не соберёшься.

Так, за несколько часов в довмине ничего решительного не совершив, Гучков в расстроенном состоянии поехал к Чернышёву мосту.

Тут уже начали.

Сел к овалу большого лакированного стола, где место было, – не почувствовал, что сел в кругу своих. Как будто и в одном штурме власти шли, а – все порознь.

Обсуждали что-то нудное, для Некрасова: создать при министерстве путей сообщения комиссию в 15 человек, конечно оплачиваемую казной… И – создать при министерстве путей сообщения объединённый транспортный отдел, тоже оплачиваемый, чтобы лучше распределять грузы.

А – как до сих пор распределяли годами?..

Чёрт его знает что, сидела дюжина любимых избранников народа и ковырялись, как дети в песочке, когда трясло всю страну и армию и каждая минута была дорога, чтоб не развалиться государству на части.

Милюкова, конечно, не было, не дурак он тут сидеть.

Князь Львов со своей идиотской елейной улыбкой вёл заседание как приятнейшее. Перекинул Гучкову по столу две телеграммы.

От Николая Николаевича, Львову. Сидя за Кавказским хребтом, обещал установить дисциплину во всей армии. И надеялся, что правительство вернёт заводы на работу.

Тон каков и какое понимание обстановки! Ну, сидишь пока за хребтом – и сиди.

Вторая, сегодняшняя. Чтобы все правительственные пожелания шли через Ставку, а сам он отдал категорическое распоряжение, дабы…

Нет, такой индюк Верховным Главнокомандующим Гучкова совсем не устраивает.

Тем временем докладывал Некрасов, что от него требуют прекратить курсирование литерных поездов. (Переполох шёл от приезда императрицы-матери в Ставку.)

Затем обсуждение коснулось и Гучкова: великий князь Михаил Александрович (как состоящий теперь у правительства в фаворе) просит принять меры к охране членов императорского дома. Надо принять. Охрана? Это – дело военного министра.

Получалось, что так. Ещё нагрузка.

Но императорский дом – рассыпан, рассыпан, кто только где не живёт. А – Царское Село?

Ещё забота.

Тут появился Керенский, как торопливый именинник, без которого всё задерживалось. И сразу оказалось необходимым предоставить ему слово. И – упивчивым голосом он стал сообщать о своих сегодняшних похождениях: как он устроил торжественное заседание Сената да как посетил Зимний дворец и какие у него впечатления.

Князь Львов благоглупо-одобрительно улыбался.

Подосадовал Гучков, что приехал на заседание. А кончил Керенский – устроили перерыв.

И только в перерыве, только потому, что остался на перерыв, услышал из кулуарных разговоров такую мелкую новость, которая на заседании даже не обсуждалась почему-то: что от имени Совета депутатов Чхеидзе представил Львову постановление, чтобы царь и царская семья были немедленно арестованы!

Львов колебался. Даже и Керенский. Министры шептались по двое, по трое, и не было ничего решено.

Но, шут подери! Гучков, бравший отречение, имел перед бывшим царём и моральную ответственность! За что его арестовывать? – он легко сдался, добровольно отрёкся. Не пытался мешать революции. И никаких законов не переступил. Вот прислал просительные пункты – ехать в Царское Село и в Англию. И отчего ж не отпустить, он будет безвреден?

Озабоченно и решительно Гучков возражал князю Львову.

Да Львов и не настаивал, разве он хотел ареста царя? Но ведь вот как уверенно требуют! А за ними заводы, и гарнизон.

Чёрт бы их всех побрал! – гарнизон – не за военным министром?!

О, какой же скалой давил Совет!

А если арестовать – то на кого же падает арест, как не опять на военного министра?

И в мрачности Гучков уходил, – тут принесли князю Львову ещё телеграмму, он глянул – и передал:

– Это бы вам естественно, Александр Иваныч. Воззвание бы, наверно, надо…

Телеграмма была с тройным адресом – Львову, Родзянке и Гучкову, значит такая ждала и в довмине.

