и осудят.
Кто ж у истока – курица или яйцо? люди или система?
Несколько веков была у нас пословица: не бойся закона – бойся судьи.
Но, мне кажется, Закон перешагнул уже через людей, люди отстали в жестокости. И пора эту пословицу вывернуть: не бойся судьи – бойся закона.
Абакумовского, конечно.
Вот они выходят на трибуну, обсуждая «Ивана Денисовича». Вот они обрадованно говорят, что книга эта облегчила их совесть (так и говорят…). Признают, что я дал картину ещё очень смягчённую, что каждый из них знает более тяжёлые лагеря. (Так – ведали?..) Из семидесяти человек, сидящих по подкове, несколько выступающих оказываются сведущими в литературе, даже читателями «Нового мира», они жаждут реформ, живо судят о наших общественных язвах, о запущенности деревни…
Я сижу и думаю: если первая крохотная капля правды разорвалась как психологическая бомба – что же будет в нашей стране, когда Правда обрушится водопадами?
А – обрушится, ведь не миновать.
Глава 8
Мы всё забываем… – «Внесудебная расправа» ЧК. – Чекистские цифры расстрелянных сравнительно с прежними русскими. – Суды после Октября. – Сходство народных судов и Революционных Трибуналов. – Железнодорожные трибуналы, трибуналы ВОХРы. – Основание Революционных Военных Трибуналов и принципы их действия. – Расстрельные цифры 1920 года. – Трибуналы как боевые отряды. – Когда отпадает смысл апелляционного права. – Живые места тех лет. – Крестьянские восстания. – Рязанский Трибунал судит толстовца. – Книга речей Крыленко. – Общие задачи советского суда. – Дело «Русских Ведомостей». – Дело трёх следователей московского Ревтрибунала. – Дело Косырева. – Неприятности у ЧК в феврале 1919. – Процесс церковных деятелей (Самарин и др.). – Звенигородский набат. – Церковные процессы в провинции, удары по храмам и монастырям. – Циркуляр 1920 года о ликвидации мощей. – Большевицкая постановка вопроса об интеллигенции. – Процесс «Тактического центра». – Истинная история его. – «Таганцевское дело».
Мы – всё забываем. Мы помним не быль, не историю – а только тот штампованный пунктир, который и хотели в нашей памяти пробить непрестанным долблением.
Я не знаю, свойство ли это всего человечества, но нашего народа – да. Обидное свойство. Может быть, оно и от доброты, а – обидное. Оно отдаёт нас добычею лжецам.
Так, если не надо, чтоб мы помнили даже гласные судебные процессы, – то мы их и не помним. Вслух делалось, в газетах писалось, но не вдолбили нам ямкой в мозгу – и мы не помним. (Ямка в мозгу лишь от того, что каждый день по радио.) Не о молодёжи говорю, она конечно не знает, но – о современниках тех процессов. Попросите среднего человека перечислить, какие были громкие гласные суды, – вспомнит бухаринский, зиновьевский. Ещё, поднаморщась, – Промпартию. Всё, больше не было гласных процессов.
Что ж сказать тогда о негласных?.. Уже в 1918 сколько барабанило трибуналов! – когда не было ещё ни законов, ни кодексов и сверяться могли судьи только с нуждами рабоче-крестьянской власти. Их подробная история ещё когда-нибудь кем-нибудь напишется ли?
Однако без малого обзора нам не обойтись. Какие-то обугленные развалины мы всё ж обязаны расщупать и в том утреннем розовом нежном тумане.
В те динамичные годы не ржавели в ножнах сабли войны, но и не пристывали к кобурам револьверы кары. Это позже придумали прятать расстрелы в ночах, в подвалах и стрелять в затылок. А в 1918 известный рязанский чекист Стельмах расстреливал днём, во дворе, и так, что ожидающие смертники могли наблюдать из тюремных окон.
Был официальный термин тогда: внесудебная расправа. Не потому, что не было ещё судов, а потому, что была ЧК.
Этого птенца с твердеющим клювом отогревал своим дыханием Троцкий: «Устрашение является могущественным средством политики, и надо быть ханжой, чтобы этого не понимать». И Зиновьев ликовал, ещё не предвидя своего конца: «Буквы ГПУ, как и буквы ВЧК, самые популярные в мировом масштабе».
Внесудебная, потому что так эффективнее. Суды были, и судили, и казнили, но надо помнить, что параллельно им и независимо от них шла сама собой внесудебная расправа. Как представить размеры её? М. Лацис в своём популярном обзоре деятельности ЧК даёт нам цифры[90] только за полтора года (1918 и половина 1919) и только по двадцати губерниям Центральной России («цифры, представленные здесь, далеко не полны», отчасти, может быть, и по чекистской скромности). Вот они: расстрелянных ЧК (то есть безсудно, помимо судов) – 8 389 человек (восемь тысяч триста восемьдесят девять), раскрыто контрреволюционных организаций – 412 (фантастическая цифра, зная всегдашнюю неспособность нашу к организации да ещё общую разрозненность и упадок духа тех лет), всего арестовано – 87 000. (А эта цифра отдаёт преуменьшением.)
