юстиции адвоката Зарудного, со смоляными бакенбардами:
– Граждане! Мы – не чиновники, мы такие же, как и вы, граждане Великой России. И если мы признáем, что Временное правительство стало на ложный путь, – мы первые об этом скажем, открыто и громогласно…
Господа! Наконец-то у России честное правительство. Наконец-то в России свобода!
– …К счастью, мы не наблюдаем ложного пути. Но пока разыгрываются страсти – тормозится наша творческая работа. К сожалению, по-видимому, сохранились тёмные силы, которым нужны смуты, и они их вызывают…
Неискоренимая распутинско-протопоповская агентура?
Товарищи министров прошли.
А толпа всё густела, сама не зная, в ожидании чего. Уже забрались и на массивные столбы по обе стороны дворца. И тут – тут – достиг с краю толпы и огненно передавался дальше ужасающий слух: что на Невском было – кровавое столкновение?..
Да – стреляли! убили!!
Кто? кого? сколько?
Кто – против кого?
Бросаться туда? (Или и самим тут небезопасно?)
А вот и на трибунку поднялся очевидец, типа торгового приказчика, и рассказал: группа рабочих, вооружённых винтовками, стреляла в сторонников правительства.
Толпа загудела в гневе.
Кричали разное, что теперь делать.
Тут с Морской подъехал грузовик, переполненный солдатами. Перед ним расступались, и он въехал в середину. К борту вышел штатский в пальто, с окровавленным рукавом, не перевязывал даже:
– Вот, в меня попали. Стреляли в упор.
Что поднялось!!
– Позор!
– Арестовать их!
С грузовика солдат:
– Это стреляли тёмные силы, и не без немцев. Они только прикрылись рабочей курткой, или шинелью.
Не стало ясней. Матрос гвардейского экипажа:
– Стрелявшие называли себя ленинцами. Соберём депутацию, и пусть с очевидцами пойдут сообщить Временному правительству.
Охотно собрали, и пошёл тот с окровавленным рукавом, и два солдата очевидца.
Вскоре на балкон вышел тот же смоляной Зарудный, спугивая голубей. Оттуда его далеко было слышно, только щуриться на него против солнца.
– …Мы решили принять самые строгие меры. Немедленно мною будет сформирована специальная следственная комиссия, которая, я уверен, будет санкционирована министром юстиции Керенским. И она немедленно приступит к выяснению виновных. Через несколько минут сюда прибудут представители следственной власти и прокурорского надзора. Очень прошу прибывающих очевидцев не расходиться и дать показания.
Вся площадь залилась «ура-а-а-а!..».
Нет, мы не уступаем! Мы – русское общество! Насилием– нас не взять!
Правительство не бездействовало! Граждане не были покинуты на произвол. Всех – накажут.
По всей Мариинской площади крики:
– Они начинают гражданскую войну!
– Они её и проповедывали всё время!
– Дайте нам возможность разоружить тёмные силы!
– Мы требуем ареста Ленина!
Забывалось, что не сами же министры тут перед ними.
Зарудный:
– Об этом вашем желании мы сообщим Керенскому.
На помощь ему вышел и Гримм:
– …Будут приняты самые энергичные меры к борьбе с насильниками… В стране, где отменена смертная казнь, не может иметь место натравливание брата на брата.
Восплески толпы.
И долго продолжалось, и долго гудело уже перед опустевшим балконом. Придумали сочинять резолюцию, и кто-то собирал мнения, а кто-то записывал, и потом оглашали трижды, в три разных стороны:
– …Граждане просят правительство стать на защиту закона и личной безопасности граждан…
Понесли во дворец, но чтобы передали непременно лично Керенскому.
А между тем с Морской вливались на площадь целые манифестации. И несли: «Полное доверие гражданину Милюкову!» – «Да здравствует Гучков!».
Да весь Петроград был здесь! Да весь Петроград заодно!
Кто же стреляет?.. Кто же мутит?
Манифестации прибывали – но тут уверяли, что сейчас ещё большее торжество начинается у Казанского собора.
Возбуждённой колонной многие потекли туда.
81
(На петроградских улицах, 21 апреля)
* * *
На приметной внешней каменной лестнице городской думы висит: «Ленина и K° – в Германию!»
