крестьяне поспешат сами: уже доносятся первые слухи о погроме помещичьих имений. И Россия только горше останется без хлеба. Нужны энергичные действия на местах – поля, засев-незасев, пастбища, инвентарь, лесные заготовки, – кто этим всем распорядится?

К счастью, эсеры, которые были в Петрограде (самые влиятельные, вроде Чернова и Натансона, ещё только где-то катили из эмиграции), как будто отказались от своих прежних крайностей, из поджигателей деревни на погромы перенастроились ждать Учредительного Собрания, и даже опасались самовольной организации деревни: отдельное крестьянское объединение, да ещё всероссийское, может стать опасным: это будет отдельная крестьянская власть в России – и сметёт все партии? Поэтому на народнических переговорах эсеры предлагали теперь не допускать постоянно действующих крестьянских советов, а губернские крестьянские съезды допускать только по партиям, разделяя крестьянскую массу.

Теперь, когда пришла самая острая пора протянуть крестьянству руку, – защитники крестьянства уже обдумывали, как его обойти.

А теперь-то и видно было, как мы все опоздали с организацией крестьянства! Самые невинные благие проекты – дополнить церковные приходы кредитными обществами и кооперацией – опоздали! И волостное земство, протасканное, прополосканное через десяток лет думских прений, – опоздало!

А между тем надо всеми пространствами как раз и не стало никакой власти, какая бы могла защитить права и земельные границы – хотя б до Учредительного, внушить всем: ждать. Всё сдвинется – вот само, прежде всякого Учредительного.

584

Гучков воротился с фронта. – Теснят дела и безсилие. – Крымов приехал!

Гучков вернулся в Петроград сильно усталым, даже надломленным. После четырёх дней тяжёлой поездки, и ведь внаклад на сердечный приступ, и воскресенья не было, уже второго подряд, – хотелось бы ему не сразу объявляться в Петрограде, не тащиться в довмин, а тем более на заседание правительства, но понедельник пролежать дома, как бы ещё не вернувшись: весь день лежать, набраться сил, уладить мысли, – а с утра во вторник в министерство.

Уговорился с адъютантом графом Капнистом, что тот будет в довмине наблюдать и звонить, если что. И поехали с Машей прямо с вокзала домой, на Сергиевскую, и сделал, как хотел: разделся и лёг в постель.

Маша была в заботе, и даже подчёркнуто, с твёрдостью: что вот он не обошёлся без неё в трудный момент.

Да, не обошёлся. Этот сердечный приступ обуздал его и наполнил смирением. Не только не было энергии продолжать с женой мелкую борьбу и доказывать свою правоту – но каким-то глохлым, равнодушным слоем обложило всякие его залёты в будущее, всякие картины себя, ещё не старого, отдельно от тяжёлой жены. Нет уж, видно, как шло – так шло.

На столике лежала пригласительная карточка от Лидии, сестры Вяземского, – на литургию и панихиду 9-го дня в Лавру. На день, когда он уезжал в Ригу.

Ещё одно напоминание о вечности. Но живых – ведёт жизнь.

Однако покоя в постели Гучков не нашёл. Мысли, возбуждённые поездкой, не улегались, а дыбились, тревожно распирали. Безповоротное снятие Литвинова с 1-й армии, уже решённое, – не ждало, надо было осуществлять. А по ходатайству своих молодых приближённых советчиков решил сразу снимать и Горбатовского с 10-й армии.

И – сколько ещё придётся их снять, двигаясь дальше к югу?

А ещё же – и Рузского снимать.

Брусилов – тот будет сотрудничать.

А Сахаров, на Румынском фронте, – куда годится?

Гучков постарался вернуть мысли в приятную сторону. Скорее заполнять эту ведомость генеральских аттестаций.

И вот что: военно-полевые суды надо решительно отменять, они сгустили в себе символ реакции, не вяжутся с образом свободы. И Гучкову, когда-то поддержавшему с судами Столыпина, – особенно неприлично. Не простят. По крайней мере, отменить вне театра военных действий. А лучше – повсюду.

