мать.
Карл Реймерс спросил недоверчиво:
– Вы думаете?
И, словно сам себе отвечая на этот вопрос, сказал решительно:
– Страстные обе, они – одной породы.
– Нет, Ортруда не в мать, – повторила Афра. – У королевы Клары страстность счастливо сочетается с холодным темпераментом делового человека. Это спасает королеву Клару от трагедии любви. Королева Клара простодушно думает, что ее связи то с одним, то с другим – только грех, легкий и приятный. Согрешит она, потом покается перед духовником, перенесет эпитимию, легкую, как и самый грех, получит отпущение, – и опять готова грешить. Ей легко.
Карл Реймерс выслушал эти слова с легкою улыбкою и сказал:
– Да, конечно, ей-то легко. Все грехи королевы Клары перейдут на королеву Ортруду. Ортруда за них ответит перед Богом и перед людьми.
Афра спросила с удивлением:
– Почему Ортруда?
Карл Реймерс с тихою, недоброю улыбкою отвечал:
– По жестокому закону наследования. Кто принимает наследство, тот берет на себя и долги. Да и так мы все часто берем на себя чужие грехи, чужую вину, – вернее, чужую казнь.
Афра тихо сказала:
– Это жестоко, если это так.
Карл Реймерс возразил:
– Но это справедливо. Впрочем, утешьтесь, милая Афра. Мои отношения к королеве Ортруде имеют совершенно платонический характер. Я очень надеюсь, что она все еще любит принца Танкреда. Я люблю ее больше, чем свое счастие, и за ее спокойствие я готов пожертвовать всем.
Однажды утром королева Ортруда пригласила к себе Карла Реймерса. Она занялась с ним своею деловою корреспонденциею и денежными делами. Старалась придать своему голосу деловую сухость. Но лицо королевы Ортруды багряно рдело, и тусклые огни таились в черной глубине ее глаз.
Внезапно королева Ортруда сказала:
– Господин Реймерс, мне очень не нравится…
Остановилась, вздохнула глубоко. Карл Реймерс почтительно ждал.
– Ваша самоуверенность, – докончила королева Ортруда. – Вы не хотите или не можете скрывать то, что должно было бы навсегда остаться только вашею тайною. Язык ваших взоров, слишком красноречивых, делает меня участницею того, в чем не должно быть моей доли. Я не хочу этого, и долг мой – запретить вам. Вы не должны лелеять в своей душе мечты, которым не суждено осуществиться.
Карл Реймерс выслушал королеву Ортруду, покорно склонив голову, и тихо сказал:
– Простите, государыня, дерзость моих благоговейных мечтаний. Я ничего не жду, ни на что не надеюсь. Услышать изредка хоть только шелест вашего платья – и то было бы для меня величайшим счастием, о каком я только мог бы мечтать.
Королева Ортруда слушала Карла Реймерса, и странное смущение отражалось на ее лице. Она сказала:
– Я с удивлением вижу, как я слаба и нерешительна. Вы говорите мне то, чего вы не должны были говорить, – а я! Я спокойно слушаю то, чего не должна была слышать, и не нахожу в себе сил остановить вас. Как это странно! Надо было бы давно кончить это. Нам с вами давно следовало расстаться.
Карл Реймерс сказал еще тише:
– Не гоните меня, государыня.
Королева Ортруда, словно прислушиваясь к каким-то голосам, которые звучали в ней, быстро говорила:
– Но я не могу вас отпустить, Карл Реймерс. Я люблю вас. Люблю.
Тихим стоном вырвались эти слова. Королева Ортруда порывисто встала и поспешно вышла. В смущении и в восторге смотрел за нею Карл Реймерс.
В сладостный час внезапного смятения сказала королева Ортруда Карлу Реймерсу, что любит его. И сама о себе думала Ортруда, что полюбила Карла Реймерса. Но не отдавалась ему.
