которые их преследуют, понять, как они принимают решения. И, действительно, вкладываю немного или много от самого себя в них… Но есть лицо, которое довлеет, — это Россия. И никто из отдельных персонажей по-настоящему не воплощает её.
Сможете ли вы закончить столь гигантскую фреску?
Не могу сказать. По особенностям жизни я потерял много времени. Бог укажет.
Что вам кажется более трудным? Писать или бороться против КГБ?
Не писать, а восстанавливать правду. Правду труднее выявить, чем выдумать ложь. Советская власть — мастер лжи. Что касается борьбы против КГБ, она требует качеств бойца, если не хочешь быть раздавленным. Вероятно, у меня эти качества есть, поскольку я ещё жив.
Какие именно качества?
Да не так сразу скажешь… Ну, военные качества. Нужно предвидеть опасность. Угадывать намерения противника. Отказываться вступать в бой по выбору противника и наступать, когда он меньше всего этого ожидает. Показным манёвром отвлекать в сторону всю тяжесть полицейского аппарата. Одним словом, быть сильнее.
Считаете ли вы, что ваша жизнь в опасности, как и в своё время жизнь Ленина?
Ленину за границей ничто не угрожало. Царское правительство было лишь царским правительством. А коммунистическое — неумолимо, и перед ним надо оставаться всё время настороже. Вот сейчас они используют против меня клевету. Но они опоздали. Я уже слишком много сказал, и это не исчезнет. Они могут применить и другие средства. Я к этому готов. Я всегда был готов к смерти. Но и тогда они просчитаются. Если они меня убьют, они признают этим всё, что я написал. А если не убьют, я буду продолжать рассказывать о моей стране, и миллионы людей узнают правду. То, что я пишу, проникнет в Россию, потому что никакой железный занавес не может остановить бурю. Правда — это и есть буря. Моё воздействие именно в том, что я писатель, а не политический деятель. Слoва — нельзя остановить.
То, что вы пишете, будет проникать в Советский Союз. Однако странно, что Запад, который принял вас как героя, начинает потихоньку подозревать, что вы — реакционер, что ваши взгляды устарели и так далее.
Русские знают, что я прав; люди на Западе этого ещё не знают. Я, сам того не задумав, выполняю двойную задачу. Рассказывая историю России, я в то же время говорю Западу, что это может стать и его историей. Но такое предсказание будущего всем неприятно.
Действительно, вам это ставят в вину. Что вы считаете, будто история повторяется, будто Западную Европу может постичь участь России двадцатых, тридцатых, сороковых годов.
Я не специалист по Западу. Я наблюдаю Запад изнутри всего лишь два года. Я мог бы и не высказываться о нём. Но раз навсегда я положил себе всюду говорить то, что считаю правдой. И вот она: западный мир подошёл к решающему моменту. В ближайшие годы станет на карту существование цивилизации, которую Запад создал. Думаю, что он не отдаёт себе в этом отчёта.
На чём вы основываете такое мнение?
Не на экономических трудностях, которые вы переживаете. Вы их преодолеете. И даже не на политическом кризисе, который вы предчувствуете и который я резюмировал бы так: что станет с народами, у которых нет цели? Но я имею в виду то, что называется духовным кризисом. У вас уверенность, что демократии выживут. Но демократии — это острова, потерянные в необъятном потоке истории. Вода всё время поднимается. Самые простые законы истории не благоприятствуют демократическим обществам. И эта очевидность не бросается Западу в глаза.
Предположим, что вы правы. В таком случае, ничего поделать нельзя, игра уже потеряна?
Нет, она ещё не потеряна. Но она, может быть, будет проиграна, потому что вы забыли значение свободы. Когда Европа взялась установить её впервые, это было священное понятие, непосредственно вышедшее из христианского мировоззрения. Та свобода — служила возвеличению человеческого существа. Она обещала обеспечить выявление ценностей. Та свобода открывала путь добродетели и героизму. Но это всё забыто. Время подточило ваше понимание свободы. Вы сохранили термин, но изготовили другое понятие: маленькую свободу, которая лишь карикатура большой; свободу без ответственности и без чувства долга, которая вывела вас, правда, на путь всеобщего благополучия. Но никто не готов умереть за эту свободу. Она полна трубных звуков, богатства и — пуста. Вы вступили в эпоху расчёта — и не в состоянии бороться, жертвовать, способны только на компромиссы. Вы готовы уступить территорию, лишь бы ваше счастье продержалось там, куда ещё не дошёл противник.
Должен ли Запад идти на риск большой войны ради свободы других?
Не других — скоро своей собственной. Но я сейчас говорю о духовной воле, а не о стратегии. Ни у моих друзей, ни у меня нет атомной бомбы, нет танков, нет пистолетов, ничего нет. Но в тот момент, когда сила воли в нас побеждает, когда мы рискуем жизнью, — мы наносим удар по огромной машине советской власти. Ни политические комбинации, ни военные не спасут вас. Внутренняя сила духа важнее любой политики. Если бы лидеры Востока почувствовали в вас хоть малейшее горение, хоть малейший жизненный порыв в защиту свободы, если бы они поняли, что вы готовы идти на смерть, чтобы эта свобода выжила и распространялась, — в эту минуту у них опустились бы руки. Каждый раз, когда вы выступали решительно — в Берлине, в Корее, вокруг Кубы, — каждый раз советское руководство отступало. Борьба происходит не между вами и ими, но внутри вас самих.