Но на этих мечтах Гучкову не удавалось удержаться, а в голову, освобождённую от мельканий поездки, опять вплывало нерешённое само, на чём он тут его оставил. И всё было трудное.

Казанский Военный округ. Гучков распорядился тогда освободить генерала Сандецкого из-под ареста – но казанский Совет солдатских депутатов вновь посадил его, да на простую солдатскую гауптвахту и под усиленный караул. Теперь ехали из Казани или уже приехали уполномоченные Совета убеждать военного министра, что так надо, а он должен убедить их отпустить генерала. Не сегодня, так значит завтра предстоит эта беседа.

А ещё же – оставались без атаманов, отстранённых, – Забайкальское и Терское казачьи войска, – теперь же и туда простиралась компетенция Гучкова. Пока Гучков ездил или лежал – а войска были без атаманов. Ну в Терское, оказывается, поехал Караулов, может выберут его.

А занявшись казаками – нельзя было не задуматься о приказе: освободить их от наказаний, налагаемых атаманами. Всеобщие свободы надо непременно и поскорей распространять также и на казаков – чтоб отобрать их из мира насилия в мир свободы.

А эти, вгорячах навыбранные из солдат в офицеры? ведь их теперь так просто не разжалуешь.

А во флоте? Натворилось невообразимое: после убийства Непенина адмирал Максимов, по сути, не был назначен ни Гучковым и никем, а, избранный матросами в минуты бунта, так и остался, нагло. Не был назначен – но и сместить его теперь Гучков не смел: при нынешней обстановке в Балтийском море вполне могло стать, что, как лёд сойдёт, Максимов приведёт эскадру и просто возьмёт Петроград в матросскую власть. Уж лучше не трогать.

И продолжал же висеть над Петроградом и над всей Россией так и не решённый вопрос об отдании чести. Совет депутатов честь отменил, министр промолчал, поливановская комиссия разрабатывала, – а каждую минуту на улицах сотен городов встречались военнослужащие и – отдавали честь? не отдавали? как же?..

Тем временем звонил из довмина Капнист.

Один раз: что всё – ничего, но разные люди очень ждут. У полковника Туган-Барановского важный новый проект, обсудить. Полковник Туманов вернулся из Ставки – доложить обстановку. (Да, это Гучкову надо слышать: полковник должен был посмотреть на Алексеева глазами Гучкова. Об Алексееве-то важнее всего было Гучкову иметь суждение, принять решение.) Потом: эти два дня тут ожидал барон Врангель, начальник Уссурийской конной дивизии, у него письмо от генерала Крымова, но – лично министру, отказался передать в другие руки.

– Так это очень важно! Я готов принять письмо. Шлите его ко мне!

– Сейчас как раз его нет: рано утром был – ушёл.

Вот, и Крымова проездил…

Потом: привезли из Москвы арестованного генерала Мрозовского. Пока, в ожидании министра, поместили его в Мариинском дворце, под отдельной охраной.

Ну пусть пока. Сразу не сообразишь, на всех времени не найдёшь.

Ещё: привезли арестованного командующего Иркутским военным округом. Ну, завтра.

Пока всё. Не прислать ли газет за время вашей поездки? Есть кое-что отмеченное. Ну, пришлите.

Как нужен был бы один покойный день! Не было.

Привезли газеты. Читал лёжа.

Прочёл своё воззвание об угрозе Петрограду. Набатно звучало.

Своё воззвание вместе с Алексеевым.

Несколько правительственных воззваний.

Своё воззвание против шпионов. Совершенно необходимое: военная контрразведка чувствует себя разгромленной, все и везде подозревают полицейский сыск, не стало возможности работать. А Финляндия, после снятия пограничной жандармской охраны, наводнена немецкими шпионами.

И сюда же затёсана была большевицкая «Правда». Неужели и эту гадость должен был министр читать? Да, большая отметка красным карандашом.

Прочёл, обожжённый обидой. Звали – не верить военному министру, развязно и даже безсмысленно нападали на его приказы. И даже – на приказ о немецких шпионах. Ну, это уже чёрт знает что! Как же иначе вести военное министерство во время войны?