Ортруда знала, что не отдается ему только теперь, до того времени, когда уж ей будет все равно. Но и не отдаваясь Карлу Реймерсу, королева Ортруда вела с ним долгий, странный поединок. Отравленная горьким дымом вулкана, вся распаленная сдержанною чувственностью, Ортруда играла с Карлом Реймерсом опасные игры, и были эти игры подобны зыбким пляскам на краю зияющих бездн.
Иногда вдруг, среди делового доклада; королева Ортруда порывисто вскакивала со своего кресла, подходила к Карлу Реймерсу, обнимала его нежно и целовала его, шепча:
– Милый, милый, как я люблю тебя! Никого еще я так не любила.
Карл Реймерс целовал побледневшее лицо с полузакрытыми глазами, ее трепетные руки, обнимал ее, – и вдруг она освобождалась из его объятий, отходила быстро к своему месту за столом, и уже лицо ее опять было холодно, и глаза ее были сухи. Муки ее страстных поцелуев еще жгли Карла Реймерса, и как сквозь дымный сон слышал он ее равнодушно-звонкий голос:
– Будьте любезны продолжать, господин Реймерс.
Муками вожделения томила его Ортруда, и казалось, что она мстит кому-то за что-то и не знает, как вернее и лучше отомстить.
Иногда ночью королева Ортруда призывала Карла Реймерса и вела его в сад. Быстро мелькали из-под складок черного хитона ее смутно белеющие на желтом песке дорожек ноги, и смутно белели ее плечи, и ее стройные руки двигались беспокойно, словно лунный свет сообщал им тоску своего легкого очарования, – и тихий голос королевы Ортруды звучал, колыша тишину знойной ночи. Быстро шли они навстречу шумным голосам вечно ропщущего моря.
Там, над обрывом, где бездны двух небес, небесной ясной лазури и морской шумной глубины, мерцали при луне, печально ворожащей, Ортруда сбрасывала вдруг на землю свой черный хитон и нагая стояла перед Карлом Реймерсом. Как мраморное изваяние, стояла она перед ним и говорила ему сладкие, нежные слова – о любви, о смерти, о бедной судьбе человека, обреченного на скудный удел одинокого бытия. Ортруда рассказывала Карлу Реймерсу свои мечты о счастии далекой, милой Елисаветы, любящей и любимой.
Истомленный жестоким и сладким соблазном, Карл Реймерс бросался к Ортруде, восклицая:
– Ортруда, жестокая, милая, царица моя!
Она легко отстраняла его, движением нежным, но сильным, и убегала, скрываясь белою, легкою тенью во тьме. Один, усталый и тоскующий, возвращался Карл Реймерс домой.
Муками бессильной ревности томила иногда его жестокая Ортруда. В тихий час предвечерний, когда легкий пепел далекого вулкана набрасывал на яркую резкость желтых и зеленых скал нежно-золотистый флер, шла, улыбаясь, Ортруда на берег моря с Карлом Реймерсом и с Астольфом. Остановившись где-нибудь на песчаном берегу уединенной бухты под скалами, она говорила:
– Как обаятелен этот вечер! Золотисто-зеленоватый свет струится над дивною лазурью морскою, и она вся покрыта легкою пепельно-золотою дымкою. Очаровательная стихия для рождения истинной красоты! Но где же юное божество, выходящее из смеющихся вод, радующее взоры человека мерцанием нагого, прекрасного тела, подобного во всем телу человека, но только обвеянного счастием, радостью и славою! Но что же я! Вот он, мой юный бог! Астольф, – говорила она дрожащему от нетерпения радости отроку, – сними свои одежды и войди в ту милую воду, чтобы утешить нас созерцанием чистой красоты.
Астольф радостно повиновался. Вода с прохладною ласкою плескалась о его смуглое, горячее тело, и по его гибким членам, казалось, бежал, из черных глаз лучась, золотисто-пепельный смех легкого стыда и непорочного веселья. Ортруда радовалась и смеялась. Потом вдруг она сбрасывала свои легкие одежды и, распростертая на тонком, сухом песке, звала к себе Астольфа. Он робко подходил к ней. Капли воды дрожали, переливаясь многими огнями, на его смугло-золотистой коже, и отблески многоцветного перламутра мерцали на ней. Астольф становился на колени, и Ортруда привлекала его к себе. Она говорила Карлу Реймерсу:
– Господин Реймерс, смотрите, какой он красивый! Как восхитительно сочетаются тоны моего тела и его тела, – как тела нимфы-матери и отрока-героя.
