с самого же начала для опытного глаза было видно, что перевес на стороне армии принца Танкреда.
Правительственное войско охватило с трех сторон лагерь революционеров, опиравшийся на труднопроходимый горный хребет. Открыли сильный артиллерийский огонь по всем позициям инсургентов. Сильный, но малодействительный. Снаряды плохо попадали, а попадавшие в цель плохо поражали, потому что многие не разрывались. Войска были плохо обучены, командиры были неопытны и неискусны, а материальная часть очень исправна была только на бумаге.
Наконец принц Танкред послал солдат в атаку, прямо в лоб. Солдатики полезли по склонам и уступам гор, и многие были убиты меткими выстрелами таящегося в скалах противника. Наконец сошлись вплотную. Обе стороны сражались – врукопашную – одинаково храбро и одинаково нелепо.
Танкред бесцельно гарцевал на своем вороном коне по дорогам около своего штаба, выслушивал донесения офицеров, посланных с поля битвы и сумевших добраться до августейшего главнокомандующего, и отдавал уверенным и повелительным тоном приказания, случайно дельные и случайно нелепые. Некоторые из этих приказаний передавались по назначению; их исполняли кое-как или вовсе не исполняли, и то и другое совсем случайно.
Когда принц Танкред приближался к тем местам, где порою ложились, взметая дымную пыль, снаряды неприятельских пушек, кто-нибудь из приближенных говорил ему:
– Ваше высочество, вы должны беречь вашу драгоценную для государства жизнь.
Принц Танкред притворялся огорченным, удалялся быстрою рысью от опасных мест и говорил:
– Делать нечего! Предоставим славу подвигов иным, счастливейшим.
Ему отвечали:
– Вашему высочеству принадлежит слава победы над врагами отечества.
Опять та же цыганка встретилась утром Танкреду. Под горною сосною стояла она, глаза ее дико блестели, худощавые щеки были смугло-ярки, и ветер веял складки красной юбки у ее бронзово-темных, стройных ног. Увидев Танкреда, она засмеялась громко и сказала:
– Кого хочешь, того и победишь.
Танкред бросил ей несколько золотых монет. Они легли в пыль, а цыганка убежала.
К концу дня революционное войско было разбито. Немногие уцелевшие бежали в горы. Правительственные войска заняли позицию, усеянную трупами отважных.
Тем и кончилась революция. Парламент вотировал благодарность принцу Танкреду за спасение отечества. Он возвратился в Пальму с великим и шумным торжеством. Все население столицы вышло к нему навстречу. Только не было королевы Ортруды. Затем начались беспощадные репрессии. Трусливый буржуа жестоко мстил врагам за минуты своей слабости.
Военные суды действовали быстро и безжалостно. Не прошло и недели, как число повешенных и расстрелянных насчитывалось многими сотнями. На жителей восставших местностей наложены были тяжелые контрибуции. Несколько деревень было сожжено. Самоуправление коммун заменилось военно-административным управлением.
Филиппо Меччио скрылся в горах. Это омрачало радость принца Танкреда.
– Его необходимо взять живого или мертвого, – настаивал он.
Как в эти темные дни ненавидела Афра принца Танкреда! Как больно разрывалось ее сердце между любовью к Филиппо Меччио, которого ищут, чтобы осудить и убить, и любовью к королеве Ортруде, которая томилась здесь, бессильная узница власти!
Королева Ортруда спросила ее однажды:
– Афра, ты знаешь, где скрывается доктор Филиппо Меччио?
– Знаю, – сказала Афра.
С грустною нежностью сказала ей Ортруда:
– Передай ему, что если его возьмут и приговорят… ну, все равно, к чему бы ни приговорили, я намерена его помиловать. Моей бедной власти достаточно будет для этого. Ты сможешь передать ему это?
– Смогу, – отвечала Афра.
Хотела благодарить, – и даже не могла. Только заплакала молча. И, лаская, утешала ее Ортруда.
Проходили дни и недели. Филиппо Меччио был еще неведомо где. Остров Кабреру наводнили войсками, все берега острова стереглись тщательно, но все-таки не были уверены в том, что Филиппо Меччио не сумеет бежать за границу.
