был для него «сновиденьем безобразным»; родные места он прямо называет _немилыми_:
Итак, опять увиделся я с вами,
Места немилые, хоть и родные,
Где мыслил я и чувствовал впервые.
……………………………
Ах, нет! не здесь, не этот край безлюдный
Был для души моей родимым краем,
118
Не здесь расцвел, не здесь был величаем
Великий праздник молодости чудной!
Ах, и не в эту землю я сложил
То, чем я жил и чем я дорожил… {20}
Значит, его вера в Россию не основывалась на непосредственном органическом чувстве, а была делом сознательно выработанного убеждения. Первое, еще неопределенное, но зато высокопоэтическое выражение этой веры он дал еще в молодости — в прекрасном стихотворении «На взятие Варшавы» {21}. В своей борьбе с братским народом Россия руководилась не зверскими инстинктами, а только необходимостью «державы целость соблюсти», для того, чтобы
Славян родные поколенья
Единомыеленную рать.
И это высшее сознанье
Вело наш доблестный народ
Путей небесных оправданье
Он чует над своей главою
Звезду в незримой высоте
И неуклонно за звездою
Идет к таинственной мечте.
Эта вера в высокое призвание России возвышает самого поэта над мелкими и злобными чувствами национального соперничества и грубого торжества победителей. Необычною у патриотических певцов гуманностью дышат заключительные стихи, обращенные к Польше:
Ты ж, братскою стрелой пронзенный,
Судеб свершая приговор,
Ты пал, орел одноплеменный,
На очистительный костер.
Верь слову русского народа:
Твой пепл мы свято сбережем,
И наша общая свобода
Как феникс возродится в нем.
Позднее вера Тютчева в Россию высказывалась в пророчествах более определенных. Сущность их в том, что Россия сделается всемирною христианскою монархией,
…и не пройдет вовек,
Как то провидел Дух и Даниил предрек {22}.
Одно время условием этого великого события он считал соединение Восточной церкви с Западною чрез соглашение царя с папой, но потом отказался от этой мысли, находя,
119
что папство несовместимо со свободой совести, т. е. с самою существенною принадлежностью христианства.
Отказавшись от надежды мирного соединения с Западом, наш поэт продолжал предсказывать превращение России во всемирную монархию, простирающуюся по крайней мере до Нила и до Ганга, с Царьградом, как столицей. Но эта монархия не будет, по мысли Тютчева, подобием звериного царства Навуходоносорова,- ее единство не будет держаться насилием. По поводу известного изречения Бисмарка Тютчев противопоставляет друг другу _два единства_:
«Единство,- возвестил оракул наших дней,
Быть может спаяно железом и лишь кровью»;
Но мы попробуем спаять его любовью,
А там увидим, что прочней…{23}
Великое призвание России предписывает ей держаться единства, основанного на духовных началах; не гнилою тяжестью земного оружия должна она облечься, а «чистою ризою Христовою».
Над этой темною толпой
Непробужденного народа
Взойдешь ли ты когда, свобода,
Блеснет твой луч и оживит,
И сон разгонит и туманы…
Но старые, гнилые раны,
Рубцы насилий и обид,
Растленье душ и пустота.
Что гложет ум и сердце ноет…
Кто их излечит, кто прикроет?
Ты, риза чистая Христа…
Мне остается только прибавить несколько слов, чтобы из патриотических пророчеств нашего поэта извлечь их окончательный смысл.
Допустим, становясь на точку зрения Тютчева, что Россия — душа человечества. Но, как в душе природного мира, и в душе отдельного человека светлое духовное начало имеет против себя темную хаотическую основу, которая еще не побеждена, еще не подчинилась высшим силам,- которая еще борется за преобладание и влечет к смерти и гибели,- точно так же, конечно, и в этой собирательной душе человечества, т. е. в России. Ее жизнь еще не определилась окончательно, она еще двоится, увлекаемая в разные стороны противоборствующими силами. Воплотился ли уже в ней свет истины Христовой; спаяла ли она единство
120
всех своих частей любовью? Сам поэт признает, что она еще не покрыта ризою Христа. Значит,- можно сказать поэту,- судьба России зависит не от Царьграда и чего-нибудь подобного, а от исхода внутренней нравственной борьбы светлого и темного начала в ней самой. Условие для исполнения ее всемирного призвания есть внутренняя победа добра над злом в ней, а Царьград и прочее может быть только следствием, а никак не условием желанного исхода. Пусть Россия, хотя бы без Царьграда, хотя бы в настоящих своих пределах, станет христианским царством в полном смысле этого слова — царством правды и милости,- и тогда все остальное,- наверное,- приложится ей.