И ласкала Астольфа, и целовала его.
Без конца разнообразила королева Ортруда муки ревности, всеми ими томя Карла Реймерса. Ортруда часто рассказывала Карлу Реймерсу, как она любила принца Танкреда, как Танкред любил ее.
– О, теперь уж он не такой! – насмешливо и лукаво говорила она. – Может быть, он и никогда не был таким. Мы ждем от возлюбленного невесть каких совершенств и ошибаемся. Но пусть, пусть! И ошибаться сладко, когда любишь, так, как я любила моего Танкреда.
Влеклись дни, тяжелые, горькие, закутанные дымным облаком. Как тягостный сон, пережила их королева Ортруда. Легкий дым далекого вулкана все больше окутывал ее, делал ее нервною, беспокойною. Толкал на безумные поступки.
Тяжкие, дымные дни, дни кошмаров и безумств! Как сон проходили они, только изредка принося краткие, сладкие, отравленные часы отрад. Мелькали милые порою образы, и любимые склонялись над Ортрудою лики, в безумных ласках руки сплетались, и уста из милых уст мгновенно-острые пили отравы. Милые лики сменялись, как призрачные аспекты единого, возлюбленного навеки. Светозарного.
Карл Реймерс, мечтательно-синий взор.
Страстный отрок Астольф, трепетно-смелый.
Девственная Афра, глубокий взор и темный.
Иногда догадывалась королева Ортруда, что Карла Реймерса удерживает около нее не только любовь, но и честолюбие. И кто знает, что сильнее! В своих деловых докладах королеве Ортруде Карл Реймерс обнаруживал большое знакомство с людьми и с делами. Осторожные, но настойчивые советы Карла Реймерса наводили иногда королеву Ортруду на мысль об его заинтересованности во многих предприятиях. Он приобрел несколько участков земли. Однажды обе королевы и принц Танкред приняли его приглашение провести три дня в его вилле на острове Ивисе. Он был дружен с Афрою, и с Виктором Лорена, и с многими другими, очень разными людьми.
Незадолго до этих дней министр финансов, недовольный неудачею какого-то мелкого своего проекта, заговорил об отставке. Виктор Лорена, сообщив об этом королеве, советовал ей сделать некоторые перемены в распределении портфелей. В числе возможных кандидатов на освобождавшийся пост министра земледелия он назвал и Карла Реймерса.
Королева Ортруда удивилась и сказала:
– Но ведь Карл Реймерс не депутат. Удобно ли нарушать для него издавна установившуюся традицию?
Виктор Лорена отвечал:
– Это не трудно устроить. Мы проведем его в парламент, а временно этот портфель можно поручить министру торговли.
В конце доклада королева Ортруда, следуя обычаю, поручила Виктору Лорена передать министру финансов, что ей будет приятно, если он останется. Он остался, и вопрос о министерском портфеле для Карла Реймерса сошел с очереди.
Честолюбие, бедная слабость! Что же Ортруде до его слабостей! Разве не вправе она выбирать только лучшее в человеке, отбрасывая остальное? Разве она не королева, не госпожа жизни?
Любила Ортруда Карла Реймерса, – и решилась наконец не противиться этой любви, отдать его ласкам это бедное тело, вечно жаждущее ласк.
Что же! Ведь только несколько сладких минут, похищенных от жизни, и потом опять тоска, и дым, и пепел.
Тяжелые дни переживала и Афра. Она готова была все сделать для Ортруды, потому что любила ее. Но не знала Афра, как спасти Ортруду от опасностей, окружавших ее со всех сторон. Афра видела, что клубок хитрых интриг все теснее опутывал королеву Ортруду. Ненависть знати стерегла каждый шаг Ортруды, и молва разносила о ней чудовищные небылицы. Уже
