кровью из ран.
В чертогах небесных отрада, –
Меня бы спросили,
Хочу ли от вас я венца!
Но вашей покорен я силе,
Вы тайно меня победили,
И к вам я иду до конца.
А есть и короче,
Лишь только в безмолвии ночи
Мгновенною молнией в очи
Его отвергаю,
Я вам покориться хочу.
Живу и страдаю, и знаю,
Что ваши пути открываю,
Иду и молчу.
Но не могу склонить колен.
Ликует Бог в надзвёздном граде,
С иконы тёмной безучастно
Глаза суровые глядят.
Открыт молитвенник напрасно:
Молитвы древние молчат, –
И пожелтелые страницы,
Заветы строгие храня,
Как безнадёжные гробницы,
Уже не смотрят на меня.
«В амфоре, ярко расцвечённой…»
В амфоре, ярко расцвечённой,
Неровен путь неосвещённый,
А в небесах уже темно, –
И напряжёнными глазами
Он зорко смотрит в полутьму,
Не пролилось на грудь ему.
Так я несу моих страданий
Давно наполненный фиал.
В нём лютый яд воспоминаний,
Таясь коварно, задремал.
Иду окольными путями
С сосудом зла, чтоб кто-нибудь
Неосторожными руками
Его не пролил мне на грудь.
И мудрым,
И ко всему равнодушным,
С каменеющим сердцем
И с презрительным взором,
Злая,
Открыла мне мой жребий:
Жить лишь только после смерти
Бестелесною тенью,
Лёгким звуком,
Пыльною радостью
Чудака книгочия…
А все же нагое тело
Меня волнует,
Как в юные годы.
Я люблю руки,
И ноги,
И упругую кожу,
И всё, что можно
И если ты, милая,
Капризная, но вовсе не злая,
Хочешь моего ясного взгляда,
Моей светлой улыбки,
Моего лёгкого прикосновения, –
А что же больше я могу
Мне ненавистно
Твоё нарядное платье
Скрипучего шелка
С жёлтыми кружевами,
И ароматный дар старого Пино,
И даже твои сквозные
Рукавички
С глупым и смешным названьем.
«Короткая радость сгорела…»
Короткая радость сгорела,
И снова я грустен и нищ,
И снова блуждаю без дела
У чуждых и тёмных жилищ.
Я пыл вдохновенья ночного
Больною душой ощущал,
Виденья из мира иного
Я светлым восторгом встречал.
Но краткая радость сгорела,
Опять я скитаюсь без дела
По жёсткой его мостовой.
«Давно мне голос твой невнятен…»
Давно мне голос твой невнятен,
И я навеки одинок?
И был ли ты в моей пустыне,
Иль призрак лживый, мой же сон,
В укор неправедной гордыне
Врагом безликим вознесён?
Кто б ни был ты, явись мне снова,
Затми томительные дни,
И мрак безумия земного
Хоть перед смертью осени.
«Всё хочет петь и славить Бога…»
Всё хочет петь и славить Бога, –
И ветром зыблемая пыль.
И песню их из века в век
В иных созвучьях слышит снова
И повторяет человек.
«В овраге, за тою вон рощей…»
В овраге, за тою вон рощей,
Я оставила с ним двух кукол, –
Они его сон сторожат.
Я боюсь, что он очень ушибся,
Я его разбудить не могла.
Я так устала, что охотно
Вместе бы с ними легла.
Ночевали одни на пути.
«Я напрасно хочу не любить…»
Я напрасно хочу не любить, –
И, природе покорствуя страстной,
Не могу не любить,
Не томиться мечтою напрасной.
Чуть могу любоваться тобой,
И сказать тебе слова не смею,
Но расстаться с тобой
Не хочу, не могу, не умею.
А настанут жестокие дни,
Ты уйдёшь от меня без возврата,
О, зачем же вы, дни!
За утратой иная утрата.
У тропы тележной
Вырос в месте незнакомом.
Ты, мой друг, простился с домом,
Ты ушёл далеча, –
Суждена ль нам встреча?
Над немой пустыней
Вырос в месте незнакомом.
Ты, мой друг, расстался с домом,
От тебя хоть слово
Я услышу ль снова?
«Отвори свою дверь…»
Отвори свою дверь,
И ограду кругом обойди.
Неспокойно теперь, –
Не ложись, не засни, подожди.
И тебя позовёт кто-нибудь.
Поспешишь ли помочь?
И пойдёшь ли в неведомый путь?
Ты подумай: во тьме, за стеной
Станет кто-нибудь звать,
Выходи к воротам
Хоть бы сгинул ты сам,
Но того, кто взывает, спаси.
«В поле не видно ни зги…»
В поле не видно ни зги.
