меньше как на два месяца.
А уж за два месяца революция шагнёт гигантски.
169
Муки Шингарёва на открытии Совета крестьянских депутатов. – А где же крестьяне? – Речи Маслова, Брешко-Брешковской, Чернова, Альбера Тома. – Авксентьев – председатель СКрД.
4-го мая, к трём часам дня, покинув всё неотложное, поехал Шингарёв на Кронверкский в Народный дом: торжественно открывался съезд Советов крестьянских депутатов всей России, и кому же, как не министру земледелия, могло Временное правительство поручить приветствие?
Хотя, уже преданный ими, какой же он был ещё министр земледелия? После вчерашнего ныла в нём глухая тёмная пустота. А спешить работать – надо.
Присоединили его к президиуму из одних социалистов – и, отсюда оглядев двухтысячный зал, партер, ложи, два верхних яруса, Шингарёв удивился: а где же крестьяне? Редкими малыми кучками видел он их зипуны или деревенские пиджаки – а то всё солдатские шинели да обычная городская публика. (Городские сидели без шапок, а солдаты и мужики в шапках.) Спросил у соседа: где же крестьяне? А, мол, есть делегаты не крестьяне, но по доверенности от крестьян: вопросы ведь будут не специфически аграрные, а общеполитические; выбирали, насколько позволяло время. Съезд продлится две-три недели, ещё будут подбывать.
И – пропало настроение Шингарёва, что он тут сейчас с крестьянами поговорит лицом к лицу. Уж скорей бы давали ему слово, отговорить приветствие да уехать.
Но куда там! Чем меньшая толика крестьян необъятной России тут собралась – тем больше раздували помпу.
Стенографистки, внизу от трибуны, приготовились строчить.
Вышел открывать съезд какой-то эсер Маслов – одет не празднично, без белой рубашки и галстука. Очень свободный в движениях, и голос звонкий:
– Граждане! В истории России и русского крестьянства мы в первый раз в вашем лице имеем центральный орган всего российского крестьянства, избранный так свободно и представленный так полно. Историческое наследство, которое мы получили, огромно и тяжко. Это – забитость и убитость прав трудовых широких масс. И – механичность российских связей, которые держали нас просто как картошку в мешке. А теперь революция уничтожила прежние государственные скрепы, и мы переживаем некоторые болезненные явления. Перед глазами наблюдателя…
Не слишком ясно для крестьян. И – какого ещё наблюдателя?..
– …чеканно выступает развернувшаяся пружина, которая в течение сотен лет была насильственно согнута. Но это чувство своих прав действует слишком сильно, и я с грустью констатирую, не осудите за нотки печали…
Ну-у-у-у…
– Мы находимся на празднике, но действительность, которая нас окружает, часто вызывает больше жути. Нормально ли, что когда в стране большие запасы хлеба, мы не даём его в армию и в города, и некоторые районы близки к катастрофе?.. Съезд должен поставить своей задачей кристаллизацию народных сил. Заставить крестьянство помнить не только о его правах, но и об обязанностях перед родиной. Иметь в виду интересы светлого будущего! Объявляю Совет Крестьянских Депутатов Великой Русской Земли – открытым! Желаю вам успешной работы на пользу страстотерпца русской земли. Организационное бюро предлагает избрать почётным председателем съезда – Бабушку Русской Революции!! – тут голос он поднял до пронзительности.
Об этой Бабушке за минувшие недель шесть, какую газету ни разверни, – везде прочтёшь, повсюду она ездила и держала речи, а ей же под 80 лет. Говорят, она в начале 70-х годов, уже не первой молодости, покинув мужа, а ребёнка отдав жене брата, отправилась пропагандировать среди крестьян. Не запомнил Шингарёв её специальных заслуг, но полвека жизнь её была – поселение, побег, эмиграция, нелегальное положение, каторга, амнистия, сбор денег в Америке на революцию, опять агитация, – и вот теперь с большим почётом эсеры везде возили её и показывали. Когда-то она звала на террор, теперь по пути через Сибирь говорила, что радостней всего видеть отсутствие всякой власти, а приехав – звала народ забыть прежние распри и ничего нет выше любви.
И вот её сейчас внесли на руках в кресле на сцену – полную, крупную седую старуху, с круглым добрым лицом, она улыбалась и помахивала залу рукой. Все поднялись, хлопали, а крестьянские и солдатские депутаты тем более, сдирая шапки с голов, поняв, что это если не новая царица, то святая.
Поставили кресло – Бабушка несмущённо встала, прошла с развалочкой сразу к трибуне, уверенно её заняла и привычно заговорила, совсем не слабым голосом, отличная дикция, без напряжения голосовых связок при большом зале:
– Граждане! 50 лет сознательной жизни я только и думала об этом дне, когда наконец российское крестьянство станет во главе судеб русского народа. Граждане! Я не знаю человека счастливее себя. Сколько прекрасных товарищей погибли раньше меня, за много лет. 50 лет потрудившись на революционной работе, я, когда получила телеграмму, что совершилась великая революция, сейчас же подумала: а готовы ли мы довести эту революцию до счастливого конца? Вы можете взять всю землю, всю волю, всё образование, не пролив ни капли крови. Но от вас потребуется внимание к нуждам родины.
Ничего, вполне ясный ум, поворачивала к делу.
– Но я нисколько не сомневаюсь, что как только крестьянство вступит на политическую арену – оно проявит разум и терпение. Я рада за свой народ. Проезжая губернии, я видела: крестьяне настроены благородно, сознают свою мощь и не хотят употребить её во зло кому-нибудь. Они осторожны, как всегда, понимают, что разорить Россию можно в год-два, но это невыгодно, нужно, наоборот, соблюсти её богатства и имущества.