121
КОММЕНТАРИИ: ПОЭЗИЯ Ф. И. ТЮТЧЕВА
Впервые напечатана в «Вестнике Европы», 1895, No 4, с. 735-752.
{1} Картина, рисуемая Соловьевым, в целом верна. Лев Толстой называл Тютчева своим любимым поэтом, внимательно, с карандашом в руках перечитывал его стихотворения. А. А. Фет в 1859 г. поместил в журнале «Русское слово» (No 2) статью «О стихотворениях Ф. Тютчева», где говорил о нем как о «властелине» поэтической мысли, «лирическая смелость» которого счастливо сочетается с «чувством меры». Фету принадлежат упоминаемые в тексте стихотворения «Ф. И. Тютчеву» («Мой обожаемый поэт…», 1862) и «На книжке стихотворений Тютчева» (1883). Рецензия И. С. Тургенева «Несколько слов о стихотворениях Ф. И. Тютчева» была напечатана в 1854 г. в «Современнике» (No 4). Откликаясь на появление сборника стихотворений Тютчева, Тургенев писал: «Мы не могли душевно не порадоваться собранию воедино разбросанных доселе стихотворений одного из самых замечательных наших поэтов, как бы завещанного нам приветом
391
и одобрением Пушкина». Далее он утверждал, что из всех современных поэтов «на одном г. Тютчеве лежит печать той великой эпохи, к которой он принадлежит и которая так ярко и сильно выразилась в Пушкине; в нем одном замечается та соразмерность таланта с самим собою, та соответственность его с жизнию автора,- словом, хотя часть того, что в полном развитии своем составляет отличительные признаки великих дарований». Соловьев верно говорит о Тютчеве как о поэте неизвестном «образованному» обществу. После смерти Тютчев был почти забыт, и лишь в конце XIX в. интерес к его творчеству стали проявлять ранние символисты.
{2} Работа И. С. Аксакова «Биография Федора Ивановича Тютчева» была написана сразу после смерти поэта. Подготовленная в 1874 г. к печати в «Русском архиве», она была запрещена цензурой. Отдельное издание вышло в Москве в 1886 г. Аксакова, женатого на дочери Тютчева Анне, преимущественно занимали политические взгляды поэта, характеризовать которые как «славянофильские» было бы неверно.
{3} «Боги Греции» Шиллера были переведены Фетом в 1878 г.
{4} Стихотворение «Не то, что мните вы, природа…» написано не позднее апреля 1836 г. Соловьев приводит его с небольшими неточностями.
{5} «Курс общей физиологии» Клода Бернара, одного из создателей экспериментальной медицины, вышел в русском переводе в 1878 г.
{6} Цикл стихотворений Гете «Бог и мир» создан в 1802-1829 гг.
{7} Гете, «Душа мира» («Рассейтесь вы везде под небосклоном…», 1802). Русский перевод С. Соловьева.
{8} Соловьев полностью приводит стихотворение Тютчева «День и ночь» (1839). Здесь и далее курсив Соловьева.
{9} Стихотворение «О чем ты воешь, ветр ночной?..» написано в начале 1830-х гг. В цитате неточность: у Тютчева 4-я строка — «То глухо жалобный, то шумно?».
{10} Строфы стихотворения «Как хорошо ты, о море ночное…» (1865).
{11} Соловьев полностью приводит стихотворение «Не остывшая от зною…» (1851). Его вариант заметно отличен от канонического текста.
{12} Из стихотворения «Ночное небо так угрюмо…» (1865).
{13} Строки из стихотворения «Святая ночь на небосклон взошла…» (между 1848-м и мартом 1850 г.).
