настолько же против Столыпина, чтобы всех насильственно загонять в общину? – кормит-то хозяйственный мужичок. Да отрубники – и не пойдут. А ещё для дележа придётся разорять крупные культурные хозяйства и отдавать их по кускам в технически несовершенные руки. Многопольные участки, скотное, птичье, садовое, огородное, свеклосахарное хозяйство, питомники, рассадники – и всё дробить? делить?
Нет, революция застала Россию врасплох. Сегодня и знатоки земельного дела не стыдятся публично признаться в скудости своих сведений о точных данных земельного дела в России. Передача земли народу оказалась далеко не простое дело, такая реформа может отбросить Россию далеко назад, подорвать производительные силы земли. Пока в деревне неразумная агитация подбрасывает огня – а реформа плавает в тумане. Прежде всякой реформы нужна всероссийская земельная перепись: в какой губернии сколько именно крестьян нуждаются в земле – и сколько может к ним отойти? А ширятся овраги, не укрепляемые в войну, – сколько они занимают сегодня? А если ещё хлынет на землю и громада городского населения? – нормы станут и вовсе урезанными, и земли никак не хватит. Но сегодня поздно убеждать в этом крестьян, разожжённых нашей же агитацией, особенно тех, кто живёт рядом с удельными землями. А перепись – долгá, а время не терпит. А далеко переселяться – ещё все ли захотят? Надо и это узнать заранее опросом.
Пока – ещё одно воззвание Временного правительства к населению: заветная мечта многих поколений! Большая беда грозит нашей родине, если население на местах, не дожидаясь… Большая ошибка думать, что каждый уезд и волость могут сами решить этот вопрос. Начнётся борьба между общинниками и подворниками, село восстанет против села, волость против волости…
Сперва создавали (и недосоздали) повсюду продовольственные комитеты. Сами собою во всех местах создавались разнокалиберные, где какие, «исполнительные комитеты», скорая местная власть. Но вот, там и сям, сами собой стали образовываться ещё новые – земельные комитеты – это была уже третья параллельная власть. (Эх, нет волостного земства!) Однако в нынешнее безвременье правительство не могло бы их отменить – а лучше поддержать и возглавить. Толком никто, и сам Шингарёв, не понимал, чем же именно точно будут заниматься земельные комитеты, как они разграничатся с другими властями, какие у них будут права и способы действий, – но остановить этого процесса тоже было нельзя.
Вот – грянуло в Ранненбургском уезде: там исполнительный комитет постановил насильственно обсеменять помещичьи земли по дешёвой аренде и не спрашивая согласия владельцев. Применить воинскую силу? – уже прежде правительство зареклось. Значит? – телеграмму исполнительному комитету: указать на недопустимость самовольного решения земельного вопроса без общегосударственного закона. Из Рязани послан был прокурор – расследовать погром, но рязанский Совет рабочих депутатов нарядил и свою «демократическую следственную комиссию» над прокурором.
И – какая же голова это всё могла охватить? А каждый день ещё десятки же вопросов. Вот, надо законом удлинить в этом году сроки рыбной ловли в Астраханском бассейне… Вот, упорядочить частную рубку лесов…
И в этой каменоломне работы – почти всё успеть самому, не похоже, чтобы чиновники министерства понимали бы всё напряжение и смысл происходящего так, чтобы силы отдать безпредельно. Надежда на одного Сашу Хрущова, друга юности, его Шингарёв когда-то вызволил через Столыпина от ссылки, а сейчас вызвал к себе в товарищи.
И благодарности за всю каменоломню – не ждал или нескоро ждал Шингарёв. А сегодня – больно поразил упрёк от князя Бориса Вяземского, пришло письмо из Усманского уезда. В начале марта он же был у Шингарёва, и такие важные соображения высказывал о состоянии деревни, и кажется, так хорошо понимали друг друга. А теперь:
«Андрей Иванович! Не верю глазам: когда же вы успели стать социалистом? И ваша ужасная хлебная монополия, и эти всевластные комитеты из охлократии – ведь вы же насаждаете в России социализм!..»
Тёр, тёр лоб Андрей Иваныч, тоже не веря глазам: социализм? он? Никогда…
А под Воронеж уже грядёт прямая весна. И на родную Грачёвку. И хотя уж столько в России земель в эту весну останутся сирыми, незасеянными, – а крохотное пятнышко Грачёвки ноет само, отдельно: а я-то как же? Отцовская земля… А отцу уже восемьдесят. Долг старшего сына. И всю же Россию равно любишь – а Усманский уезд как-то ещё особенно. В позапрошлом году починили в Грачёвке и дом, уж ветох был.
И решили теперь с Фроней: всё равно занятий в школах практически нет, экзаменов не будет, разрешено разъезжаться, – берика детей, да поезжайте все в Грачёвку, да обрабатывай.
– И с посевом?
– Ну, с зерном сил у вас не хватит, опять отдайте. Но ваш – огород, сад. Да не только свежий воздух, а и с питанием в Питере будет плохо.
– А – ты? Как же ты?
– Да я-то один.
– Так именно один! Пока доберёшься по ночам на Монетную – а тут всё запущено.
– Господи! Да я студентом и двадцати пяти копеек не тратил – и сыт был.
– Да уж знаю. И мне ж помогал.
– По воскресеньям у сестры буду обедать. Когда – у Саши Хрущова. – (Казённую министерскую квартиру отдал ему.) – Да обойдусь, до еды ли мне будет. Зато душа будет спокойна. Как спокойно будет, правда, Фроня.
