– тоже и не его труд, но сразу решил: возглавить, а посадить за это дело кого-нибудь другого.
Принято.
Гучков сидел мрачный, подперев голову локтями о стол. Надо было бы говорить о «приказе № 1». О наглости Совета депутатов. Что так не может работать ни военный министр, ни всё правительство. Но Гучков ещё и сам не разобрался во всех обстоятельствах и фигурах, ещё не испробовал и всех своих возможных сил. Что нагружать на этих безпомощных штатских? Сделать они всё равно ничего не могут.
Изо всех его размышлений и проектов этих суток только один можно было выразить ясно, зато в духе революции и всем приятное: при производстве нижних чинов в офицеры – отменить национальные, вероисповедные и политические ограничения. То есть: открыть дорогу в юнкерские училища и в офицерство – евреям.
– Да, да! – оживился, приободрился и министр просвещения. – Так же немедленно отменить и процентную норму для евреев в учебные заведения! И восстановить право на продолжение образования уволенным по политической неблагонадёжности.
Одобрили единодушно.
А других крупных вопросов – никто сразу не усматривал.
Вот у Керенского (он торопится) несколько вопросов по юстиции. Во-первых (он предлагает устно, нет времени разработать документ, это потом): надо учредить Высший Суд для высших должностных лиц.
Хорошо, учредить. Поручить разработать.
И – кого именно назначить ему в товарищи. (Ускакал.)
И вниманьем заседания поспешил завладеть Терещенко. (Он уже сообразил свой выход: всё, чего он не понимал, надо было спрашивать у соединённого правительства. И если что окажется не так – так они и отвечают, не он.) Сперва он подбодрил своих коллег: создание правительства народного доверия уже отозвалось самым благоприятным образом на кредитоспособности России. Не только Англия и Америка, так неохотно дававшие деньги царю и так обрадованные теперь нашим демократическим строем, но и японский денежный рынок теперь открывается нашим государственным займам!
Великолепно.
Для этого надо подтвердить, что наше Временное правительство ненарушимо отвечает по всем денежным обязательствам прежнего? Да, придётся.
А пока… Надо бы увеличить Государственному банку право выпуска кредитных билетов, ну… на 2 миллиарда рублей? По тексту отречения Михаила Временное правительство имеет такую полноту власти. Ну что ж. Записали. Одновременно – экономия: прекратить отпуск кредитов на какие-либо секретные расходы. О, никаких секретных расходов, конечно! отныне всё будет открыто. Потом: нельзя ли сократить расходы из военного фонда? Гм, гм… (Гучкова нет, ушёл.) Это – совместно рассмотреть министру финансов и военному. Субсидии жертвам войны? Пока, неделю, продолжить как идут, а там обсудим. А все назначенные при старом режиме государственные пенсии? Господа, пока придётся сохранить, мы не можем так круто… Они всю жизнь тянули бюрократическую лямку, обременены семьями. А ведь многих придётся сместить с должностей, – но значит, надо платить им пенсии? Не оставить же их, как раков на мели.
А что делать с Государственным Советом? Ему теперь делать нечего. Но и там есть достойные члены – и почему ж от революции они должны лишиться содержания или пенсии?
И хотелось бы, очевидно, – выплачивать добавочное вознаграждение всем служащим правительственных учреждений. Ведь такое сложное время… Принято.
Но тогда приобретает значение и нормальное поступление налогов, пошлин, податей. В такое бурное время могут перестать платить. Не составить ли обращение к населению об уплате налогов?
Нет-нет, подождём… Это – неприятное обращение, может подорвать авторитет нашего правительства на самом первом шагу.
А вот: передать в министерство финансов собственность Кабинета Его Величества…
Да, господа! А кому ж передадим всё имущество министерства Двора? И заведывание дворцами? И управление Уделов?
Назначить специального комиссара Временного правительства.
Господа, господа! Комиссаров нам ещё очень много нужно назначить, и в самые разные места: а – в Управление государственного коннозаводства? А – по ведомству Человеколюбивого общества и учреждений императрицы Марии?