И опять от Алексеева! Старик места не находил от тревоги и настояния. Самоуправные солдатские группы на Северном фронте. В Выборге. Во Пскове еле держится власть Рузского, а убит полковник. Наконец, должно же правительство проявить власть и высказаться определённо. Спасти войска! Продолжение развала – конец войны! И дать общие разъяснения о новом государственном строе.

Князь Львов тоже так считал: если сейчас всем хорошо объяснить – то всё прояснится, и все подобреют.

– Напишите хорошее воззваньице, Александр Иваныч.

– Да кому-то уже поручили? Некрасову?

– А вы бы ещё одно, по своей линии, – улыбнулся князь.

Да ведь и действительно уходили драгоценные часы!

Ехал опять в довмин, меся и разбрызгивая автомобильными колёсами побуревший снег. Ехал – с решимостью, с напряжённой волей.

Но – что именно делать?

И теперь ещё – этот арест царя? А – с Царским Селом? А если – на них там нападут?

446

(Провинция по тогдашним газетам. Фрагменты)

* * *

Вся губернская и уездная Россия узнала о перевороте сперва по железнодорожному телеграфу, за подписью неведомого Бубликова. Потом – обычным телеграфом, за подписью Родзянки. Телеграммам этим везде поверили сразу, имя Родзянки внушало уверенность.

Прежде этих телеграмм ни в одном городе никаких событий не произошло.

* * *

Нигде не встретили революцию послушливей, чем в Екатеринославе. Губернатор издал постановление: «Всякие выступления против нового правительства будут всемерно преследоваться и караться по всей строгости». Городская дума постановила: поставить в думском зале мраморную фигуру нашего земляка Родзянки. В городе поставить памятник Освобождения с фигурой Родзянки в центре. Городскую площадь назвать именем Родзянко. В думе расширить представительство евреев и рабочих.

* * *

В Харькове военная цензура ещё и 2 марта запрещала печатать известия из Петрограда, объявляя их подложными, но они передавались по телефонам через частных лиц. Толпы народа окружали редакцию, телеграммы читались сотрудниками с балкона. Манифест об отречении был получен поздно вечером 3-го и в конце спектакля драматического театра объявлен со сцены редактором газеты. Несмотря на ночь, новость быстро разнеслась по городу. 4 марта общественный комитет вступил в управление городом, и губернатор был арестован. Чины харьковской полиции приветствовали избрание Временного правительства и выразили твёрдую веру, что только народные избранники обезпечат стране верный путь к победе. Решено полицию оставить. Заведывать полицейскими участками посланы адвокаты. Студенческая боевая дружина арестовала начальника гарнизона и нескольких офицеров. Студенты-медики прекратили занятия впредь до удаления профессоров, назначенных старым правительством.

* * *

Ревель. Из местной тюрьмы освободили свыше 800 заключённых (из них оказалось: политических двое, остальные уголовные). Немедленно по освобождении они бросились громить окружной суд и увлекли за собой толпу, другие – разоружать полицию. Здание суда сожгли дотла, в огне погибли все уголовные и гражданские дела, бумаги нотариуса и архив. По всему городу полились погромы, грабежи и убийства. Тогда снова выдали оружие полиции и жандармерии – и в несколько часов в городе наступило спокойствие.

* * *

В Твери губернатор Бюнтинг, известный как ярый реакционер, видя угрожающую толпу, идущую на его дом, соединился по телефону с епископом и исповедался. Толпа ворвалась, арестовала его. Заколот солдатами по пути на гауптвахту. Разгромлен старинный дворец и винные склады. Весь день на улицах безпорядочная стрельба, были убитые.

* * *

Ярославль. 2 марта создан комитет общественной безопасности. Губернатор, жандармерия и полицейские чины арестованы. Полиция снята с постов. Прекращена продажа денатурированного спирта, чтоб удержать пьянство. Когда было получено царское отречение, Совет рабочих депутатов сперва запретил печатать его, опасаясь, что оно подложное.

