забора,
На улице глухой
Цветет в исходе мая,
Красою не прельщая,
В скитаниях ненужных,
С страданиях недужных,
На скудной почве зол,
Вне светлых впечатлений
Безрадостный мой гений
Томительно расцвел.
26 мая 1895
«Истомил меня пасмурный день…»
Извела одинокая скука.
Повторений томящих порука.
Впечатлений навязчивых сеть…
Разорвать бы постылые петли!
Не молитвой ли сердце погреть?
О весёлых надеждах не спеть ли?
Но молитвы забыты давно,
И наскучили песни былые,
Да и думы — такие всё злые!
19 ноября 1894, 5 октября 1895
«Воздвигнет мне царство…»
Воздвигнет мне царство
Живая мечта, —
Там с радостью мука
Чудесно слита.
Нагой красотою
Украшу мой двор.
Пажей наготою
Насыщу мой взор.
И дев обнаженных
Светла красота,
И радостна сердцу
Моя нагота.
Веселые пляски
И всем мое ложе
Доступно равно.
Когда же устану
Неловких велю я
И сечь прикажу я,
Пажей обнаженных
И трепетных дев.
И слаще свирели
Обрадует крик,
Пронзителен, звонок,
Нестроен и дик.
Но, так же, как радость,
И муки любя,
Мучительно высечь
Велю и себя.
Мне радостна будет
Жестокая боль, —
Скрещенье жестоких,
Разнузданных воль.
6 декабря 1895
«Уже не прозрачна…»
Уже не прозрачна
В них что-то мерцает мрачно,
Что-то таится от нас.
Как-то мне странно,
Когда затрепещет, нахмурится бровь
Над взором, в котором мерцанье туманно,
Меж тем, как уста улыбаются вновь.
Улыбаются, только тревожно
Бьется жилка на этой щеке,
Словно боится, что неосторожно
Она прикоснется к чьей-то руке.
Страх затаился под темные ресницы,
Незаконным желаньем взволнованна грудь.
Лукавые, синие смеются зарницы,
А молниям стыдно и страшно сверкнуть.
6 декабря 1895
«На гулких улицах столицы…»
На гулких улицах столицы
Трепещут крылья робких птиц,
И развернулись вереницы
Угрюмых и печальных лиц.
Под яркой маской злого света
Блестит торжественно глазет.
Идет, вся в черное одета,
Жена за тем, кого уж нет.
Мальчишки с песнею печальной
Бредут в томительную даль
Пред колесницей погребальной,
Но им покойника не жаль.
28-29 января 1896
«Расцветайте, расцветающие…»
Расцветайте, расцветающие,
Увядайте, увядающие,
Догорай, объятое огнём, —
Мы спокойны, не желающие,
Лучших дней не ожидающие,
Жизнь и смерть равно встречающие
С отуманенным лицом.
25 февраля 1896
«Вывески цветные…»
Вывески цветные,
Буквы золотые,
Солнцем залитые,
Магазинов ряд
С бойкою продажей,
Грохот экипажей, —
Город солнцу рад.
Но в толпе шумливой,
Гордой и счастливой,
Вижу я стыдливой,
Робкой нищеты
Скорбные приметы:
Грубые предметы,
Темные черты.
18 марта 1896
«К толпе непонятной и зыбкой…»
К толпе непонятной и зыбкой
Приветливо взоры склоня,
С балкона случайной улыбкой
Порадовал кто-то меня.
Заметил я смуглую щеку,
И шумному, злому потоку
Толпы отдаюсь я опять,
Несу неожиданный свет.
Мечте исполнения нет,
Но радость моя без границы.
14 апреля 1896
«Запах асфальта и грохот колёс…»
Запах асфальта и грохот колёс,
Стены, каменья и плиты…
О, если б ветер внезапно донёс
Шелест прибрежной ракиты!
Грохот на камнях и ропот в толпе, —
О, если б вдруг на далекой тропе
С милою мне очутиться!
Ясные очи младенческих дум
Сердцу открыли бы много.
О, этот грохот, и ропот, и шум —
Пыльная, злая дорога.
21 -30 марта 1896
«Одиночество — общий удел…»
Одиночество — общий удел,
Да не всякий его сознает, —
И оно тебе ад создает.
И не рад ты, и рад ты ему,
Но с тоской безутешной твоей
Никогда не пойдешь ни к кому —
И чего б ты просил у людей?
Никому не завидовал ты,
Пожелать ничего ты не мог,
И тебя увлекают мечты
На просторы пустынных дорог.
18 апреля 1896
«Царевной мудрой Ариадной…»
Царевной мудрой Ариадной
Царевич доблестный Тезей
Спасен от смерти безотрадной
Среди запутанных путей:
К его одежде привязала
Она спасительную нить, —
Но не могла его пленить,
И, победитель Минотавра,
Тезей к венцу из роз и лавра
Прямые, верные пути.
А я — в тиши, во тьме блуждаю,
И в Лабиринте изнемог,
И уж давно не понимаю
Моих обманчивых дорог.