Имя Ленина на Невском не сходит с уст. Требовать указа об аресте Ленина!
– Он и приехал вносить смуту в армию!
– Ленинцы протестуют против войны на фронте – а как же они развязывают её внутри страны?
– А вот когда подпишем мир – тогда они и устроят нам настоящую войну!
– Да ничего подобного! Ленинцы вовсе не хотят гражданской войны! И даже взять власть они не хотят: знают, что не справятся.
Старик лет семидесяти:
– У меня четыре сына на фронте, но я считаю: войну довести до победы!
* * *
В открытом легковом автомобиле едут пятеро раненых Георгиевских кавалеров с плакатом: «Доверие Временному правительству!». Их шумно приветствуют.
У Надеждинской они встречают толпу человек 500–600, и есть вооружённые: «Доверие только Совету Рабочих и Солдатских депутатов!»
Из автомобиля кричат тем:
– Эй, тыловые герои! Вы оружие на фронт передайте, оно нужно там! Стыдно тут выходить с оружием!
Та колонна заминается.
* * *
Идут по Невскому рядом две враждебные манифестации. Плакатов друг у друга не рвут, но переругиваются:
– Это буржуáзия идёт. Им легко живётся! Поработали б с наше.
– Хóдите «долой правительство» и думаете – приближаете мир? Вы ведёте к гражданской войне!
– А Гучкову и Милюкову – штык в горло!
* * *
«Вся власть Совету!» «Доверие только Совету!»
На углу Литейного и Невского кучка рабочих и солдат набросились на мотор и сорвали плакат: «Полное доверие Временному правительству».
У Фонтанки, напротив, рвут ленинские плакаты и бросают их в воду.
А студент кричит:
– Милюков и Шингарёв – крупнейшие землевладельцы!
* * *
Студент-путеец Балыков подошёл к колонне ленинцев и попросил объяснения, почему они вооружены. Ленинцы набросились на него, прикладом в голову, и сильно побили, прежде чем солдаты выручили.
К другой колонне ленинцев на Садовой наискось подошёл вольноопределяющийся Гинзбург, тоже из студентов, и строго кричал на них:
– Судьба России не решается на улице! Только по зову депутатов вы можете выйти, иначе вы не граждане! Преступные плакаты должны исчезнуть! На Невский вы попадёте только через мой труп!
На него направили несколько дул, но не выстрелили. Какой-то старый крестьянин обнял Гинзбурга и целовал.
А в хвосте колонны шёл всякий сброд, и растрёпанные бабы в платках. Одну спросили, чего она добивается, ответила:
– Унистожить старое правительство и Николая Второго.
Над ней смеялись:
– Да старого правительства уже нет давно.
* * *
Толпа тысяч десять – «Временное правительство – залог спасения родины», «Да здравствует гражданин Милюков», «Да здравствуют союзники» – пришла к Казанскому собору. Говорят: тут будут выступать Родзянко и генерал Алексеев.
Море голов. Возвышается на чьих-то руках большой портрет Керенского. Ждут.
Но ни Родзянко, ни Алексеев так и не прибыли. А студент с грузовика:
– Появились люди с керосином, поджигающие родину. А один привёз из Германии целую бочку.
Офицер с красной розой в руках, помахивая ею ко вниманию:
– Сегодня знаменательный день. Снова чувствуется, что русские люди объединяются любовью к родине. Люди, на словах стоящие за свободу, стреляли в волынцев, давших нам свободу. Пусть из нечистых уст не раздаются слова о мире! Свежая и радостная, как этот цветок, душа русского народа… Но невозможен мир без победы.
Инвалид из немецкого плена: о мучениях наших там.
– А ленинцы поехали по Германии, пропитанной русской кровью!
Кричат солдаты снизу:
– Долой Ленина!.. Расстрелять ленинцев!..
Кто-то вроде председателя убеждает, что надо действовать только словами.
– А они стреляют!
Грузовик уехал. Митинг продолжается с трибунок. Штатский интеллигент:
– Я – безпартийный. Сейчас на Марсовом поле я слышал призывы к избиению интеллигенции! И это – идейные борцы? Да разве можете вы не отдать должное Милюкову как политическому деятелю? – (Крики: да здравствует Милюков!)
