мы сами бываем не похожи на наши дела.
– Ну как же, господа, а разве вы сами, вот этим приездом, не подрываете офицеров?
Добрейший полнолицый Игорь Платонович, ещё расплывшийся в теплоте обеда, изумился:
– Мы-ы? Но мы говорим только в укрепление!
– Нет, господа. Уже то, что говорили вы, а не мы, что была форма сборища, а не военного строя, – эге, думает солдат, значит есть многое такое, чего наши офицеры не знают или сказать не хотят. Уже то подрывает нас, что вы должны их уговаривать в нашу пользу.
– Господа! – перехватил сообразительный Гронский, поправляя салфетку на груди. – Положение неприятное, конечно, но оно сложилось от неизбежного революционного хаоса, от разнодействующих инстанций. Надо перетерпеть и перестоять этот короткий момент, – а уже дальше, уже вот начались все усилия к укреплению офицерства. Но и многое будет зависеть от вашего, офицерского такта. Вот – комитеты…
– Какой-то шестилапый зверь, – перебил полковник. – Как он будет в пехотном строю равняться?
– Но комитеты уже созданы, этого не повернуть. Пусть это зло – а в каком-то смысле может быть и добро? Они есть – так найдите к ним наилучшую линию. Если офицерский элемент стал бы умело направлять комитеты, то было бы отрегулировано безформенное солдатское движение.
И ведь он искренно говорил, счастливый дар! Вот так они и в Думе говорят? – слышат ли сами себя? И сегодняшних своих крестьянских слушателей как они представляют? Или в тамбовском, тверском имении лишь неделю в год?
Военные стояли наотрез: нет, армия этого не переварит! Комитеты – это конец армии, вот же читаем, какие у них права. Они уже кое-где лезут мешаться и в боевую деятельность. Сотрудничать с ними – исключено. Если уж упущено их разогнать – то надо их только обуздывать и не давать расти.
– Напрасно, о, напрасно, господа! – затронутый за важное, заволновался Гронский и успевал всех собеседников охватить уверенным взглядом. – Из-за того, что политическая борьба в армии вообще нелепость, – нельзя офицерам сейчас от неё отказываться. Она уже всё равно началась – так надо войти в неё и спасти армию. Огонь, зажжённый декабристами, разве когда-нибудь погасал в офицерстве?!
Нет, глаза таки его присверкивали по-якобински, это не почудилось. Ни к ладу, ни к ляду не приходились декабристы к сегодняшней обстановке.
– Надо смело вступать в комитеты, – не сдавался Гронский, – и направить их. Офицерство должно вступить в союз с лучшей частью солдатской массы!
Зоркий полковник налетел через стол со встречным:
– А вы – знаете эту лучшую часть? Где комитеты создались – кто в них? Фельдшеры, ветеринары да писари! – вот кого солдаты выбирают. В лучшем случае – прапорщики запаса да врачи, окопная интеллигенция. Они-то солдат и будоражат. И вот им мы должны уступить власть? А где комитеты уже ввелись – есть ли успокоение? Да никакого, только хуже.
– Но может быть, – мягкие ладони сжимал в примирение спорящих доброжелательный тамбовский помещик, – тогда помогут делу отдельные офицерские комитеты?
– А чем может заниматься отдельный офицерский комитет? Если солдатской массой будет заведовать солдатский комитет, а боевая и строевая жизнь ещё пока у командования, – что остаётся офицерскому? Разбирать внутренние офицерские дрязги?
– Но что же иное? Но что же тогда? – покидая тарелку, вилку, нож, всем откидом в стульную спинку выразил разочарование Гронский. – Если вы вообще не берётесь сотрудничать с комитетами, то что же можно делать?
Савицкий подлокотил голову, тёр по темени:
– Эх, господа. А неужели вы не могли спросить армию, прежде чем совершать революцию? Как же штатские люди могли не посчитаться с нами?
– Так вышло само, господин генерал. Не поверите: мы проснулись – и не узнали Петрограда.
Начальник штаба пересек режущими глазами:
– А зачем вообще был нужен переворот? Что особенно плохого было раньше?