И вот наконец назначили за его поимку премию – двадцать тысяч лир тому, кто доставит его живого. Как всегда в таких случаях, нашелся предатель. Он проник к Филиппо Меччио под видом друга и потом открыл его убежище врагам.
Ночью дом в узкой, высокой долине меж гор, где скрывался Филиппо Меччио, был окружен солдатами. Было тихо и темно. Горные низкорослые пальмы молчали и слушали. В теплом, влажном воздухе рождались какие-то смутные шорохи. Кто-то спал в этом доме, кто-то стерег чей-то покой, дремля на пороге за входною дверью.
Солдаты прятались за стволами деревьев, за кустами. Предатель шепнул командиру роты:
– Вот окно той комнаты, где сегодня спит Филиппо Меччио.
Капитан, пожилой человек с желтым, нервным лицом, с громадными черными усами, сердито проворчал:
– Какое мне дело до этого окна! Кончайте ваше дело, дон Рамиро, если вы хотите его кончать.
Предатель молча пожал плечами. Он подошел к окну. Прижался к стене и постучался в стекло окна. Потом он легкою тенью скользнул в двери. Приоткрылась узкая щель. Сказан пароль, – и предатель в доме.
– Плохие вести, – шептал в доме предатель Филиппу Меччио, – отряд войск идет сюда. Кто-то выдал. Надо бежать.
– Куда? – спросил Филиппо Меччио.
– Я проведу вас в безопасное место, – шептал предатель.
– Хорошо. Идем, – сказал Меччио.
Вышли из дому. Было темно и странно. Чудилась чья-то злая, чужая близость, шорохи возникали и гасли, и чуждые природе вмешивались в ночной влажный воздух тусклые запахи.
– Здесь кто-то есть? – тихо спросил Филиппо Меччио.
Предатель исчез куда-то. Блеснул на траве узкою полоскою свет потайного фонаря. Чужой, насмешливый голос произнес:
– Доктор Филиппо Меччио, вы арестованы.
Филиппо Меччио схватился за револьвер и выстрелил, не целясь. Какие-то темные фигуры замаячили вокруг. Быстрая схватка, возня на месте. Острая боль в левой руке, точно от удара кинжалом. Чей-то сильный удар выбил из рук Филиппо Меччио револьвер.
– Сопротивление бесполезно, – тихо сказал тот же насмешливый голос.
Яркий свет факелов наполнил площадку перед домом.
– Вы ранены? – спросил капитан.
Кровь текла узкою струею по левому рукаву черного сюртука Филиппо Меччио. Он взглянул на свою левую руку, улыбнулся и сказал спокойно:
– Вы находите, капитан, что дальнейшее сопротивление бесполезно? Я с вами совершенно согласен. Позвольте мне поздравить вас и ваших доблестных товарищей с успехом этого ночного дела.
Капитан досадливо отвернулся. Солдаты хмуро молчали. Кто-то молодой сказал в стороне:
– Солдаты делают, что им велят. Долг службы. Мы не рассуждаем, а повинуемся.
– Мы присягали королеве и конституции, – сурово сказал капитан.
Военный врач быстро и ловко перевязал рану Филиппа Меччио. Рана оказалась неопасною.
Филиппа Меччио отправили в Пальму. Таково было решительно выраженное желание королевы. Принц Танкред хотел бы судить его на месте и повесить немедля. Но Виктор Лорена не хотел давать принцу Танкреду слишком многого и склонился перед волею королевы Ортруды. Как и всегда, впрочем: королева Ортруда умела быть конституционною государынею и свое личное влияние употребляла редко и осторожно. И всегда успешно.
На пути Филиппа Меччио в Пальму не раз собирались толпы. Слышались сочувственные возгласы.
Конвойные солдаты угрюмо и сдержанно молчали. Глупые солдаты! Они не очень-то гордились своею победою.
