде пыльной пилигрима,

Обет свершая, он идёт,

Босой, больной, неутомимо,

То шаг назад, то два вперёд, –

И, чередуясь мерно, дали

Встают всё новые пред ним,

Неистощимы, как печали, –

И всё далек Ерусалим…

В путях томительной печали,

Стремится вечно род людской

В недосягаемые дали,

К какой-то цели роковой.

И создаёт неутомимо

Судьба преграды перед ним,

И всё далек от пилигрима

Его святой Ерусалим.

«На Ойле далёкой и прекрасной…»

На Ойле далёкой и прекрасной

Вся любовь и вся душа моя.

На Ойле далёкой и прекрасной

Песней сладкогласной и согласной

Славит всё блаженство бытия.

Там, в сияньи ясного Маира,

Всё цветёт, всё радостно поёт.

Там, в сияньи ясного Маира,

В колыханьи светлого эфира,

Мир иной таинственно живёт.

Тихий берег синего Лигоя

Весь в цветах нездешней красоты.

Тихий берег синего Лигоя –

Вечный мир блаженства и покоя,

Вечный мир свершившейся мечты.

«Звезда Маир сияет надо мною…»

Звезда Маир сияет надо мною,

    Звезда Маир,

И озарён прекрасною звездою

    Далёкий мир.

Земля Ойле плывёт в волнах эфира,

    Земля Ойле,

И ясен свет блистающий Маира

    На той земле.

Река Лигой в стране любви и мира,

    Река Лигой

Колеблет тихо ясный лик Маира

    Своей волной.

Бряцанье лир, цветов благоуханье,

    Бряцанье лир

И песни жён слились в одно дыханье,

    Хваля Маир.

«Всё, чего нам здесь недоставало…»

   Всё, чего нам здесь недоставало,

Всё, о чём тужила грешная земля,

   Расцвело на вас и засияло,

О, Лигойские блаженные поля.

   Этот мир вражда заполонила,

Этот бедный мир в унынье погружён,

   Нам отрадна тихая могила,

И, подобный смерти, долгий, тёмный сон.

   Но Лигой струится и трепещет

И благоухают чудные цветы,

   И Маир безгрешный тихо блещет

Над блаженным краем вечной красоты.

«Когда звенят согласные напевы…»

Когда звенят согласные напевы

Ойлейских дев,

И в пляске медленной кружатся девы

Под свой напев, –

Преодолев несносные преграды,

И смерти рад,

Вперяю я внимательные взгляды

В их светлый град.

Отрад святых насытясь дуновеньем,

С тебя, Ойле,

Стремлюсь опять, окованный забвеньем,

К моей земле.

Во мгле земли свершаю превращенья.

Покорен я, –

И дней медлительных влачатся звенья,

О, жизнь моя!

«Блаженный лик Маира…»

Блаженный лик Маира

Склоняется к Ойле.

Звенит призывно лира, –

И вот начало пира

В вечерней полумгле.

По мраморной дороге,

Прекрасны, словно боги,

Они выходят в сад.

У старших наги ноги

И радостен наряд,

А те, что помоложе,

Совсем обнажены,

Загар на тонкой коже,

И все они похожи

На вестников весны.

«В недосягаемом чертоге…»

В недосягаемом чертоге

Жила Царица красоты,

И с нею были только боги

И легкокрылые мечты.

Озарена святым блаженством,

И безмятежна, и ясна,

Невозмутимым совершенством

Сияла радостно она.

Легко сотканные одежды

Едва касались нежных плеч.

Отрадным веяньем надежды

Приветная звучала речь,

И только лёгкие мечтанья

К ней возносились от земли,

А люди, бренные созданья,

Её достигнуть не могли.

Катилось кроткое светило

Над тихим плеском горних рек,

Дневное ж солнце не всходило

Над миром радостным вовек.

Но злой Дракон, кующий стрелы,

Свою и здесь насытил злость.

Однажды в дивные пределы

Вступил нежданный, странный гость.

Смотрел он дико и сурово,

Одежда вся была в пыли.

Он произнёс земное слово,

Повеял запахом земли,

И пред Царицею смущённой,

Охвачен вихрем злых тревог,

Мольбами страсти исступлённой

Он огласил её чертог.

Смутились радостные боги,

Померкли светлые мечты,

Всё стало призрачно в чертоге

Царицы дивной красоты, –

И в тяжкой муке отвращенья

Вкусила смерть Царица грёз,

И Змей в безумстве злого мщенья

Свой лик пылающий вознёс.

Медный змий

Возроптали иудеи:

«Труден путь наш, долгий путь.

Пресмыкаясь, точно змеи,

Мы не смеем отдохнуть».

В стан усталых иудеев

Из неведомой земли

Вереницы мудрых змеев

Утром медленно ползли.

Подымался к небу ропот:

«Нет надежд и нет дорог!

Или нам наш долгий опыт

Недостаточно был строг?»

Рано утром, в час восхода,

Голодна, тоща и зла,

В стан роптавшего народа

Рать змеиная ползла.