И не отвечать же «Правде»!..

Но Гучков сильно расстроился. Где были эти большевицкие газетчики, когда Гучков громил великих князей, громил Распутина, а его травили с верхов? Где они были, когда Гучков писал громовые открытые письма и составлял тайный заговор?

Да что! В газетах и лучше было! За эти дни был напечатан неизвестно кем составленный, не прошедший военного министерства, какой-то шальной проект создания особой «Петроградской армии»: «Увековечить ту огромную роль, которую сыграли войска петроградского гарнизона в уничтожении старого режима… Из всего петроградского гарнизона составится отдельная армия в несколько корпусов с постоянным квартированием в Петрограде. Всем частям будут присвоены навсегда отличительные названия, свидетельствующие о роли, которую они сыграли в историческом моменте. Нынешние запасные батальоны будут развёрнуты в полки…»

– Вот эта недоученная рвань? – Гучков расхохотался через мрак. – Ах вот что! И как же они будут вести военные действия? Какой же это стратег придумал?..

И всё это – минуя военного министра?

Да, воистину ещё не было такого военного министра в России! Чтоб о подобном проекте узнавал из газет…

Да… Бразды надо забирать потвёрже.

Опять позвонил Капнист: генерал Крымов сам прибыл в Петроград! Телефонирует и спрашивает: когда военный министр может его принять?

Вот отлично! Это – конквистадор!

– Скажите генералу: через час, если он может. Я буду в довмине.

Старый соратник. Единомышленник. Сила! Он и поможет сейчас наладить.

И у самого откуда бодрость! – быстро одевался. Крымов – это замечательно! Это – первый и важнейший сейчас в армии человек.

По-настоящему, надо теперь Крымова – одним смелым махом назначить на Верховного! Только так и делаются великие дела. В Алексеева – Гучков не верил. Он боялся его уступчивости в любом неконтролируемом направлении. И ощущал в нём противодействие своим реформам. Но и – снять Алексеева сейчас невозможно, слишком много изменений в короткий срок, всё зашатается. Поэтому идея: пусть Алексеев пока исполняет должность Верховного, а назначить к нему начальником штаба – Крымова.

Крымов был из тех генералов, которым всё не попадается, не попадается дела по плечу.

ДОКУМЕНТЫ – 26

Ставка, 13 марта

ГЕНЕРАЛ АЛЕКСЕЕВ – ГЕНЕРАЛУ ЖАНЕНУ,

французская военная миссия при Ставке

Считаю своим нравственным долгом во избежание тяжёлых последствий от недомолвок высказать с откровенностью… Переживаемое Россией внутренне-политическое сотрясение… Запасные части внутренних округов пришли в моральное расстройство и не могут дать укомплектований раньше июня-июля.

…посмотреть прямо в глаза событиям и сказать с необходимой откровенностью, что можно рассчитывать на наше широкое участие в операциях только в июне-июле.

ДОКУМЕНТЫ – 27

Псков, 13 марта

ГЕНЕРАЛ РУЗСКИЙ – ГЕНЕРАЛУ АЛЕКСЕЕВУ

…Состояние Балтийского флота внушает опасение, поэтому правый фланг Северного фронта и подступы к Петрограду являются необезпеченными… Это заставляет меня просить вас усилить войска Северного фронта, передав сюда до четырех корпусов…

585

Крымов у Гучкова. – Несогласие.

Сколько лет ни поживал Крымов в Петербурге, с перерывами, – то юнкером Павловского училища, четверть века назад, то учась в Академии Генштаба, то служа в Главном штабе, – никогда не мог он к нему привыкнуть, не мог полюбить. Куда б ни переводился служить – в Сибирский корпус, на Японскую войну, в Даурское урочище в Забайкальи, в Кубанскую казачью дивизию, – везде чувствовал себя при месте, и сердце раскрывалось. А подъезжал опять к Петербургу – заклятыми болотистыми низменностями, дрянными фабричёнками, настроенным домовым хламом, где лучше