И надо же утвердить всех прежних комиссаров, назначенных ещё Думским Комитетом, если ещё находятся на тех постах.
А сидит среди министров, как равный им, но рядом с князем Львовым, серый безцветный Щепкин, управляющий министерством внутренних дел, поскольку сам князь Георгий Евгеньич, при его загруженности и ответственности… Так вот, подсовывает он ведомость князю, и князь (он же председатель Земского союза) ласково объявляет, что надо утвердить текущие расходы Земсоюза, ну, тут 175 миллионов рублей…
Возражений нет.
А что делать с Главным Управлением по печати? Упразднить! Никакой цензуры никогда больше не может быть в России! Оставить, может быть, бюро иностранных вырезок.
А что делать с Главным Комитетом по охране железных дорог? Ну, разумеется, упразднить.
И – кто что вспоминает. Надо уволить военно-санитарного инспектора. Хорошо, да состоится такое постановление. Надо отменить, просил Родичев, уезжая, общеимператорское законодательство по Финляндии. Отменили. (Ещё ни у кого ни одного письменного наброска, все запросы сперва принимаются, а потом поручается разработать проекты.)
Спешит с предложениями и Некрасов, догадываясь, что нельзя упустить случая: он подготовит увеличение содержания всем работникам железнодорожного транспорта. Да, они заслужили.
Шингарёв почти не участвует, обременённый своими мыслями, и смотрит свои бумаги. И вот что он видит и что предлагает: хотя министр земледелия в узком смысле не должен заниматься продовольствованием Империи, – но сейчас, пока нет отдельного министерства продовольствия, некому больше этого поручить, как ему же. И он – берёт. Что ж, все согласны.
А ещё он предлагает: прекратить безумное разорение немецкого землевладения, лучших культурных хозяйств. Остановить выселение немцев.
А не будет это выглядеть непатриотическим актом?..
Это – только выводы пересказать просто, но сколько же здесь сомнений, опасений и побочных соображений! Ушло пять, ушло семь, ушло девять часов заседания первого свободного общественного кабинета.
А нет ли ещё проблем и по министерству внутренних дел? Милейший, уступчивый, ясноглазый князь Георгий Евгеньич понимает, что некоторые – есть и, пожалуй, надо будет их тоже коснуться. Вот Охранное отделение? Ну, это само собою упразднилось в первые дни. Отдельный корпус жандармов? Безусловно, упраздняем это пятно, постановляем сейчас же. Железнодорожную полицию? Ну, поскольку они все входят формально в жандармерию – упраздняем и её. (Отлично можно будет послать их всех в армию.)
Ещё оставалась такая деталь: а – в провинции? О, очевидно, мы единым решением упраздняем полицию по всей стране. Как и всегда требовала Дума, их можно всех послать в армию.
Но тогда – и градоначальников упразднить повсюду?
Да, разумеется, и их.
И губернаторов. И вице-губернаторов.
Да, да! Всех сразу, по всей России, отрешить циркулярно единой телеграммой.
Кто-то пискнул: а имеем ли мы такое право, полномочны ли мы?
А нашим полномочиям – нет границ, до Учредительного Собрания.
А есть ли у министерства внутренних дел подготовленные кандидаты для управления каждой губернией?
Нет, таких кандидатов нет. Но и недемократично было бы назначать их сверху или готовить заранее. Для простоты: пока назначить всех председателей земских управ – по восьмидесяти земским губерниям, по восьмистам уездам – комиссарами Временного правительства, вот и весь выход!
Итак, решено: губернаторов, градоначальников и всю полицию – отстраняем. И это вполне согласуется с нашей демократической программой. Прежняя полиция совершенно невыносима! А кому очень нужно – ну, пусть на месте создаёт народную милицию.
– Да господа! – лучезарно улыбался князь Львов. – Зачем вообще нам какая-нибудь полиция? Зачем вообще в свободном государстве – полиция? Неужели сознательный народ нуждается в ней?