Всё жду томительно: устанет
Хоть перед смертью мне протянет
Путеводительную нить, —
И вновь я выйду на свободу.
Под небом ясным умереть
И, умирая, на природу
Глазами ясными смотреть.
17 марта — 27 апреля 1896
«Изменил я тебе, неземная…»
Изменил я тебе, неземная, —
Я земную жену полюбил.
Обагрился закат, догорая,
Ароматами нежными мая
Под коварным сиреневым цветом,
Улыбаясь и взоры клоня,
Та, земная, пленила меня
Непорочно-лукавым приветом.
Я, невеста, тебе изменил,
Очарованный девой телесной.
О, закроя меня ризой небесной
От земных распаляющих сил!
14 мая 1896
В одежде пыльной пилигрима,
Обет свершая, он идет,
То шаг назад, то два вперед.
И, чередуясь мерно, дали
Встают всё новые пред ним,
Неистощимы, как печали, —
И всё далек Ерусалим…
В путях томительной печали
Стремится вечно род людской
В недосягаемые дали
И создает неутомимо
И все далек от пилигрима
Его святой Ерусалим.
7-12 июня 1896
«Влачится жизнь моя в кругу…»
Влачится жизнь моя в кругу
Ничтожных дел и впечатлений,
И в море вольных вдохновений
Не смею плыть — и не могу.
Стою на звучном берегу,
Где ропщут волны песнопений,
Где веют ветры всех стремлений,
И все чего-то стерегу.
Быть может, станет предо мною,
Одетый пеною морскою,
Прекрасный гость из чудных стран,
И я услышу речь живую
Про все, о чем я здесь тоскую,
Про все, чем дивен океан.
10-12 июля 1896
«Она не такая, как я…»
Она не такая, как я,
У нее и вся жизнь не такая.
А она, как солнце, золотая.
У нее небеса свежи и легки,
Ясные зори — ее щеки,
И струятся от белой руки
Сладких благовоний потоки.
У меня все длинные дороги,
Солнце огнем меня жжет,
Земля томит мои ноги.
31 июля 1896
«Путь мой трудный, путь мой длинный…»
Путь мой трудный, путь мой длинный.
Я один в стране пустынной,
Но услады есть в пути, —
Улыбаюсь, забавляюсь,
Сам собою вдохновляюсь,
И не скучно мне идти.
Широки мои поляны,
И белы мои туманы,
И светла луна моя,
Речью буйной, безглагольной
Про блаженство бытия.
7-11 августа 1896,
Нижний Новгород
«Из мира чахлой нищеты…»
Из мира чахлой нищеты,
Где жены плакали и дети лепетали,
Я улетал в заоблачные дали
В объятьях радостной мечты,
И с дивной высоты надменного полета
Преображал я мир земной,
И он сверкал передо мной,
Как темной ткани позолота.
Потом, разбуженный от грез
Прикосновеньем грубой жизни,
Моей мучительной отчизне
Я неразгаданное нес.
11 августа 1896,
«Люблю мое молчанье…»
Люблю мое молчанье
В лесу во тьме ночей
И тихое качанье
Задумчивых ветвей.
Люблю росу ночную
В сырых моих лугах
И влагу полевую
При утренних лучах.
Люблю зарею алой
Веселый холодок
Рыбачий огонек.
Тогда успокоенье
Нисходит на меня,
И что мне всё томленье
Пережитого дня!
Я всем земным простором
Блаженно замолчу
И многозвездным взором
Весь мир мой охвачу.
Закроюсь я туманом,
И волю дам мечтам,
И сказочным обманом
Раскинусь по полям.
14 — 15 августа 1896
«Прощая жизни смех злорадный…»
И обольщенья звонких слов,
Я ухожу в долину снов,
К моей невесте беспощадной.
Она о муках говорит,
Ее чертоги — место пыток,
Из казней радости творит.
12-13 сентября 1896
«Нагая ты предстала предо мной…»
Нагая ты предстала предо мной,
И нестыдливо-чистыми очами
Ты погасила страсти жгучий зной
С безумными, стремительными снами.
И снова жизнь моя свободна и чиста,
Оправдана твоею красотою,
Увенчана надеждой золотой.
13 октября 1896
«Я — бог таинственного мира…»
Я — бог таинственного мира,
Весь мир в одних моих мечтах.
Не сотворю себе кумира
Ни на земле, ни в небесах.
Моей божественной природы
Я не открою никому.
Тружусь, как раб, а для свободы
28 октября 1896
«Поднимаю бессонные взоры…»
Поднимаю бессонные взоры
И луну в небеса вывожу,
В небесах зажигаю узоры
И звездами из них ворожу,
Насылаю безмолвные страхи
На раздолье лесов и полей
И бужу беспокойные взмахи
Окрыленной угрозы моей.
Окружился я быстрыми снами,
Позабылся во тьме и в тиши,
И цвету я ночными мечтами
Бездыханной вселенской души.
2 декабря 1896
Предо мною томительный путь,
А за мною лукавая смерть
Всё зовет да манит отдохнуть.
Я ее не хочу и боюсь,
Отвращаюсь от злого лица.
Расширять бытие без конца.
