грудами наскоро набросанных чертежей, заметок и вычислений, за обедом говорят только о своей работе и сидят еще над своими бумагами до поздней ночи.
Пока работала комиссия, было сравнительно спокойно в стране. Даже пророки призатихли на время, и в церквах было не так много исповедующихся женщин.
Через три недели комиссия возвратилась в Пальму, и опять на пристани собралась толпа, – хоть взглянуть на ученых. У членов комиссии был очень самодовольный вид, и лица у них были настолько веселы, насколько могут быть веселыми ученые физиономии.
Возвращение комиссии подновило волнение в стране. Все жадно ждали, что же скажут ученые. Комиссия же конечно, пыталась успокоить народ. Помнили завет первого министра. Ведь под этим внушением и все их работы на месте шли.
Репортеры газет осаждали членов комиссии, – и получали самые успокоительные сведения. Председатель комиссии покровительственно похлопывал журналистов по плечу и говорил:
– Ничего опасного не будет, можете быть уверены. В нашем докладе это обосновано совершенно точно. Так что уж вы, молодой человек, отложите надежду отличиться красноречивым описанием землетрясения, извержения и тому подобных напастей.
И смеялся с видом человека очень остроумного.
Астроном уверял:
– Я вам вот что скажу – никакого извержения абсолютно быть не может. Вы меня спросите, на чем я основываю мой вывод? А вот на чем: края кратера на Драгонере совершенно такие же, как и края лунных кратеров. Есть и много других черт сходства, и ни одной – заметьте, прошу вас, ни одной! – черты различия. Что же наука знает относительно лунных кратеров? На луне извержений не бывает, и единственный наблюдавшийся случай изменения видимого очертания лунного кратера было бы величайшею ошибкою объяснять как следствие извержения. Стало быть, нечего ждать извержения и на Драгонере. Кажется, это ясно и неопровержимо? Так вы и напишите в вашей уважаемой газете.
Геолог говорил:
– Я вполне разделяю мнение моих уважаемых коллег о невозможности извержения вулкана. Я скажу вам даже более. Произведенные мною исследования убеждают меня, что извержение вулкана, если бы оно и произошло, не было бы опасно для жителей. Лава потекла бы, несомненно, по тому склону горы, где нет поселений, и благополучно излилась бы в море.
Профессор химии говорил:
– Строго говоря, извержение вулкана уже произошло и теперь оно кончается. Извергнуты тучи дыма и пепла, много шлаков и немножко лавы, которая стынет в морщинах горных склонов. Больше ничего и быть не может. Стало быть, для жителей этого прекрасного острова нет ни малейшей опасности.
– Ни малейшей опасности! – согласно утвердили и остальные члены комиссии.
Уже на следующее утро после возвращения членов комиссии в номере Правительственного Указателя был напечатан краткий отчет комиссии – мнения отдельных ее членов, обстоятельно обоснованные, и сводка этих мнений. Все это должно было составить увесистый том, и для скорости его печатали сразу в нескольких типографиях по частям. Шрифты немножко разнились, но зато единогласие утешительных выводов достигнуто было полнейшее.
Виктор Лорена торжествовал. Обманутые люди толпились около типографий. Первые экземпляры отчета раскупились нарасхват, и вскоре понадобилось второе издание. Печатные труды пальмских академиков и профессоров никогда еще не пользовались таким блистательным успехом.
Доклад комиссии возбудил общую, по-видимому, радость. Только немногие скептики не разделяли ее, но в первые минуты голоса их не были слышны.
Членов комиссии чествовали парадными обедами. По представлению министерства, королева пожаловала всем им ордена. Все они стали очень популярны. Стало очень модным, устраивая вечера, балы и обеды, приглашать членов комиссии. Поэтому даже уродливые приват-доценты сделали кое-какую экономию в расходах на стол, но зато разорялись на предметы туалета. Дамы осыпали академиков и профессоров цветами, милые девушки, особенно из учащейся молодежи, в них влюблялись. Поэтому каждому из профессоров жена устраивала сцены. Каждый из уродливых приват-доцентов в самом непродолжительном времени уже оказался женатым.