Как учил Лев Толстой: вся беда – от власти. Не надо никакой власти.
Никто не возразил.
Ну, а оставшийся административный механизм – можно, в пределах терпимого, и сохранить. Для поддержания всё-таки нормального хода жизни в стране.
Князь Львов если и испытывал некоторую неловкость на новом месте, то утешал себя, что всякая деятельность в конце концов всегда удавалась ему. Постепенно удастся и эта. Постепенно одержит верх и благоразумие политических деятелей, и глубокая мудрость русского народа, божественное начало, живущее в его душе.
* * *
– Акуля, что шьёшь не оттуля?
– А я, мачка, ещё пороть буду.
* * *
Пятое марта
433
(изложение революционных событий по газетам)
…Когда политика, названная диктатурой безумия, поставила страну на край пропасти, – инстинкт народного самосохранения проложил себе дорогу.
…Старый строй, окружённый ненавистью и презрением, трусливо прятался в своих подземельях.
…Объявление Хабалова о достаточности муки в Петрограде было провокаторское: идите, мол, громите лавки, это вам торговцы не дают. Но народ понял, куда его заманивают, с презрением отнёсся к выходке Хабалова и погрома не устроил.
…Уже на второй день, 24 февраля, полиция успешно расстреливала народ, было много убитых и раненых.
…Полиция три дня не стреляла из провокации: полиции нужны были эксцессы народа – и тогда бы загрохотали приготовленные в Адмиралтействе орудия, затрещали бы пулемёты с крыш, и столица утонула бы в крови. Однако народ и войска отлично разгадали программу Протопопова и никаких не только эксцессов, но даже отдельных шероховатостей не наблюдалось.
…Первую стрельбу нарочно спровоцировало правительство – чтобы, ссылаясь на угрозу революции, потребовать от союзников согласия на сепаратный мир.
…Безумец Протопопов усеял крыши домов пулемётами… Ещё к 14 февраля крыши домов, пожарные каланчи были вооружены пулемётами… до тысячи пятисот пулемётов, которые должны были расстреливать народ.
…Стрельба первых дней была, очевидно намеренно, безрезультатной.
…Подошли стрелявшие в народ солдаты Преображенского полка, их схватили – и под шинелями преображенской формы оказались полицейские казакины.
…Конные городовые, переодетые солдатами, несколько раз бросались на толпу, но толпа была такая густая, что поделать ничего не могли – отскакивали и уезжали прочь.
…Как установлено, в первые дни революции полицейские стреляли в народ разрывными пулями… И получали 100 рублей в сутки на человека.
…26-го стреляли в народ не волынцы и литовцы, а полицейские агенты, переодетые в форму этих полков.
…Кирпичников – студент и сын профессора.
…Самокатчиков не хотели оставить в живых, но по просьбе публики они были только арестованы.
…В 2 часа ночи городовые из-за ограды Александровского сада из пулемётов расстреливали народ вдоль Невского. А чтоб их не было видно – надели белые балахоны, потом при обыске и балахоны эти нашли.
…Уж как они полицию ласкали, какие щедрые подарки сулили ей за расстрел народа! – по 800 рублей за всю работу, а потом сказал пристав: по 200 рублей в час.
…Теперь разъясняется то упорство, какое чины полиции проявили в революцию. Оказывается, Протопопов обещал каждому чину полиции по 1000 рублей пособия и ещё 100 руб. прибавки к жалованью. На эту цель он получил несколько миллионов.
…Втащили пулемёты на крыши, страшно сказать – даже на церкви.
…Всюду стояли скрытые пулемёты. На колокольне Андреевского собора привязали пулемёт к языку церковного колокола, чтобы легче было стрелять. Оскверняли святыни, глумились над православной верой.
…800 пулемётов были отняты у фронта для обстрела народа! Протопопов установил их на вышках. Там же – и запасы продовольственных продуктов. Все удобные места на крышах церквей и зданий были использованы для засады. Но благодаря ли неумению обращаться с пулемётами или невозможности стрельбы сверху вниз жертв