Я — царевич с игрушкой в руках,
Я — король зачарованных стран.
Я — невеста с тревогой в глазах,
Богомолкой бреду я в туманъ.
14 декабря 1896
«На меня ползли туманы…»
На меня ползли туманы
Заколдованного дня,
Чародейства и обманы
Выходили на меня,
Мне безликие грозили,
Мне полуденная мгла
Из дорожной серой пыли
Вихри зыбкие вила.
Но таинственное слово
Начертал я на земле, —
Обаянья духа злого
Робко замерли во мгле.
Без меча вошел я смело
В ту заклятую страну,
Где так долго жизнь коснела
И покорствовала сну.
Вражья сила разливала
Там царевна почивала,
Сидя с прялкой в терему,
Замерла у дивной пряхи
С нитью тонкою рука;
Ставнем двинувши слегка.
Я вошел в ее светлицу,
Победитель темных сил,
И красавицу девицу
Поцелуем разбудил.
Очи светлые открыла
И зарделась вдруг она,
И рукой перехватила
Легкий взмах веретена.
10 февраля 1897
«В поле не видно ни зги…»
В поле не видно ни зги.
Кто-то зовет: «Помоги!»
Что я могу?
Сам я и беден и мал,
Сам я смертельно устал,
Как помогу?
Кто-то зовет в тишине:
«Брат мой, приблизься ко мне!
Легче вдвоем.
Если не сможем идти,
Вместе умрем на пути,
Вместе умрем!»
18 мая 1897
«Птицы ранние чирикали…»
Птицы ранние чирикали, —
Ты надела сарафан?
Не тебя ли это кликали
Чуть прикрыта тканью тонкою,
Без платка и босиком,
С песней радостной и звонкою
Ты проходишь под окном.
Над тобой ветвями сочными
Зашумел зеленый сад, —
За мечтами непорочными
Очи весело глядят.
Дали все еще туманятся,
На траве еще роса, —
Щеки нежные румянятся,
Развевается коса.
21 ноября 1897
«Голые тонкие руки…»
Голые тонкие руки
Двух элегантных девиц
Мне почему-то напомнили звуки
Тоненьких виц.
Матово-белые плечи
Благоуханных двух дам
Мне почему-то напомнили свечи,
Двух мальчуганов коленки,
Где притаился загар,
Мне почему-то напомнили пенки
Ласковый жар.
7 декабря 1897
«Не стоит ли кто за углом?…»
Не стоит ли кто за углом?
Не глядит ли кто на меня?
Посмотреть не смею кругом
И зажечь не смею огня.
Но не слышны злые шаги.
О, зачем томительный страх?
И к кому воззвать: помоги?
Не поможет, знаю, никто,
Да и чем и как же помочь?
Ужасает мрачная ночь.
14 декабря 1897
1898–1903
Окно ночное
Весь дом покоен, и лишь одно
Окно ночное озарено.
То не лампадный отрадный свет:
Там нет отрады, и сна там нет.
Больной, быть может, проснулся вдруг,
Или, разлуке обречена,
В жестоких муках не спит жена.
Иль, смерть по воле готов призвать,
Бедняк бездольный не смеет спать.
Над милым прахом, быть может, мать
В тоске и страхе пришла рыдать,
Иль скорбь иная зажгла огни.
О злая, злая! к чему они?
3 августа 1898
«Не говори, что мы устали…»
Не говори, что мы устали,
И не тужи, что долог путь.
В пустыне должен кто-нибудь.
Покрыты мы дорожной пылью,
Избиты ноги наши в кровь, —
Отдаться ль робкому бессилью
Мы не хотели, не могли,
И с тяжкой ношею в пустыне
Бредем бессмысленно, в пыли?
О нет, священные скрижали
Мы донесем хоть как-нибудь.
Не повторяй, что мы устали,
Не порицай тяжелый путь.
22 августа 1898
«Язычница! Как можно сочетать…»
Твою любовь с моею верой?
Ты хочешь красным полымем пылать,
А мне — золой томиться серой.
Ищи себе языческой души,
Такой же пламенной и бурной, —
И двух огней широкие ковши
Одной скуются яркой урной.
22 августа 1898
«Мечты о славе! Но зачем…»
Мечты о славе! Но зачем
Кумир мне бронзовый иль медный,
Когда я в жизни робко-нем,
Когда я в жизни странник бледный?
На шумных улицах, где я
Свершать в пределах жития
На перекрестке, где-нибудь,
Мое поставят изваянье,
И развенчать мое изгнанье.
Честолюбивое мечтанье!
Враждебно-чуждых жизней двух
Столь незаконное слиянье!
Я отрекаюсь наперед
От похвалы, от злой отравы,
Предтечею ненужной славы.
А потому, что в мире нет
Моим мечтам достойной цели,
Чаруешь сердце с колыбели.
23 августа 1898
«Друг мой тихий, друг мой дальный…»
Друг мой тихий, друг мой дальный.
Посмотри, —
Свет зари.
Я напрасно ожидаю
Божества,
В бледной жизни я не знаю
Торжества.
Над землею скоро