Кто-то зовёт: «Помоги!»
Что я могу?
Сам я и беден, и мал,
Сам я смертельно устал,
Как помогу?
Кто-то зовёт в тишине:
«Брат мой, приблизься ко мне!
Легче вдвоём.
Если не сможем идти,
Вместе умрём на пути,
Вместе умрём!»
«Я лицо укрыл бы в маске…»
Я лицо укрыл бы в маске,
Нахлобучил бы колпак,
И в бесстыдно-дикой пляске
Позабыл бы кое-как
Роковых сомнений стаю
И укоры без конца, –
Все, пред чем не поднимаю
Незакрытого лица.
Высоко над головой,
Я помчался б, приседая,
Дробь ногами выбивая,
Пред хохочущей толпой.
Вкруг литого, золотого,
Недоступного тельца,
Отгоняя духа злого,
Что казнит меня сурово
Скудной краскою лица.
Что ж меня остановило?
Или это вражья сила
Сокрушила бубен мой?
Отчего я с буйным криком
И в безумии великом
Пал на камни головой?
«Скучная лампа моя зажжена…»
Скучная лампа моя зажжена,
Снова глаза мои мучит она.
Господи, если я раб,
Если я беден и слаб,
Если мне вечно за этим стоном
Скучным и скудным томиться трудом,
Дай мне в одну только ночь
Слабость мою превозмочь
И в совершенном созданьи одном
Чистым навеки зажечься огнем.
«Над безумием шумной столицы…»
Над безумием шумной столицы
В тёмном небе сияла луна,
И далёких светил вереницы,
Как виденья прекрасного сна.
Но толпа проходила беспечно,
И на звёзды никто не глядел,
И союз их, вещающий вечно,
Безответно и праздно горел.
Подымал к ним глаза от земли,
Но спасти от погибели чёрной
Их вещанья его не могли.
«Постройте чертог у потока…»
Постройте чертог у потока
В таинственно-тихом лесу,
Гонцов разошлите далёко,
Сберите живую красу, –
Детей беспокровных,
Голодных детей
Ведите в защиту дубровных
Широких ветвей.
Проворные детские ноги
В зелёном лесу побегут
И в нём молодые дороги
Себе обретут,
Возделают детские руки
Эдем, для работы сплетясь, –
И зой их весёлые звуки
Окличет, в кустах притаясь.
«Целуйте руки…»
Целуйте руки
У нежных дев,
На них надев.
Целуйте плечи
У милых жён, –
Покой блаженной встречи
Им возведён.
Целуйте ноги
У матерей, –
Над ними бич тревоги
За их детей.
«Ты в стране недостижимой…»
Ты в стране недостижимой, –
Я в больной долине снов.
Слышу звук твоих шагов.
Содрогаясь, внемлю речи,
Вижу блеск твоих очей, –
Бледный призрак дивной встречи,
Привидение речей.
Расторгают эвмениды
Между нами все пути.
Я изгнанник, – все обиды
Жизнью скучной и нелепой
И о тайном ворожить.
«Я верю в творящего Бога…»
Я верю в творящего Бога,
В святые заветы небес,
И верю, что явлено много
Безумному миру чудес.
И первое чудо на свете,
Блаженно-невинные дети,
«Забыв о родине своей…»
Забыв о родине своей,
Мы торжествуем новоселье, –
Какое буйное веселье!
Какое пиршество страстей!
Но всё проходит, гаснут страсти,
Скучна весёлость наконец;
Седин серебряный венец
Носить иль снять не в нашей власти.
Всё чаще станем повторять
Судьбе и жизни укоризны.
И тихий мир своей отчизны
Нам всё отрадней вспоминать.
«Всё почивающее свято…»
Всё почивающее свято,
В смятеньи жизни – зло и грех.
Надеждой лживою утех.
Её соблазны были многи,
И утомленья без числа.
В великолепные чертоги
Она мечты мои звала,
И на жестокие дороги
Меня коварно увлекла.
Но близость кроткой смерти чуя,
Уснули гордые мечты.
Я жду смиренно, не тоскуя,
Благой и вещей темноты.
С собой я жизни принесу
Успокоения святого
Невозмутимую красу.
«Наслаждаяся любовью, лобызая милый лик…»
Наслаждаяся любовью, лобызая милый лик,
Я услышал над собою, и узнал зловещий клик.
И приникши к изголовью, обагрённый жаркой кровью,
Мой двойник, сверкая взором, издевался над любовью,
Засверкала сталь кинжала, и кинжал вонзился в грудь,
И она легла спокойно, а двойник сказал: «Забудь.
Надо быть как злое жало, жало светлого кинжала,
Что вонзилось прямо в сердце, но любя не угрожало».