– Я вернусь на фронт – и как мне нарисовать здешнюю картину? Не нанесите нам предательского удара из тыла! Армия должна знать, что может спокойно стоять к вам спиной. Кучка бездарных людей пытается разъединить даровитую возглавившую нас власть. Временное правительство должно объединиться с Советом на общей платформе любви к родине.
Его качают.
Взошёл депутат от другого митинга, с Мариинской площади. Там Зарудный обещал, что все законные меры к стрелявшим будут приняты. И прокурор уже начал следствие по делу об убийстве…
Туда! Туда! Там – главное. Там – правительство, там будут выступать министры!
Необозримая толпа стала промешиваться, разворачиваться – на Мариинскую!
* * *
Появилось гуще автомобилей – легковых и грузовых. Ездят от квартала к кварталу, останавливаются, и с них – речи.
– Происшедшее показало, что у нас есть элементы, которые добиваются гражданской войны. Но благоразумие удержит наш народ от этих призывов.
Из толпы пронзительно:
– Вы же сами, кадеты, в Пятом году звали народ на захватный путь! Что же вам теперь не нравится?
На площадях, где митинги, дежурят кареты и автомобили Красного Креста. Некоторые и движутся медленно, вместе с демонстрациями.
* * *
К пяти часам дня рабочие колонны прошли и ушли – а Невский залит разношерстной толпой. Настроение самое приподнятое и уверенное: берёт верх – за правительство, за Милюкова!
– Смотрите! Не капитал манифестирует за правительство, а та же демократия!
– Мы шли на каторгу, на виселицы, а теперь мы, разночинная интеллигенция, – «буржуазия»?
– А кто – не «буржуазия»? А крестьяне – не «буржуазия»? Да большинство российского населения! И смешны притязания «пролетариата», каких-нибудь трёх процентов, на какую-то свою диктатуру…
Идёт колонна учащихся младших классов с плакатом: «Да здравствует Временное правительство!» С тротуаров – восторженная встреча, машут платками.
Проезжал Терещенко в открытом автомобиле. Его узнал Невский и шумно приветствовал.
* * *
А со стороны Адмиралтейства всё врываются и катят по Невскому – оливковые военные грузовые автомобили, в победной февральской манере наполненные солдатами и публикой, но без оружия, – и машут толпе шапками, гимназическими картузами, круглыми матросскими шапочками, обнажая короткостриженные головы. Над кабинами развеваются флаги: «За Временное правительство!» – «Работа здесь, победа там!»
Их встречают рёвом, встречно машут платками и шляпами.
С одного грузовика разбрасывается кадетское воззвание. С другого, в напоминание, – листки с речью Вильгельма к его гвардии, зовущие к полному разгрому России, – их расхватывают, читают вслух. Когда грузовики останавливаются для речей – на них ещё пытаются взлезать из толпы.
Машут и раненые из дворца Сергея Александровича и других лазаретов.
Кажется: весь Петроград – за правительство! И – кто же ещё против!
И Коля с двумя друзьями – счастливые, неслись в грузовом кузове.
Вот уже и на трамваях появились углём и мелом надписи: «Долой Ленина!» – «Вильгельм! Забери своего Ленина!». И каждый такой проходящий трамвай Невский осыпает аплодисментами.
* * *
В одном грузовике – солдат с дорогими цветами в руках. Ему аплодирует толпа.
В другом – опять Георгиевские кавалеры. Стоит офицер, снял с груди белоэмалевый крестик на золотой петельке и вытянутой рукой держит перед собой. Из толпы – аплодисменты.
С грузовиков разбрасывают: «Оставьте частные интересы! Соединимся для защиты России!»
Мостовые – это дороги революции. Кто владеют мостовыми – те направляют революцию.
* * *
Потом – слух на Невском: шесть вооружённых автомобилей поехали арестовывать Ленина.
К Троицкому мосту повалили любопытные.
82
Исполнительный Комитет в ожидании и безсилии. – Тень Контрреволюции? – «Семь диктаторов» по выводу войск из казарм. – Пришло Разъяснение правительства, ИК согласен.
Заседание Исполкома растянулось изнурительно долго. Уговоренный текст своего Разъяснения Временное правительство не слало, не слало,