По случаю радостных известий по всему пространству Островов давались народные праздники, спектакли, игры. На стенах домов развевались флаги, как в дни больших национальных торжеств. На улицах и на площадях устраивались вечером и ночью публичные балы, и молодежь весело плясала на мостовой.
В кабачках распевались насмешливые куплеты против боязливых. А иногда, впрочем, пелись и веселые куплеты из «Святой Простоты» против ученых фокусников, дымо-глотателей, профессоров черной и белой магии.
Слава имеет и свои неприятные стороны. Господину Арриго Аргенто и его ученым коллегам досаждали уличные мальчишки. Сорванцы стали приветствовать членов комиссии восторженными криками:
– Да здравствуют лудильщики вулкана!
– Да здравствуют паяльщики гор!
– Да здравствуют глотающие дым и пепел!
Иные из этих глупых мальчишек всерьез принимали крупные заголовки в газете Филиппа Меччио и в «Святой Простоте». Другие просто дурачились. Унять же их было невозможно, – полицейские стыдились связываться с детьми.
А вулкан дымился все сильнее, и жители Драгонеры не разделяли всеобщего восторга.
Газета Филиппа Меччио напечатала резкий протест против заключений комиссии. По словам этой газеты, излишний, вредный для народа оптимизм комиссии навеян внушениями правительства. Правительство боится плюнуть в карман расчетливому буржуа и потому не решается организовать выселение с острова Драгонеры.
Возникла тревожная полемика, в которую скоро были вовлечены и все газеты, и все ученые общества. Казенная и рептильная печать яростно нападала на газету Филиппа Меччио и на другие органы социалистической и демократической прессы. Свирепо обвиняли наемные писатели свободных в том, что они возбуждают тревогу в народе, чтобы для своих партийных целей воспользоваться народными волнениями.
Глава шестьдесят восьмая
Поздно вечером королева Ортруда, Афра и Терезита спустились потайным ходом в чертоги Араминты. Было весело и жутко и Афре, и Ортруде. Дикою веселостью опьянил их смелый, мятежный их замысел.
Босые шли они по холоду камней, облеченные в длинные белые хитоны. Их путь освещался красноватым светом фонаря, который несла перед ними Терезита. На грубо-красивом лице верной служанки отражались радость и гордость тем, что королева Ортруда доверила ей на днях тайну подземного хода. Ее сильное, стройное тело было обнажено. В руках у Ортруды и у Афры были две корзины с только что срезанными алыми розами.
Афра говорила радостно:
– Теперь мы одни. Дверь, зачарованная тайною твоего имени, Араминта, отделяет нас от всего чуждого нам мира.
Здесь было уединенно и глубоко, как в мрачной глубине душевной человека. Воистину, иной здесь был мир и иная творилась жизнь. Только отрадное, темное небо инобытия смотрело в ограду высоких темных стен. Над ними, сошедшими в таинственную глубину, иное простиралось небо, и солнце иное озаряло их, кроткое светило Лучезарного.
Радостно и тревожно было в душе Ортруды и в душе Афры. И в радость их вмешивались горькие, грустные слова – земным радостям не верила королева Ортруда.
Афра сказала:
– Ты радостна, но как будто и опечалена чем-то, милая Араминта.
Королева Ортруда грустно и нежно, глядела на Афру и говорила ей:
– И ты, милая Афра, обманешь меня, изменишь мне, уйдешь от меня. С иным человеком уйдешь от меня или с нею, с вечною Сестрою. Одна смерть не обманет.
– Милая Ортруда, – говорила Афра, – я верна тебе навеки.
– Ты – моя верная подруга и верная спутница моя в этих темных чертогах, – говорила Ортруда, – но вернейшая из подруг – смерть. Смерть не обманет. Только смерть.