С чем можно было бы сопоставить для оценки? В 1907 группа общественных деятелей издала сборник статей «Против смертной казни» (под ред. Гернета), где приводится поимённый перечень всех приговорённых к казни с 1826 по 1906. Составители оговариваются, что этот список неполон (однако не ущербнее же данных Лациса, составленных в Гражданскую войну). Он насчитывает 1 397 имён, отсюда должны быть исключены 233 человека, которым приговор был заменён, и 270 человек неразысканных (в основном – польских повстанцев, бежавших на Запад). Остаётся 894 человека. Эта цифра за 80 лет оказывается в 255 раз жиже чекистской! – а чекистская ещё дана меньше чем по половине губерний (обильные расстрелы на Северном Кавказе, Нижней Волге сюда не вошли). Правда, составители сборника тут же приводят и другую, предположительную (и скорей всего натянутую в желаемом направлении) статистику, по которой приговорено к смерти (может быть, и не казнено, ведь было много помилований) за один лишь 1906 год – 1 310 человек. Это – как раз разгар пресловутой столыпинской реакции (в ответ на разлив революционного террора), и о нём есть ещё цифра: 950 казней за 6 месяцев[91]. (Всего 6 месяцев они и действовали, столыпинские военно-полевые суды.) Жутко звучит, но для укрепившихся наших нервов не вытягивает и она: чекистскую-то цифирку на полгода пересчитав, всё равно получим втрое гуще – да это ещё по 20 губерниям, да это ещё – без судов, без трибуналов.
А – суды?
А как же! В месяц после Октябрьской революции были созданы и суды – во-первых, народные суды, свободно избираемые рабочими и крестьянами, – но чтоб судьи обязательно имели «политический опыт в пролетарских организациях партии» и после «предварительной тщательной проверки соответствия кандидатов своему назначению» исполкомами райсоветов, кеми и отозваны могут быть в любое время. (Декрет о Суде № 1, 24 ноября 1917, ст. 12 и 13.) А коль скоро так – то и стали народных судей не выбирать всенародно, а просто назначать исполкомами Советов, – что одно и то же, поскольку Советы, как известно, и выражают интересы трудящихся масс.
Во-вторых, и даже опять во-первых, тем же декретом 24 ноября 1917 были учреждены рабочие и крестьянские Революционные Трибуналы, начиная от волостных и уездных. Эти задуманы были как орган пролетарской диктатуры, и как-то само так получилось, что Революционные Трибуналы мгновенно и возникли повсюду, а народные суды ещё потом многие месяцы не появлялись, особенно в глухих углах. Итак, Революционные Трибуналы взяли на себя все дела, включая уголовные.
Но успокоим, что не так была велика и разница между народными судами и трибуналами: когда позже, в 1919, появятся начала уголовного права РСФСР, там характеристика тех и других судов почти совпадёт: и для тех и для других нет никаких пределов применяемых наказаний, и те и другие должны иметь безусловно свободные руки: закон не устанавливает никаких карательных санкций, и за судами полная свобода в выборе репрессий, неограниченное право в применении их (если лишение свободы, то можно – на неопределённый срок, то есть до особого распоряжения). Народный суд, точно так же как и Ревтрибунал, руководствуется лишь революционным правосознанием и революционной совестью. Приговоры как тех, так и других судов – окончательные и не подлежат никакому обжалованию ни в какой инстанции. Народные суды, как и Революционные Трибуналы, не связаны в своей деятельности никакими формальными условиями, единственным мерилом оценки является степень того вреда, который принесен действиями подсудимого интересам революционной борьбы, приговор определяется целесообразностью в интересах обороны и трудового строительства. (Поначалу Ревтрибуналы имели даже заседателей, назначаемых местными советами, но затем обрели свою более чёткую форму постоянной тройки, но так, чтоб один член тройки выделялся местной коллегией губчека – и так осуществлялась бы на всех этажах живая спайка между Ревтрибуналами и ЧК.)
4 мая 1918 был декрет о создании Верховного Революционного Трибунала при ВЦИК – и тогда полагали, что это – завершение трибуналостроительства. Но, о, как ещё было до этого далеко!
Ещё оказалось необходимо создать, для поддержания деятельности железных дорог, единую для всей страны систему Революционных Железнодорожных Трибуналов.
Затем – единую систему Революционных Трибуналов войск Внутренней Охраны.
В 1918 году все эти системы уже действовали дружно, не давая на территории РСФСР никакого убежища преступлению и проступку против революционной борьбы масс, – однако зоркий глаз товарища Троцкого увидел несовершенство этой полноты – и 14 октября 1918 он подписал приказ о сформировании ещё новой системы Революционных Военных Трибуналов.
Всецело занятый заботами Реввоенсовета Республики и спасением Республики от внешних врагов, этот наш вождь и вдохновитель не добавил более подробной разработки своего замысла – но зато исключительно удачно выбрал председателя центрального Революционного Военного Трибунала Республики – в лице товарища Данишевского, который не только блистательно создал и развил всю систему этих ещё новых трибуналов, но и написал теоретическое обоснование их в виде отдельной брошюры[92]. Один экземпляр брошюры чудом перехранился и попал в наши руки. Правда, на брошюре стоит гриф «Секретно» – но за давностью лет, быть может, простится мне некоторая оттуда разгласка (вышесказанное о судах тоже взято оттуда).
Сразу после Октября, в духе его лозунгов и как уже заведено было в армии с Февраля, предполагалось, что в Красной армии будут действовать выборные полковые и дивизионные суды. Но демократической деятельностью их не успели насладиться – и вскоре от них вообще отказались. Всё равно повсюду самочинно возникали военно-полевые суды, тройки, а само собой действовали (расстреливали) фронтовые органы ВЧК и само собой – органы контрразведки, предшественники Особых Отделов. В те жестокие для Республики месяцы, когда товарищ Троцкий сказал во ВЦИК: «Мы, сыны рабочего класса, заключили договор со смертью, а стало быть и с победой», – потребовалось заставить всех и каждого подтянуться и исполнить свой долг.
«Революционные Военные Трибуналы – это в первую очередь органы уничтожения, изоляции, обезврежения и терроризирования врагов Рабоче-Крестьянского отечества и толь ко во вторую очередь – это
