Сайт продается, подробности: whatsapp telegram
Скачать:TXTPDF
Красное колесо. Узел 4. Апрель Семнадцатого. Книга 1

открыли стрельбу, – изменники, враги народной свободы. Они – тёмная сила, с которой надо бороться всеми… – запнулся, – законными мерами.

А-а-а!.. ну, тут мы вас…

– …Пытаются вызвать гражданскую войну, которая может погубить все завоевания народа.

И Дан, на правах свидетеля, добавляя в паузу:

– Не хочется верить, чтобы рабочие могли стрелять в солдат. Тут работала чья-то провокаторская рука. Тут дело контрреволюции, а потому нужны решительные меры.

Так! Коллонтай озарилась – и с места, во весь голос:

Объявить изменниками тех, кто травит товарища Ленина!!

Скобелев замямлил:

Такой резолюции принять нельзя, но мы – против всякого возбуждения страстей. Поручить Исполнительному Комитету прекратить вообще всякую травлю.

Прорываются из зала ещё предложения:

Закрыть все буржуазные газеты на несколько дней! Не дать им агитировать!

Осудить политику Ленина!

Могучий рык наших. Отвергнуто.

В этом шуме – проводят голосование за свою соглашательскую резолюцию о ноте и собирают нужное им большинство.

Заголосовали-таки нас. Скандал.

Сектор большевиков стучит скамьями и топочет ногами: дайте огласить нашу, большевицкую резолюцию!

Не дают.

Президиум настаивает сквозь гул и безпорядок: всем членам Совета теперь разойтись для энергичнейшего воздействия на товарищей, для прекращения кровопролития. Оружие – всем оставлять в казармах и на заводах. Сейчас расходиться по улицам вместе по два, солдат и рабочий, чтобы видели, что мы друг другу не враги. И объяснять смысл постановления Совета.

А мы – остаёмся здесь! (Команда.) Мы – наступаем!

Чхеидзе складывает руки над головой почти молитвенно. Не слышно, но можно догадаться: только не допустить розни между рабочими и солдатами! Тогда – мы погибли.

Большевики собрали глотки воедино:

– Никуда не уходим! Продолжаем собрание! Объявить председателем – товарища Ленина!

85

Толпа перед довмином. Съезд министров. – Министры меж собой: всё минуло благополучно?

Топчась в большой толпе, особенно позади, медленно что доведаешь. Толклись, толклись на Мариинской тысячи уже в сумерках и даже при фонарях, и тут узналось: наши министры соберутся в доме военного министра, на Мойке.

И начался медленный отток и круговое завихрение – и потекла часть толпы туда. На углу Гороховой толпилась своя большая сплотка с флагами, ожидая, что вот-вот тут будет проезжать Милюков.

И воодушевление одних заставило их стоять и дальше. А воодушевление других – течь к довмину.

А противников, а врагов, а ленинцев – уже никого тут не оставалось, даже отдельных агитаторов. Везде – победившее здравомыслие.

Долились до довмина, а тут уже дотолпу нет. Стали звать, вызывать, просить, – из двери вышел на тротуар, в сопровождении двух адъютантов и в кителе без погонов, – всей России так известный, приземистый, даже квадратноватый Гучков. Поднялось громкое «ура». Значит, не обойтись без речи.

Голос его не был сильным сейчас, но у набережной Мойки и глубина небольшая, и кто протиснулся к дому, тем слышно. Просил военный министр и дальше поддерживать Временное правительство. И дать отпор тем, кто хочет добавить к ужасам трёхлетней войны ещё и ужасы внутренней. Приложить все усилия, чтобы самим не пролить драгоценной русской крови, и так уже сколько её пролито германцами.

Ближние слышали, и кричали «ура», и, подхватив министра на руки, внесли его внутрь. Но те, кто стояли на Мойке в стороне, – стали просить, кричать, чтобы министр вышел на балкон и сказал ещё оттуда.