{14} Из стихотворения «Итальянская villa» (1837).
{15} Первая строфа стихотворения «О, как убийственно мы любим…» (1851).
{16} Стихотворение «Предопределение» (1851 или 1852).
{17} Стихотворение «О вещая душа моя…» (1855).
{18} Имеется в виду знаменитый раннехристианский богослов Тертул-лиан (ок. 160- после 220).
{19} Соловьев ссылается на знаменитое тютчевское четверостишие:
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
392
У ней особенная стать
В Россию можно только верить (1866).
Далее цитируются последние строки стихотворения «Эти скудные селенья…» (1855). Политические взгляды Тютчева были консервативны, он убежденно отстаивал идею имперской России, но говорить о его «шовинизме» невозможно.
{20} Строки из стихотворения «Итак, опять увиделся я с вами…» (1849).
{21} Стихотворение, цитируемое ниже, написано в 1831 г.
{22} Неточная цитата из стихотворения «Русская география» (1848 или 1849).
{23} Строфа из стихотворения «Два единства» (1870).
{24} Стихотворение «Над этой темною толпой…» (1857).
Владимир Сергеевич Соловьев
Поэзия гр.А.К.Толстого
Алексей Толстой, как и Ф. И. Тютчев, принадлежит к числу поэтов-мыслителей; но в отличие от Тютчева — поэта исключительно _созерцательной_ мысли,- гр. А. К. Толстой был поэтом мысли _воинствующей_ поэтом-борцом. Конечно, _не_ в смысле внешней практической борьбы. Всякий истинный поэт невольно повинуется запрету, выраженному Пушкиным: «не для житейского волненья, не для корысти, не для. битв» {1}… Но, оставляя в стороне житейские и корыстные битвы, поэт, «рожденный для вдохновенья», может вдохновляться и на борьбу — достойную поэтического вдохновения. Наш поэт боролся оружием свободного слова за право красоты, которая есть ощутительная форма истины, и за жизненные права человеческой личности.
Сам поэт понимал свое призвание как борьбу:
Господь, меня готовя _к бою_,
_Любовь и гнев_ вложил мне в грудь,
И мне десницею святою
Но именно потому, что путь, указанный поэту, был _правдивый_, и борьба на этом пути была борьбою за высшую правду, за интересы безусловного и вечного достоинства; она возвышала поэта не только над житейскими и корыстными битвами, но и над тою партийною борьбой, которая может быть бескорыстною, но не может быть правдивою, ибо она заставляет видеть все в белом цвете на своей стороне — и все в черном на стороне враждебной; а такого равномерного распределения цветов на самом деле не бывает и не будет — по крайней мере до Страшного суда.
122
По чувству правды, Толстой не мог отдаться всецело одному из враждующих станов, не мог быть партийным борцом — он сознательно отвергал такую борьбу:
Двух станов не боец, но только гость случайный,
За правду я бы рад поднять мой добрый меч,
Но спор с обоими — досель мой жребий тайный,
И к клятве ни один не мог меня привлечь;
Союза полного не будет между нами
Не купленный никем, под чье б ни стал я знамя,
Пристрастной ревности друзей не в силах снесть,
Я знамени врага отстаивал бы честь! {3}
II
Для характеристики и оценки поэта очень важен вопрос об отношении его собственной сознательной мысли к его делу: как он понимал и за что принимал поэзию? С этой точки зрения все поэты нашего века (я ограничиваюсь здесь одними русскими и из них только почившими) распределяются на три естественные группы. Первая достаточно обозначается одним именем — Пушкина. Здесь отношение мысли к творчеству — непосредственное, органическое,- в процессе творчества сознание не отделяется от самого дела,- нет никакого раздвоения в поэтической деятельности. Как чистый поэт, поэт-художник по преимуществу, Пушкин прямо дает нам совершенные образцы красоты, не тревожась общим вопросом: что такое поэтическая красота, как она относится к жизни, какое ее место и значение во вселенной? Не то чтобы поэт вовсе не думал и не говорил о своем деле. Но это были случайные, преходящие мысли по поводу поэзии, а