Радостно и грустно звучал голос королевы Ортруды, темными отражаемый отголосками в темных высотах древнего свода.
Афра тихо повторила:
– Смерть не обманет!
Была старая келья в далекой глубине подземного чертога, близ ворот, ведущих из грота на морской берег. Это был выложенный камнем склеп в каменных стенах чертога. Каменные, широкие ступени древней пещеры опускались к самой воде подземного грота, против места, где дремала королевская яхта.
Королева Ортруда и Афра с помощью Терезиты устроили на днях в этой пещере храм Светозарного. Они принесли туда предметы тайного культа и ритуала. Теперь они спешили к этому капищу. На его каменном, холодном пороге ждала их подошедшая к капищу раньше Терезита. Она стояла неподвижно, и красные струи дымного огня перебегали по ее смуглому телу.
Королева Ортруда и Афра здесь остановились. Терезита сняла с них белые хитоны и положила их на камень у порога. Красота их смуглых тел, открытая под этим дивным, темным сводом глубинной прохладе, восторгала Ортруду и Афру, как никогда на земле. Они говорили одна другой восторженно-нежные, сладкие слова.
Радостные вошли они в склеп, и за ними вошла и остановилась у порога безмолвная Терезита. Черный кубический камень у западной стены осыпали они алыми розами.
Семь подсвечников стояли за черным камнем. Красные семь свеч зажгла королева Ортруда. И тогда красноватым мерцанием свеч озарилась воздвигнутая над черным камнем статуя нагого отрока. Ее белый мрамор затеплился алостью живой плоти.
Потом в золотой чаше разожгли они угли, и на них пролили ароматы. Благоуханный дым закутал всю пещеру. Королева Ортруда сказала:
– Жертвенный камень готов, и фимиам курится, и мы обе наги, и стоит за нами у порога готовая служить нам безмолвно, безропотно и покорно. Час исполнения настал. Начнем мистерию. Совершим то, для чего мы пришли сюда, к этому алтарю.
Афра спросила:
– Кто же из нас, милая Араминта, будет жертвою и кто жрицею?
– Я жрица, – сказала Ортруда. – Я вонзаю нож, я проливаю кровь, а ты, Афра, невинная, чистая дева, ты будешь жертвою моею, и твоя кровь прольется во славу Светозарного. Сильные руки той, которая за нами стоит, удержат тебя. Жертва ты моя и моя царица. Я пролью кровь твою, и по слову моему она, безмолвная и покорная, муками твое измучит тело, и тогда я перед страданием твоим склонюсь и ноги твои буду лобзать, как послушная рабыня.
Афра сказала:
– Да будет так, как хочешь ты, Араминта.
Она легла на черный камень алтаря, обратив лицо к ногам воздвигнутого за алтарем нагого отрока. Радость и страх начертаны были на ее прекрасном лице, и уста ее дрожали предчувствием воплей, но улыбались, и уже слезы из ее струились глаз, но восторгом сияли ее глаза. Тогда по знаку королевы Ортруды приблизилась Терезита к черному камню и положила на Афру свои тяжелые могучие руки…
Когда Ортруда и Афра возвратились наверх, радость горела в сердцах их.
Нежная привязанность к королеве Ортруде не умерщвляла в душе Афры любви к Филиппо Меччио, – быть может, даже разжигала эту любовь еще сильнее. Чем нежнее была с Афрою королева Ортруда, тем сильнее влекло потом Афру к Филиппу Меччио. Страстная и всегда невинная природа томила ее жаждою простого, немудрого, верного счастия, даруемого жене мужем.
Каждый раз после того, как Афра встречалась с Филиппом Меччио, она рассказывала об этом королеве Ортруде. И это всегда вызывало вспышки бешеного гнева в Ортруде.
Молчать об этих встречах не хотела гордая Афра. И какое-то странное, сладострастное желание вызвать гнев королевы Ортруды заставляло Афру быть