И он – появился там, и сказал строже:

– Дорогие друзья! Новый ужас братоубийства устроила кучка людей, которым не дорого будущее России, и даже уверен я, что эти люди оплачиваются немецкими деньгами. И тёмная, невежественная толпа пошла за ними. Никогда Россия за всю историю не переживала такого ужасного момента, может быть и в Смутное время. Да будут эти люди прокляты! Я призываю вас к объединению. Поклянёмся, что мы не дадим растоптать свою свободу. – (Из толпы: «Клянёмся! Клянёмся!») – Поклянёмся, что мы поддержим наших братьев, которые страдают в окопах. Я верю, что замешательство пройдёт, да оно уже и кончилось, – и Россия снова возвеличится!

– Так! Так! Ура! Клянёмся! – одобрительно и долго кричали ему, когда он уже и ушёл, – и кричали против Ленина. А за Ленина тут никто и не заступался.

А после Гучкова вышел на балкон подбинтованный солдат со свеженьким Георгием на груди. Толпа навострилась. Он объявил, неробко:

– Я состою в автомобильной роте. Когда я сегодня днём увидел шайку бандитов-ленинцев, которые мешают течению жизни, и их флаги «долой войну», и сами кричат «долой войну», – а по-моему, «долой войну» – это «долой Россию». И я с товарищами солдатами стал протестовать, и древки у них вырывать, ломать. И в нас стреляли, и меня ранили. И вот только что министр Гучков наградил меня Георгиевским крестом.

В толпе поднялось ликование.

– Как фамилия?

– Моя? Гилевич!

– Да здравствует Гилевич! Спасибо Гилевичу!

А тут стали съезжаться и министры, правильный был прогноз. Первыйкнязь Львов, и его встретили оглушительными криками доверия. И он в ответ говорил перед дверью, но таким слабым голосом, что остальным потом передавали по рядам.

Что он благодарит за поддержку. Что без этой поддержки правительство не могло бы жить. И вы все хорошо делаете, что боретесь против анархии, – но боритесь только словом, только словом. А уж свободу охранит Временное правительство, которое готово и умереть за всех вас. Чувство чести русского народа поможет ему найти путь к правильной жизни и устоять против кучки смутьянов.

Не успели отпустить князя с благодарностями, как в огромном автомобиле подъехал толстенький Коновалов. Кричали «ура», получили речь и с него:

– Граждане! Наша основная задача быть на высоте требований, которые нам ставит история. Несколько месяцев назад русский народ был рабом. А теперь он свободен, и воля его будет выражена на Учредительном Собрании.

Ура-а-а-а! Тут перехватили Терещенку, с белоснежной грудью и чёрной бабочкой:

Доверие, которое мы встречаем у населения Петрограда, и поддержка, которую в эту тяжёлую минуту нам оказывает Совет рабочих депутатов…

Ура-а-а-а! А вот и Некрасов. Бойко, звонко:

– Граждане и солдаты! Приношу вам глубокую благодарность за доверие. Мы относим его не к себе, а к той здоровой идее государственности великого русского народа, которая возьмёт верх над анархией.

Так дождались и героя дня – Милюкова. Он остановил свой мотор поодаль и хотел пройти скромно мимо, но не тут-то было. Потребовали речи, да с балкона. И вот – его достойная фигура с седой головой в очках выступила на балконе. Ещё и луна посвечивала туда сквозь деревья. И полилась как будто специально подготовленная речь:

– Граждане, в вашем привете я нахожу новые силы для своей ответственной работы. Скажите мне, в чём я заблуждался, – и я искренно покаюсь вам в своём заблуждении. Ошибался ли я, когда говорил, что Россия не заключит сепаратного мира? – («Нет, нет!») – Ошибался ли я, когда говорил союзникам, что Россия требует освобождения угнетённых национальностей? – («Нет, нет!») – Имел ли я право сказать, не желая аннексий, что мы не дадим врагу отрезать у нас родную землю? – («Да! Да!») – Согласны ли вы, что нужно добиться, чтоб эта война была последней войной? – («Да! Согласны!») – Если вы согласны – то вот это и было в нашей ноте, которую приняло единогласно всё Временное правительство! Граждане! Я – первый слуга народа, и первый охотно подчинюсь его воле. И если бы воля его была иной – я счёл бы долгом сложить с себя бремя власти. Когда из тёмных углов выходит измена – свободная воля русского народа нам особенно дорога. Мы опираемся не на силу штыков, а на ваше доверие. Но если вы сегодня пришли сюда эту власть защитить, то я могу сказать вам: да, русские граждане, вы заслужили свободу, вами завоёванную, если умеете так её отстаивать! Мы ещё с вами встретимся в хорошие, светлые дни нашей победы над врагами! Я не посмел бы вам этого сказать, если бы не знал, что это и будет так!

Долго гудела овация в воздухе, Милюков раскланивался. Наконец ушёл внутрь, должно было заседать правительство.

И те, кто знали, что Керенский, по несчастью, в самые эти роковые дни как раз и заболел, – понимали, что больше уже ждать некого, и начали оттекать. А те, кто не знали, – справедливо ждали Керенского.

И – надежда их не обманула, вот что! Да! Вдруг раздался резкий автомобильный рожок со стороны Невского – толпа готовно раздвинулась – и при фонарях набережной увидела своего любимца.

Что поднялось! Какие вóсплески! Славили! просили речь!

Но Керенский – бледный, тонкий и, видно, еле на ногах, всё так же одна рука подвязана у бедняги, направо и налево показывал свободной рукой на своё горло, что говорить он – увы, не может.

И адъютант объявил, что гражданин министр Керенский вчера был очень серьёзно болен и совсем не выходил, а сейчас больной приехал на экстренное заседание, но врачи запретили ему говорить.

Увы, увы. С криками «да здравствует Керенский!», «да здравствует Временное правительство!» – толпа стала расходиться.

Керенского – внутри не ждали. Покосились, переглянулись.

Члены правительства начинали заседание смущённо, придавая лишней неискренной бодрости поглядываниям друг на друга.

Дела их чётко вёл Набоков, строго озабоченный. Были вопросы очередные, с подготовленными заключениями. Были вопросы внеочередные. А можно было обсуждать события сегодняшнего дня.

А можно и не обсуждать. За весь этот день (как и за вчерашний) правительство никак не вмешалось в безпорядки на улицах, предоставляя расхлёбывать их Исполнительному Комитету. Ничего не сделало даже для своего сохранения. А – как само потечёт.

И теперь они поглядывали друг на друга, с трудом скрывая своё изумление, что они благополучно пережили эти два дня, и вот – целы. И вот – заседают.

И анархия подавлена.

Милюков наливался победой. Надо сейчас постановить, что ни один министр не имеет даже права – уйти с поста по политическим соображениям.

А Гучков мрачно опустил голову подбородком на грудь. Ему было стыдно этих двух дней. Себя в них.

И потрясён был неудачей Корнилова. И не помог ему ничем.

Но об этом всём – этим министрам он говорить ничего не мог больше.

86

Ночная стрельба на углу Невского и Садовой.

Хотя «красная гвардия» так и не выиграла Невского за целый день, а даже всё более проигрывала его от дневной стрельбы, – но, по большевицкой (и межрайонской) воле, какие заводы слушались их – те должны были своё промаршировать по главному проспекту, хоть и в сумерки, чтобы не дать буржуазии покойно ликовать.

И так они проходили все вечерние часы, и всегда по этому плану – с вооружённой колонной впереди, а то и сзади. Осмелевшая многолюдная невская публика уже не так пугалась винтовок, а всё же остерегалась. Но даже и после дневной стрельбы

Скачать:TXTPDF

открыли стрельбу, – изменники, враги народной свободы. Они – тёмная сила, с которой надо бороться всеми… – запнулся, – законными мерами. А-а-а!.. ну, тут мы вас… – …Пытаются вызвать гражданскую