И уговорил. Стали собираться. А достать билеты – тоже труд. Очереди тысячные, билеты уже на май. Просить у Некрасова не хотелось – настолько Некрасов недоброжелателен за эти министерские месяцы, и даже публично подковыривал Шингарёва, что вот, мол, вагоны теперь есть (где они есть?) – а хлеба нет для погрузки. И даже было публичное распоряжение: чиновникам путей сообщения запрещается всякое протежирование в покупке билетов, а спекулянтам – тюрьма до 4-х месяцев. Но нужда гонит – и нашёл Шингарёв связь, получил купе второго класса на семью.
И сегодня вечером отвозил их, с шестью чемоданами, два рейса автомобилем. Сам же устроил – а теперь вдруг такая тоска взяла, такая тоска, как будто расстаются навеки. Успокаивал себя:
– Да я, может, ещё по России поеду, и тогда в Воронеж обязательно, и к вам на денёк. Вот уж радость – в Грачёвке побывать! Как бы хотелось с вами вместе покопаться в огороде.
Не сказал Фроне, как сердце сжато, но по её суженным напряжённым глазам видел то же.
Целовал детишек. А после второго звонка – лицо её ненаглядное, каждая морщинка родная, а вот уже 22 года. Скоро серебряная свадьба.
33
Травля Ленина оказалась серьёзной. – Неизбежно отвечать на постановление Исполнительной комиссии. – Речь Ленина в Таврическом на солдатском Совете. – Речь Либера.
Мерзкое свинство там получилось, в манеже Гренадерского батальона, – чуть не двенадцать часов варился этот митинг, пятьдесят ораторов, лучшие либеральные и социалистические болтуны и даже один революционный поп, – но то и дело кричали: «Где Ленин? Он обманул нас!» Послали туда выступить трёх кронштадтских матросов, мало: «Где Ленин? Мы хотим задать ему вопросы!» Послали туда Дашкевича объяснить, что Ленин приносит извинения, но он очень занят на заседании, – «Дайте Ленина! он обещал! мы потому и собрались! Ленин струсил!», и оскорбления, и угрозы, и неистовые крики – и тем более появляться в этом бурлении было безумие и заведомый проигрыш. Какой-то волынец там выступал, что вот германское правительство пропустило ленинцев с комфортом… А старый Дейч, никак не окочурится: что германская пропаганда среди наших военнопленных – точно то же самое, что говорит Ленин. Тут придумали товарищи, чтобы Владимир Ильич тем временем смотался бы в Михайловский манеж и выступил бы там перед полусотней броневого дивизиона, наших сожителей по Кшесинской, – значит «выступал в другом месте». Хорошо придумали, съездил. А в Гренадерском кипело и до поздней ночи, и ещё вспоминали и ругали Ленина.
Вообще, кампания травли и озлобления к большевикам оказалась серьёзней и продолжительней, чем можно было ожидать. Например, товарищи из Москвы передают, что там – исключительно раскалены и кто бы где бы ни собрался – кричат: «Арестовать Ленина!» – и не от партий, а самые тёмные типы. А вчерашняя демонстрация инвалидов – хитрейший и болезненный пропагандный трюк, опасный своей мнимой наглядностью этих обрубков, эксплуатация безсознательных масс. И хотя вчера же устроили демонстрацию кронштадтцев и 180-го полка против травли – но это не перевесило.
Совершенно ясно, что надо быть гибче и осмотрительней: и лозунг «конец войне» и лозунг о перевороте – прикрыть, подавать только исключительно умело: мы стоим не за резкие действия, но за настойчивое терпеливое разъяснение буржуазного обмана. И когда вчера тут рядом, в цирке «Модерн», наши собрали большой митинг, то в резолюцию поставили только самые неопровержимые лозунги: конфискация всех помещичьих земель! 8-часовой день! военная контрибуция на капиталистов! сплошное вооружение рабочих масс! невывод войск из Петрограда! И – всё.
Нельзя не заметить, что в верхних слоях, на уровне буржуазном и социалистическом, травля уже ослабла, если не полностью кончилась. Да у болтунов неисправимых (а это 99 % всех русских политиков) она и не могла задержаться, если настойчиво отрицать – они легко согласны не видеть. Вот Милюков вчера же, на кадетском сборище, отступил: нельзя применять насилие против Ленина! (Это-то нас вполне устраивает!) Вы же не хотите, чтобы мы боролись способами старого режима. – Да уже захрипела, подавилась и «Русская воля», испугавшись своих же типографских рабочих. (Смеётся Ленин и над теми кадетскими сборищами, как они там выговариваются под аплодисменты, и над той перепуганной газетой – высокое революционное наслаждение доставляет эпатировать буржуа!) А Церетели со Скобелевым тем более скинули тон: ни в коем случае никакого насилия, Ленин имеет право на свободу мнений. (Это-то нам приемлемо!) Смеялся над вчерашней статьёй Чернова о себе: как этот надутый эсеровский чинуша объясняет публике Ленина: Ленин – жертва ненормальных условий и катится сам не зная куда, маниакальный ум. (Ну объясняй, объясняй.) Сегодня и стекловские «Известия» выступили принципиально и резко против безчестной и отвратительной травли ленинцев. (Со Стеклова надо снимать удар, он там не из худших.) Тут ещё исключительная удача: вчера в газетах две телеграммы из Швейцарии: от Аксельрода-Мартова-Натансона-Луначарского: «Констатируем абсолютную невозможность вернуться в Россию через Англию», от Мандельберга-Рейхсберга-Кона-Балабановой: выход в обмене эмигрантов на интернированных немцев. А что, господа из «Русской воли», – они тоже все немецкие шпионы?
Так газетная травля истощилась за 12 дней, отскочила как шелуха. Всё было правильно предусмотрено.
Но это – среди публики образованной. Однако русские низы в печатном плохо смыслят – и в низах травля тем временем ещё усилилась, на улицах рвут и топчут «Правду». А в низах – это и есть истинная