И, раздор меж братьев сея,

Говорил крамольник злой:

«Мы отвергнем Моисея,

Мы воротимся домой».

Чешуёй светло-зелёной

Шелестя в сухой пыли,

По равнине опалённой

Змеи медленно ползли.

«Здесь в пустыне этой пыльной

Мы исчахнем и умрём.

О, вернёмся в край обильный,

Под хранительный ярём».

Вдруг, ужаленный змеёю,

Воин пал сторожевой, –

И сбегаются толпою

На его предсмертный вой.

И, скользя между ногами

Старцев, жён, детей и дев,

Змеи блещут чешуями,

Раззевают хищный зев,

И вонзают жала с ядом

В обнажённые стопы

Их враждебно-вещим взглядом

Очарованной толпы.

Умирали иудеи, –

И раскаялись они.

«Моисей, нас жалят змеи! –

Возопил народ. – Взгляни:

Это – кара за роптанье.

Умоли за нас Творца,

Чтоб Господне наказанье

Не свершилось до конца».

И, по слову Моисея,

Был из меди скован змей,

И к столбу прибили змея

Остриями трёх гвоздей.

Истощили яд свой гости

И, шурша в сухой пыли,

Обессиленные злости

В логовища унесли.

Перед медным изваяньем

Преклоняется народ,

И смиренным покаяньем

Милость Божию зовёт.

«Насытив очи наготою…»

Насытив очи наготою

Эфирных и бесстрастных тел,

Земною страстной красотою

Я воплотиться захотел.

Тогда мне дали имя Фрины,

И в обаяньи нежных сил

Я восхитил мои Афины

И тело в волны погрузил.

Невинность гимны мне слагала,

Порок стыдился наготы,

И напоил он ядом жало

В пыли ползущей клеветы.

Мне казнь жестокая грозила,

Меня злословила молва,

Но злость в победу превратила

Живая сила божества.

Когда отравленное слово

В меня метал мой грозный враг,

Узрел внезапно без покрова

Мою красу ареопаг.

Затмилось злобное гоненье,

Хула свиваясь умерла,

И было – старцев поклоненье,

Восторг бесстрастный и хвала.

«Заря-заряница…»

  Заря-заряница

  Красная девица,

  Мать Пресвятая Богородица!

По всей земле ходила,

Все грады посещала, –

В одно село пришла,

Все рученьки оббила,

Под окнами стучала,

Приюта не нашла, –

  Заря-заряница

  Красная девица,

  Мать Пресвятая Богородица!

Её от окон гнали,

Толкали и корили,

Бранили и кляли,

И бабы ей кричали:

«Когда б мы всех кормили,

Так что б мы сберегли?»

  Заря-заряница

  Красная девица,

  Мать Пресвятая Богородица!

Огонь небесный жарок.

Высок, далёк, да зорок

Илья, святой пророк.

Он встал, могуч и ярок,

И грозных молний сорок

Связал в один клубок.

  Заря-заряница

  Красная девица,

  Мать Пресвятая Богородица!

По облачной дороге,

На огненной телеге,

С зарницей на дуге,

Помчался он в тревоге, –

У коней в бурном беге

По грому на ноге.

  Заря-заряница

  Красная девица,

  Мать Пресвятая Богородица!

И вихри закружились,

И дубы зашатались,

И молнии зажглись,

И громы разразились, –

И люди испугались,

Молиться принялись:

  «Заря-заряница

  Красная девица,

  Мать Пресвятая Богородица

Напрасные рыданья,

Напрасные моленья, –

Гневлив пророк Илья.

Не будет состраданья

Для грешного селенья, –

Конец его житья!

  Заря-заряница

  Красная девица,

  Мать Пресвятая Богородица!

Детей людских жалея,

Сказала Пресвятая:

«Уймись, пророк Илья.

Грешат, не разумея,

Грешат, не понимая,

Но всем простила я».

  Заря-заряница

  Красная девица,

  Мать Пресвятая Богородица!

Перед Ильёю стала,

Словами не смирила,

Да с плеч своих сняла

Святое покрывало,

И всё село покрыла,

И всех людей спасла, –

  Заря-заряница

  Красная девица,

  Мать Пресвятая Богородица!

«Нерон сказал богам державным…»

Нерон сказал богам державным:

«Мы торжествуем и царим!»

И под ярмом его бесславным

Клонился долго гордый Рим.

Таил я замысел кровавый.

Час исполнения настал, –

И отточил я мой лукавый,

Мой беспощадно-злой кинжал.

В сияньи цесарского трона,

Под диадемой золотой,

Я видел тусклый лик Нерона,

Я встретил взор его пустой.

Кинжал в руке моей сжимая,

Я не был робок, не был слаб, –

Но ликовала воля злая,

Меня схватил Неронов раб.

Смолою облит, на потеху

Безумных буду я сожжён.

Внимай бессмысленному смеху

И веселися, злой Нерон!

Нюренбергский палач

Кто знает, сколько скуки

В искусстве палача!