Филиппа Меччио посадили, как водится, в тюрьму, за крепкие затворы. С ним обращались хорошо и старались поместить его в наилучшие условия. Но все-таки у него в каземате было скверно – затхлою сыростью веяло от стен; узкое окно за решеткою высоко у потолка пропускало мало света. Где-то мышь скреблась; капля за каплею падала в углу с сырого потолка; за дверью надоедливо-гулко звучали тяжелые шаги часового, – и с противным ржавым скрипом изредка открывалась железом окованная дверь.
Кто-то пытался перестукиваться через стену, – но Филиппо Меччио думал, что это – казенный шпион, и ничего не ответил. Долго и настойчиво стучался назойливый сосед, – и наконец затих.
Филиппо Меччио сидел, погруженный в свои думы. Не очень верил он в переданное ему еще на воле Лансеолем, мальчишкою-контрабандистом, обещание королевы, но не боялся и смерти. Тягостно было думать о крушении дела, о гибели многих товарищей.
Приходил к Филиппу Меччио следователь, хитрый, злой старик. Старался лукавыми вопросами и лживыми сообщениями об уже сделанных признаниях выведать что-нибудь о сообщниках, еще не обнаруженных. Филиппо Меччио был с ним очень вежлив, но не говорил ни о ком.
– Могу рассказывать только о себе, – не раз решительно заявлял он. – Каждый пусть говорит за себя.
Пускали к нему только трех лиц, кроме следователя. Прежде всех пустили врача, который лечил его рану. Потом Афру. Милы были ему беседы с нею и утешительны. Ведь и сильные люди нуждаются в утешении, как маленькие и слабые. Потом стали допускать и адвоката.
Предварительное следствие длилось недолго. Недолог был и суд, – военный. Председатель суда, седой, суровый генерал с наружностью замаринованного Дон-Кихота, вел допрос слишком по-военному, обрывал бесцеремонно и свидетелей, и адвокатов и словно торопился куда-то. Его усердной солдатской душе казалось, что дело уже предрешено и много разговаривать не к чему.
Во время допроса свидетелей Филиппо Меччио сказал несколько презрительных слов о предателе.
– Это к делу не относится, – резко прервал его председатель.
Филиппо Меччио был холодно вежлив с судьями и очень спокоен.
– Храбрый человек, – сказал про него в совещательной комнате председатель.
Без долгих дум, – суд совещался семь минут, – Филиппо Меччио был приговорен к смертной казни через расстреляние. Но суд постановил просить королеву о смягчении участи осужденного и о замене казни пожизненным заключением в крепости.
Филиппо Меччио рассеянно слушал монотонное чтение приговора и улыбался.
Пока еще не было известно, что ответит королева Ортруда на ходатайство суда, и эти немногие часы были наполнены страстною борьбою из-за судьбы Филиппа Меччио. Принц Танкред, ликовавший при известии о поимке Филиппа Меччио, был возмущен просьбою суда о помиловании его.
– Нет, этого не будет! – гневно восклицал он. – Министерство не должно допустить такого безумного поступка.
Чтобы уничтожить впечатление этого неуместного, по мнению, принца Танкреда, ходатайства, он требовал кассации приговора и передачи дела в другой состав суда, более надежный. Генерала же, председательствовавшего в суде, – говорил принц Танкред, – необходимо немедленно уволить в отставку.
Принц Танкред долго разговаривал об этом с Виктором Лорена. Убеждал его требовать от королевы, во имя высших интересов отечества и во имя блага народного, чтобы она отклонила ходатайство суда. Первый министр отвечал неопределенно. Принц Танкред стал сердиться и угрожать, намекая на близость переворота. Но Виктор Лорена не смутился. Он не верил в успех придворного заговора.
– Помилование – прерогатива короны, – спокойно ответил он принцу. – Королева выслушает совет министра, но что бы затем ни было, примет ли ее величество этот совет, отвергнет ли его, во всяком случае министерство поступит неправильно, если уйдет в отставку из-за вопроса о личной судьбе одного из осужденных судом.
Принц Танкред досадливо и нетерпеливо говорил:
– Неужели вы не сумеете внушить королеве, что помилование этого разбойника только поощрит анархистов к покушениям? Несомненно, что это помилование подвергнет опасности ее собственную жизнь. Еще не забыто покушение на нее.