Например, племенной скот, который повсюду режут.
– Вы как хозяева отлично знаете, что отец сыновьям должен оставить лучшее, а не худшее наследство. Граждане! Свобода – это не только благо, но и обязанность. А на шею России навязывают новые долги: вся Россия занята исключительно содержанием армии. Подумайте, выгодно ли нам держать фронт в боевой готовности и сидеть сложа руки? Если бы наша армия захотела бы действительно помочь союзникам – война бы кончилась в один-два месяца. А мы её, граждане, затягиваем. Германцы что-то не принимают протянутую руку. Я бы спросила всех присутствующих: кто знает такой секрет или волшебство, чтобы кончить эту войну не сражаясь, – и я поклонюсь ему в ноги. Но нельзя же отдать 170 миллионов наших людей в угоду Вильгельму и Карлу!
Сильно хлопали, а старуха проплыла к столу президиума и уселась.
Однако до дела – до дела было ещё далеко. Теперь объявил Маслов, что съезд нуждается и во втором почётном председателе – и таким будет вождь эсеровской партии Виктор Михайлович Чернов.
Вот он, соперник. Его – не на кресле внесли, но он значительным шагом вышел из-за кулис, где предусмотрительно хоронился до этой поры. Нет, не был это необузданный вождь террористической партии – это был 45-летний бонвиван, чуть с первой сединой, наслаждённый своей привлекательной наружностью, отличным костюмом, модными ботинками, свежейшим крахмалом вокруг шеи, каждым хитро отделанным волоском бородки (то ли лира, то ли перевёрнутое дубль-вэ) и самой же причёски, где тоже была рассчитана каждая волнистость. Это наслаждение своим видом, голосом, поворотами головы, расположением пальцев на столе – Шингарёв заметил за ним ещё на заседаниях Контактной комиссии, едва Чернов только приехал из Европы. Но странно, что он не откинул этой манеры и перед аудиторией, которая считалась крестьянской.
И опять все встали, – а Чернов лениво-величественно выслушал аплодисменты, слегка покланиваясь, и в той же манере перешёл на трибуну. Голос его был такой же сочный, жизнелюбивый, как и весь вид:
– Товарищи! Двадцать лет назад мне, тогда ещё юноше, выпало счастье принять участие в первых попытках создать организацию российского трудового крестьянства для борьбы за его заветные думы.
Какую это организацию, где, кто о ней слышал? И будто была борьба с оружием в руках против заклятых врагов народа, и не с лёгким чувством обнажаешь оружие…
– И о тех бойцах героической Народной Воли, которые в то время, когда народ ещё спал, одни оставались зовущим примером для всего народа… Всех тех, кто не дожил… когда мы достигли великого счастья дышать на свободной Руси свободным воздухом политической свободы, – мы должны вспомнить здесь со скорбью.
И был понят сигнал – и начали вставать, и все вставали и опять снимали шапки, на ком были (и Шингарёв тоже встал, со всем президиумом), и начали нестройным хором петь вечную память.
Ax, тоска! Грозно зависло живое дело – а тут… И крестьяне должны начинать с этих чужих им поминок.
А Чернов продолжал с видимым большим удовольствием:
– Когда первые борцы звали своим примером на борьбу с оружием в руках, – все мы верили, что увидим и мирный земледельческий народ с оружием в руках. И когда судьба вложила оружие в его руки – он произвёл такое возрождение в России, какое повергло в изумление другие народы.
И как закреплено кровью на улицах столицы братство солдат и рабочих, где их расстреливали протопоповские пулемёты. А теперь это братство ещё больше закрепится крестьянскими депутатами – и для всех, кто замышляет контрреволюцию…
Да скажи, как накормить страну? Вот с августа начнётся сев озимых – и не провалить его, как мы провалили яровой.
– Товарищи! Русская революция была для многих какой-то сказкой. Я приехал к вам из-за границы. Там этой сказке ещё недостаточно верят. Но если мы начали рассказывать такую хорошую сказку, то у нас появится охота и продолжать эту сказку. И мы расскажем сказку – сказку о земле, которая станет раскрепощённой. А когда мы скажем эту сказку – то за ней легко будет последовать и всем другим народам. И вот, товарищи, начав построение нового храма труда в светлой России…
Невыносимо горело Андрею Иванычу. Хоть прямо вскочи – и беги прочь.
– …от фундамента, этаж за этажом, и вплоть до купола – здание всеобщего труда, освобождённого от чужой эксплуатации. Раньше он был каторгой и проклятьем, теперь он сделается творческим. Мы были терпеливы. Долгое время народ не отзывался, но мы не махнули на него рукой, не поставили крест.
Вот ведь какие благодетели.
– Мы, трудовая Россия, собираемся сказать свою сказку о замирении Европы… Мы обращаемся к крестьянам Болгарии, Австро-Венгрии, Германии, Турции… ко всем, ко всем ту же самую вечную сказку, которая слишком долго была сказкой, и пора ей наконец превратиться в действительность… чтобы народы успели обуздать все правительства…
И вот именно этому болтуну – отдать теперь всё земледелие России? И он будет им вертеть? Бедная, бедная наша земля.
Пока бурно аплодировали, Шингарёв ловил взгляд Маслова, чтобы дал наконец слово.
Куда там! Маслов выступил с новой торжественностью и объявил о третьем почётном председателе съезда – Вере Фигнер. И опять вставал зал и аплодировал Фигнер. И она, маленькая, сухонькая, с гладко причёсанными