* * *

Кострома. На родине бояр Романовых революция победила без единого выстрела. Вице-губернатор бежал, губернатора вели по улицам под обнажёнными шашками. Вся администрация арестована, полиция обезоружена, сожжён архив жандармерии. Епископ отслужил молебен, костромское духовенство решило не поминать семью Романовых.

* * *

Нижний Новгород. Тысячные толпы у нижегородского кремля. Городской голова вышел к манифестантам и объявил, что город присоединяется к новому правительству. Начальник гарнизона первым из администрации отрёкся от старого правительства. Губернатор заявил, что подчиняется, но был арестован, а за ним добровольно последовала жена. Командир пехотного полка выстроил полк и сказал: «Я католик, но осеняю себя православным знамением». И провозгласил присоединение полка к новому правительству. Караул тюрьмы поднял красный флаг и освободил политических заключённых. Толпа добилась также освобождения уголовных (1300 чел.). Полиции не стало. Разбито несколько лавок. Толпа срывает царские вензеля со всех зданий. Арестовано всё полицейское управление, весь прокурорский надзор, начались аресты полиции по уездам. Граждане просят убрать нехристианского пастыря архиепископа Иоакима, давшего укрытие чинам жандармского управления. Группа дворян – за присоединение к новому правительству.

В память революции городская дума решила построить здание народного университета и сразу собрала от купцов 700 тысяч рублей.

* * *

Казань. Университетская студенческая сходка постановила, что уличные выступления недопустимы. Губернатор и командующий Военным округом генерал Сандецкий телеграфировали Временному правительству о подчинении. Но Сандецкий арестован.

* * *

В Саратове ещё 1 марта восторженно встречены редакционные летучки о событиях в Петрограде. В редакциях днём и ночью – тысячи народа, требуют новых известий. К думе подошли манифестации, подхватили на руки городского голову и гласных и так, с рук, они говорили речи. Оркестры непрерывно играли «народную марсельезу» – и под марсельезу толпа несла на руках освобождённых политических. Исполнительный комитет заседает безпрерывно. Начальник гарнизона генерал Заяц присоединился. Арестована вся старая власть от губернатора до городового, 250 чинов полиции, а также предводитель дворянства. Арестованы лидеры чёрной сотни. Три епископа примкнули к новому правительству, группа духовенства обратилась с горячим воззванием к пастырям разъяснять значение Учредительного Собрания. Желая послужить родине, чины полиции просят отправить их на фронт.

* * *

Царицын. Ошеломляющее впечатление и необычайное оживление после агентских телеграмм. Чины сыскного отделения и начальник тюрьмы оказали сопротивление при аресте, отстреливаясь из-за баррикады. Священник Горохов в церкви произнёс зажигательную речь с призывом стать на защиту старого порядка и восстать против нового строя. Арестован по распоряжению Исполнительного комитета. Изо всех полицейских участков дела выброшены на улицу и сожжены. Охрана города поручена студенческому батальону. Неумолчно играет оркестр военной музыки.

* * *

В Моршанске гимназисты весело повалили за солдатами на манифестацию со своим гимназическим знаменем из тёмно-синего бархата с золотом, где вырезали дыру на месте двуглавого орла, и с красным знаменем «Да здравствует свободная школа».

* * *

Орёл. Забыто всё обычное, жизнь в городе забурлила, главная улица переполнена народом. Приходили полки и команда выздоравливающих с музыкой и с криками: «Ура! Свобода!» При освобождении тюрьмы получили свободу и все уголовные. Среди них был и генерал Григорьев, предатель крепости Ковно, он уже сел на извозчика, но его заметили и не дали уехать.

* * *

Тула. Солдаты спали, толпа подняла их ночью. Арестованы все власти и начальник гарнизона (но дал клятву верности новому строю и освобождён). Разгромлены все полицейские участки, арестована вся полиция. Направлен воинский отряд для подавления сопротивления в Богородицке. Все вокзалы от Тулы до Москвы в красных флагах.

* * *

Воронеж ещё и 3 марта был в руках старой власти. Но вечером прибыл поезд с воинской частью из Петрограда, и они водворили новый порядок: обезоружили станционных жандармов