«Изнемогающая вялость…»
Изнемогающая вялость,
В долинах – бледная усталость,
На небе – злые облака.
Не видно счастья голубого, –
Его затмили злые сны.
Лучи светила золотого
Седой тоской поглощены.
«В паденьи дня к закату своему…»
В паденьи дня к закату своему
Не ты ли призывал покой и тьму,
Изнемогая в ярком зное?
Не ты ль хулил неистовство лучей
Владыки пламенного, Змия,
И прославлял блаженный мир ночей
И звёзды ясные, благие?
И вот сбылось, – пылающий поник,
И далеко упали тени.
Восходит, полон сладкой лени.
И он зовёт к безгласной тишине,
И лишь затем он смотрит в очи,
Чтобы внушить мечту о долгом сне,
О долгой, – бесконечной, – ночи.
Мы мертвы, давно мертвы.
Смерть шатается на свете
И махает, словно плетью,
Уплетённой туго сетью
Возле каждой головы.
Хоть и даст она отсрочку –
Год, неделю или ночь,
Но поставит всё же точку,
И укатит в чёрной тачке,
Сотрясая в дикой скачке,
Из земного мира прочь.
Торопись дышать сильнее,
Задыхайся, цепенея,
Леденея перед нею.
Срок пройдёт, – подставишь шею, –
«В тебя, безмолвную, ночную…»
В тебя, безмолвную, ночную,
Всё так же верно я влюблён,
И никогда не торжествую,
И жизнь моя – полдневный сон.
Давно не ведавшие встречи,
Ты – вечно там, я – снова здесь,
Мы устремляем взор далече,
В одну мечтательную весь.
Мы не боимся, не спешим.
Как легкий и прозрачный дым.
Над этим лучезарным морем,
Где воздух сладок и согрет,
Устами дружными повторим
И как ни смейся надо мною
Жестокий, полуденный сон, –
Я роковою тишиною
Твоих очей заворожён.
Чёртовы качели
В тени косматой ели,
Над шумною рекой
Мохнатою рукой.
Качает и смеётся,
Доска скрипит и гнётся,
О сук тяжёлый трётся
Снуёт с протяжным скрипом
Шатучая доска,
И чёрт хохочет с хрипом,
Хватаясь за бока.
Держусь, томлюсь, качаюсь,
Хватаюсь и мотаюсь,
И отвести стараюсь
Над верхом тёмной ели
Хохочет голубой:
«Попался на качели,
Качайся, чёрт с тобой».
В тени косматой ели
Визжат, кружась гурьбой:
«Попался на качели,
Качайся, чёрт с тобой».
Я знаю, чёрт не бросит
Стремительной доски,
Пока меня не скосит
Грозящий взмах руки,
Пока не перетрётся,
Крутяся, конопля,
Пока не подвернётся
Ко мне моя земля.
Взлечу я выше ели,
И лбом о землю трах.
Всё выше, выше… ах!
«Венком из руты увенчали…»
Венком из руты увенчали
Меня суровые печали, –
И охладела мысль моя,
В душе смирилася тревога,
Сужу отчётливо и строго,
Моей неправды не тая.
Не поклоняюсь я иному,
Ни богу доброму, ни злому,
Но и не спорю тщетно с ним:
Творцу ль сердиться на созданья?
Огню ль в минуту угасанья
В грехах и в злобе закоснело,
И смерть бесстрастно я прославлю,
И так же всё легко поправлю,
Как создал всё из ничего.
Оставлены латы и меч, –
Один он идёт в подземелье,
Лампады не хочет зажечь.
И дверь заскрипела протяжно, –
В неё не входили давно.
За дверью и тёмно, и влажно,
Высоко и узко окно.
Глаза привыкают во мраке, –
И вот выступают сквозь мглу
Какие-то странные знаки
На сводах, стенах и полу.
Он долго глядит на сплетенье
Непонятых знаков, и ждёт,
Что взорам его просветленье
Всезрящая смерть принесёт.
Простая песенка
Под остриями
Вражеских пик
Маленький мой,
Ты не вернёшься,
Ты не вернёшься домой.
Били, стреляли, –
Ты не бежал,
Ты на дороге,
Ты на дороге лежал.
Конь офицера
Вражеских сил
Прямо на сердце,
Прямо на сердце ступил.
Маленький мой,
Ты не вернёшься,
Ты не вернёшься домой.
«Вести об отчизне…»
Вести об отчизне
Верьте иль не верьте, –
Если розы красны,
То купавы бледны.
Небеса бесстрастны,
Мы же, люди, бедны.
Истина предстанет
Здешнее обманет, –
В смерти нет обмана.
Но где, найду ли я?
Блуждает песня странная,
Безумная моя.
Дорогой незнакомою,
Среди немых болот
С