Это прозвучало как бы неприлично. Демидов вежливо промолчал. Гронский тоже сперва. Но пауза затянулась, и он сказал тихо, глядя в тарелку:
– Господа, к старому возврата всё равно нет. Хорошо или дурно – надо примириться.
– Хорошо, а вот пишут: в Петрограде в руках Совета рабочих депутатов – тысяча двести пулемётов. Значит – нам, на фронте, пулемётов не дождаться? И почему в руках Совета рабочих?
Да видите, объясняли гости, запасных пулемётных полков, как вы знаете, во всей армии всего два, и оба перешли на сторону революции. И для её поддержки оба желают сохранить свои боевые силы в Петрограде.
– Желают! А что же правительство?
Правительство? Правительство… Депутаты переглянулись, Гронский профортепьянил пальцами по скатерти и улыбнулся с тонкой остротóю:
– Между нами, господа, Временное правительство – как хороши, как свежи были розы…
И – замерли те расплывшиеся, миражные контуры.
– А Государственная Дума?!
А Государственная Дума? Да вот, все мы в разъездах…
Но кажется, депутаты не слишком были отяжелены злоповоротом событий: кажется, они уже понимали, что стольких сразу неприятностей не перенести, если не относиться к ним легче. Не посидеть, не посмаковать старого винца.
Савицкий сердито выдул сквозь усы:
– И вы думаете, в таком настроении можно наступать? Значит, кампании 17-го года нам уже и не взять.
Да что вы? Да что вы?! – огорчились депутаты. – А в Петрограде, наоборот, самые лучшие надежды!..
– А почему, вы думаете, солдаты так рады перевороту? Надеются: новое правительство быстро кончит войну – и по домам.
Да откуда ж это взяли? – изумлялись депутаты. – Да кто ж такое обещал? Это поразительно!
– А зачем же иначе переворот? Этого вы солдату не объясните. Если продолжать войну – зачем переворот? Всё, что солдат мог, – он давал Его Императорскому Величеству и без переворота.
Депутаты подавлены были выставленной им безнадёжностью.
– Так это всё потому, господа, – разводя, растопорщивая все десять острых пальцев, жаловался Гронский, – это всё потому… Не в революции беда, а в том, что у русского солдата нет сознания родины. Если б они любили родину – они не поняли бы событий так извращённо.
– Нет, – возразил коллеге Демидов. – Родину, Русь – они понимают. Или, во всяком случае, понимали раньше. Ведь спасали ж её от татар, от поляков – сами, никакой интеллигенции ещё не было.
– Вы, господа, в своих речах как-то странно сочетаете: «за родину» и «за революцию». А вы, Павел Павлович, революцию даже выставляли вместо родины. Да как вы можете их ставить рядом? Родина – это святыня и наша вечность. Революция – временная острая болезнь, умопомешательство, она не может даже года продержаться, – как вы можете их сопоставить?
Добрый Игорь Платонович, уже подхмелевший, кивал, кивал, согласительно. Да он, душка, так всё и думал, как они? Это он по должности депутата?.. Ему, может, и самому жалко прошлого быта, своего где-нибудь запущенного поместья и соловья на сиреневом кусте?
596
(по социалистическим газетам, 11–14 марта)
КАЮЩИЕСЯ ДВОРЯНЕ. 10 марта на заседании совета объединённых дворянских обществ 22 губерний единогласно принята резолюция: «совершился великий переворот… В эти трудные и великие для России дни все русские люди, отложив всякие разногласия, должны сплотиться вокруг Временного правительства как единой ныне законной власти. …призываем всё русское дворянство признать эту власть и содействовать ей… Пусть же дворянство, положив упование на милость Божию, своим безкорыстным трудом…»
…Без бояр, без дворян оказался наш царь,
Кто поддержит тебя, сиротина?
Кто опорой тебе будет в новой судьбе?
Кто заменит тебе дворянина?..
…Он разрушит вконец твой роскошный дворец
И оставит лишь пепел от трона,
И отнимет в бою он порфиру твою,
И порежет её на знамёна.