Не брать бы вовсе в руки

Тяжёлого меча.

И я учился в школе

В стенах монастыря,

От мудрости и боли

Томительно горя.

Но путь науки строгой

Я в юности отверг,

И вольною дорогой

Пришёл я в Нюренберг.

На площади казнили:

У чьих-то смуглых плеч

В багряно-мглистой пыли

Сверкнул широкий меч.

Меня прельстила алость

Казнящего меча

И томная усталость

Седого палача.

Пришел к нему, учился

Владеть его мечом,

И в дочь его влюбился,

И стал я палачом.

Народною боязнью

Лишённый вольных встреч,

Один пред каждой казнью

Точу мой тёмный меч.

Один взойду на помост

Росистым утром я,

Пока спокоен дома

   Строгий судия.

Свяжу верёвкой руки

У жертвы палача.

О, сколько тусклой скуки

В сверкании меча!

Удар меча обрушу,

И хрустнут позвонки,

И кто-то бросит душу

В размах моей руки.

И хлынет ток багряный,

И, тяжкий труп влача,

Возникнет кто-то рдяный

И тёмный у меча.

Нe опуская взора,

Пойду неспешно прочь

От скучного позора

В мою дневную ночь.

Сурово хмуря брови,

В окошко постучу,

И дома жажда крови

Приникнет к палачу.

Мой сын покорно ляжет

На узкую скамью.

Опять верёвка свяжет

   Тоску мою.

Стенания и слезы, –

Палачвезде палач.

О, скучный плеск берёзы!

О, скучный детский плач!

Кто знает, сколько скуки

В искусстве палача!

Не брать бы вовсе в руки

Тяжёлого меча!

Время битвы

Наше злое времявремя лютой битвы.

Прочь кимвал и лиру! Гимнов не просите,

Золотые струны на псалтири рвите!

Ненавистны песни, не к чему молитвы.

О щиты мечами гулко ударяя,

Дружно повторяйте клич суровой чести,

Клич, в котором слышен голос кровной мести,

Клич, в котором дышит сила огневая.

Песни будут спеты только после боя,

В лагере победы, – там огни зажгутся,

Там с гремящей лиры звуки понесутся,

Там польётся песня в похвалу героя.

Над телами ж мёртвых, ночью после сечи,

Будет петь да плакать только ветер буйный

И, плеща волною речки тихоструйной,

Поведёт с лозою жалобные речи.

«Струясь вдоль нивы, мёртвая вода…»

Струясь вдоль нивы, мёртвая вода

Звала меня к последнему забытью.

Я пас тогда ослиные стада,

И похвалялся их тяжёлой прытью.

Порой я сам, вскочивши на осла,

Трусил рысцой, не обгоняя стада,

И робко ждал, чтоб ночь моя сошла

И на поля повеяла прохлада.

Сырой песок покорно был готов

Отпечатлеть ослиные копыта,

И мёртвый ключ у плоских берегов

Журчал о том, что вечной мглой закрыто.

«Высока луна Господня…»

Высока луна Господня.

  Тяжко мне.

Истомилась я сегодня

  В тишине.

Ни одна вокруг не лает

  Из подруг.

Скучно, страшно замирает

  Всё вокруг.

В ясных улицах так пусто,

  Так мертво.

Не слыхать шагов, ни хруста,

  Ничего.

Землю нюхая в тревоге,

  Жду я бед.

Слабо пахнет по дороге

  Чей-то след.

Никого нигде не будит

  Быстрый шаг.

Жданный путник, кто ж он будет, –

  Друг иль враг?

Под холодною луною

  Я одна.

Нет, невмочь мне, – я завою

  У окна.

Высока луна Господня,

  Высока.

Грусть томит меня сегодня

  И тоска.

Просыпайтесь, нарушайте

  Тишину.

Сестры, сестры! войте, лайте

  На луну!

«Беден дом мой пасмурный…»

Беден дом мой пасмурный

Нажитым добром,

Не блестит алмазами,

Не звенит сребром,

Но зато в нём сладостно

Плакать о былом.

За моё убожество

Милый дар мне дан

Облекать все горести

В радужный туман

И целить напевами

Боль душевных ран.

Жизнь влача печальную,

Вовсе не тужу.

У окошка вечером

Тихо посижу,

Проходящим девушкам

Сказку расскажу.

Под окном поставил я

Длинную скамью.

Там присядут странницы, –

Песню им спою,

Золото звенящее

В души их пролью.

Только чаще серая

Провлечётся пыль,

И в окно раскрытое

На резной костыль

Тихо осыпается, –

Изжитая быль.

«Степь моя!..»

Степь моя!

Ширь моя!

Если отрок я,

Раскрываю я

Жёлтенький цветок,

Зажигаю я

Жёлтенький, весёленький, золотой огонек.

Ты цветков моих

Скачать:TXTPDF

Том 7. Стихотворения Сологуб читать, Том 7. Стихотворения Сологуб читать бесплатно, Том 7. Стихотворения Сологуб читать онлайн