Что вам кажется существенным? Свобода в понимании Монтескьё или просто вера?
Я уже говорил, что они связаны. Истинная свобода — это как бы лестница Иакова. Она позволяет своим слугам взойти выше её.
Демократии, действительно, огромные рыхлые объекты. Но иногда они просыпаются, и те, кто недооценили степень их решимости, платят за это своей головой. В конце концов, они взяли верх над Гитлером.
Хотелось бы верить, что вы правы. Но, когда я смотрю на Запад, меня начинает преследовать ощущение, что всё это я уже когда-то видел. Мы прошли черезо всё, что вы переживаете сейчас. В России конца прошлого века были, как вы помните, террористы. И интеллигенция встрепенулась, бросилась спасать их, когда их вылавливала полиция. Так началось. Эта начальная слабость и обошлась нам во много миллионов жертв. Вы признаёте, что сегодняшнее у нас жестоко, но о своей свободе вам кажется, что она завоёвана раз навсегда, и поэтому вы позволяете себе ею пренебрегать.
Сказывается ли в России этот двусмысленный подход Запада?
Конечно. Я уже сказал вам, насколько русский народ внутренне сопротивлялся этому чуждому телу коммунизма. Но народ меняется, как и люди, проходит поколение за поколением, и система накладывает свою печать. Каждый раз, когда мировое соотношение сил снова поворачивается в пользу коммунистической власти, советские граждане обескуражены: если этот режим, которого они не выносят, так преуспевает во всех концах света, значит, он выражает какую-то правду?..
Не считаете ли вы, что русский человек вытеснен советским человеком?
Вы не знаете, и мир не знает, чтo такое было сопротивление русского и украинского народов. Я буду об этом писать: армии крестьян шли с вилами на пулемёты. Горы убитых. И это повсюду. Нас раздавили, размозжили, но на Западе весьма слабое представление об этом. Правда, русский народ как ковыль — он гнётся под ураганом, но крепко врос корнями в землю. И — мы ещё живы. Моральный упадок у нас отрицать нельзя. Но и духовное сопротивление народа ещё хранит надежду. Многое зависит от вас: от этого маленького кусочка Западной Европы, который боится, что ему не хватит нефти; от этой огромной Америки, которая не перестаёт думать о себе. Коммунизм — это не русское, но мировое явление. Он засел в России, он использовал Россию. Он может так же вселиться завтра к вам и использовать вас. И человеческий род отступит дальше.
Что же делать?
Таинственным образом всё зависит от личной решимости каждого из нас. Никогда ещё будущность планеты настолько не зависела от человека. Думаю, что первое правило для всех — это не принимать лжи, — как у нас, на Востоке, так и у вас, на Западе. Говорить правду — это значит возрождать свободу. Не считаясь ни с давлением, ни с интересами, ни с модами. А если кто пожимает плечами, повторять её ещё раз. Те, кто пожимают плечами, услышав рассказы о трагедии такого объёма, как в СССР, сознательно или несознательно соучаствуют палачам. Вы вовлечены в жесточайшую борьбу, а ведете себя, будто вопрос идёт о партии пинг-понга. Вы можете устоять, если ваша решимость будет несомненная, явная. Иначе — станет слишком поздно.
Интервью журналу «Ле Пуэн» (декабрь 1975). — Парижский журнал взял это интервью у писателя в Цюрихе к своему новогоднему номеру, в котором объявляется избранный журналом «человек года» (минувшего). Таким был избран за 1975 А. И. Солженицын. Во вступлении к интервью журнал объяснил это так:
Зачем было провозглашать Солженицына «человеком 75-го года»… Героем дня он был в 74-м, когда Запад с изумлением открыл для себя одновременно и его гений и значение его свидетельств для всей Европы. Коммунисты повсеместно молчали. Они принадлежат к породе тех, кто умеет молчать, когда разражается гроза. Ибо грозы долго не длятся. Затем стоит только подсушить одежду — и можно снова трогаться в путь.
Так дело обстоит и сейчас. Солженицын сегодня не перестаёт всё глубже проникать в массы, но он уже не совсем в моде у интеллигенции. Это не случайно.Огромная пропагандная машина разных «интеллектуальных партий» начала свою подрывную работу. Раз нельзя заткнуть рот Солженицыну, раз нельзя помешать распространению его книг, — остаётся возможность его оклеветать. Все средства хороши: например, запустить ложную информацию о том, что он едет в Чили на встречу с Пиночетом, или, извращая его заявления, приклеить ему ярлык «сторонника холодной войны», вот он вам и родня Фостеру Даллесу или соучастник в осуждении Розенбергов, уж конечно невинных… Да и вообще, скажут, он человек другого времени, до Гоголя. Он не принадлежит к новому миру, к тем, кто осенью 75-го года во Дворце Спорта в Париже млел над кинофильмом «Броненосец Потёмкин» и аплодировал стоя, переполненный сочувствием к героям русской революции. В этом мире фантазмов автору «Гулага» нет места. Постепенно его замалёвывают…
Но это легко не даётся. Лагеря и тюрьмы всё тут же… Не Солженицын виноват в той трещине, которая проходит сквозь сердца коммунистов, а — та истина, которую он возвестил и которая изо дня в день распространяется по всей земле. Чтo вы? Солженицын и вправду не «человек года». Он человек целой эпохи.
Интервью опубликовано по-французски в журнале «Le Point»,