ВЕЛИКАЯ ПОБЕДА РАБОЧЕГО КЛАССА… Соглашение о введении 8-часового рабочего дня. То, о чём товарищи рабочие мечтали, на что готовились отдать многие годы упорной борьбы, – достигнуто одним нажимом революционной воли, одним ударом революционного меча. Как бы мог рабочий участвовать в политической жизни, если б ему пришлось отдать всё своё время станку? Теперь – распространить победу петроградских рабочих на всю Россию.
…приспешники и рыцари старого бюрократического насилия могут оказаться между гражданами обновлённой России… Наши пожелания о немедленном отправлении всех этих холопов и кровопийц на позиции…
…В оперном зале Народного дома, где когда-то распевал для буржуазии свои песни Шаляпин, теперь заседают пулемётчики. С эстрады – речь: «Какой нам нужен командир полка?» Он должен любить свободу и выражать наши желания… Пулемётчик сам кузнец своего счастья.
Солдатский митинг в запасном полку в Сокольниках… Постановили, что приказ полковника о сохранении старого устава не имеет никакого значения… Также: московский гарнизон должен быть гарантирован от высылки на фронт.
ПРИВЕТСТВИЕ ТОВАРИЩАМ СОЛДАТАМ ОТ РАБОЧИХ. Герои, борцы, титаны! Поколения будут благословлять вас…
Латышский народный митинг в Москве… Довести буржуазно-демократическую революцию до победного конца… Латышский пролетариат является одним из первых авангардов российского революционного движения…
ДЕЯТЕЛЯМ ИСКУССТВ. ВОЗЗВАНИЕ. Отвергайте замыслы наложить оковы на свободу. Требуйте созыва Учредительного Собрания Деятелей Искусств – и оно решит вопрос об устроении художественной жизни России.
Союз сапожников. …Настал момент великого объединения всех масс трудящегося класса, медлить нельзя, и каждый из нас должен не распылять сил… Стоя на точке зрения классовой борьбы, мы не можем объединяться с мастерами…
К товарищам по производству изделий из бумаги… футлярщикам, абажурщикам, картузникам… Товарищи! Мы должны смотреть, чтобы династия из рук Романовых не перешла в руки Родзянок, Львовых, Милюковых… Не теряйте ни минуты, вступайте в профессиональные общества…
Товарищи фотографы и фотографические служащие… Не нужна ли прибавка жалованья? Эксплуатация труда поразительная…
Ломовики и крючники! Кáтали, носаки́, кладчики, разгрузчики! Пришло и нам время объединиться!
Мать убедительно просит больницы и лазареты сообщить, не находится ли на лечении мальчик Михаил, 13 лет, Шилов, или значился ли в убитых…
О ВЫХОДЕ ГАЗЕТ. Исполнительный Комитет СРСД постановил допустить безпрепятственный выход всех периодических изданий без различия направлений. При этом ИК конечно оставляет за собой право принимать соответствующие меры против изданий, которые позволят себе в переживаемую революционную эпоху вредить делу революции…
СТАВКА – ЦЕНТР КОНТРРЕВОЛЮЦИИ. По сообщению георгиевских кавалеров, посетивших 12 марта Исполнительный Комитет, Могилев сделался центром контрреволюционного заговора. По мнению ИК, необходимо безотлагательно назначить Чрезвычайную следственную комиссию… Правительство обещало. Будем надеяться, что оно будет действовать безпощадно к шайке черносотенных заговорщиков. Солдаты глубоко возмущены безнаказанностью реакционеров…
(«Известия СРСД»)
ГЕНЕРАЛЫ-МЯТЕЖНИКИ ВНЕ ЗАКОНА… Среди нашего высшего командного состава, как известно, много (если не большинство) ярых сторонников старого режима… И они гуляют на свободе. Временное правительство должно неотложно издать декрет, объявляющий генерал-мятежников вне закона. После издания декрета солдаты не только не обязаны будут повиноваться таким начальникам, но смогут безнаказанно убить таких господ…
(«Известия СРСД»)
АРЕСТ ГЕН. ИВАНОВА. Мы в состоянии поделиться с читателем приятной новостью: пресловутый ген. Иванов, который в первые дни революции двинулся на
