объяснить, ни исчерпать, ни к лучшему направить.
Конечно, Маркс во многом прав.
Но мир взрывать? но взяться пальцами
за эту электрическую ручку!?..
Медведь, слышь, тоже костоправ,
Да самоучка.
Нержин
Гори, моя головушка!.. Я ждал от вас чего угодно,
Но не такого дальнего удара!
Вы так естественно, вы так свободно
Несёте сан и службу комиссара
Ванин
Я? Что же я? Догадкой смутной я живу.
В поток попав однажды, им плыву…
А главное, что лучшего-то я не вижу и не знаю…
Я — колокол: людей, вишь, в церковь я зову,
А сам в ней — не бываю…
Нержин (ходит в волнении)
Но как же жить? Но думать что?
Ванин
Вот думать-то как раз
Не надо. Есть начальство. Есть приказ.
От думанья никто не потолстел. От думанья сгоришь.
А меньше знаешь — больше спишь.
Приказ! Куда вертят, туда и доворачивай руля.
Прикажут завтра, что земля квадратная,
Тык-мык — и что же? — дело неприятное
На митинги! — Товарищи! Квадратная земля!
Твой бывший политрук бойцам в ответ
Спросили, помнишь, почему, что церкви снова честь?
«Ошибся я, рОбятки. ГОвОрил, что БОга нет,
А БОг-тО, ОказалОсь, есть…»
(смеются)
Быстро входит Майков, за ним Салиев и Замалиев несут большой торт. Обегая их, семенит долговязый черный Повар в белой шапочке и измятой расстёгнутой солдатской шинели поверх белого передника.
Майков
Я в подземелье посажу тебя, урода!
Такой измяли торт!.. Поставьте тут.
(показывает; Салиев и Замалиев торжественно ставят)
Майков
Я капитан уже два года.
Никак в майоры не произведут.
А десять юбок где собрал? А опоздал? А пьян?
Гордись! Шпану такую — в подземелье!
Вопросы есть? Соломы клок. Воды холодной жбан.
За непорочную? За службу? Неужели?
Майков
Нет времени, клянусь Зевесом,
Я сам бы сел для интереса.
О, камни древние темниц Средневековья,
Где билось столько благороднейших сердец!..
Повар (со слезами)
Отечество я защищаю кровью…
Майков
… свиней подстреленных? зарезанных овец?
Салиев и Замалиев бросаются на Повара.
Повар (яростно отбиваясь)
Но! Хамы! Тихо!
Майков
Да завтра же сменю на повариху
Молоденькую чистенькую… у-у, скотина!
Один погибнет под бомбёжкой,
другой напорется на мины,
Потонет третий! — ведь хороший человек — он не живуч!
А ты? — травился, и горел, и падал с круч,
И жив?
Ну, хорошо, сажайте, я умру невинный.
Майков (Салиеву и Замалиеву)
Да не попутайте, там рядом погреб винный!
Ванин (задерживая их, Повару)
Четыре раза нас тягал Политотдел
Из-за тебя! — а ты всё цел.
Майков
Поссорился с комкором 35-го комдив
Из-за тебя! А ты всё жив!
Повар (высвободившись, развязно)
Из-за меня? А кто докажет? Здрасьте!
(снимает колпак)
Я жеребёнка приручил, а у комкора той же масти
Пропал!.. Теперь — испёк воздушный торт,
Во всей бы армии никто не мог такого испекти,
И этим я сегодня горд,
И
(глядя на Ванина)
я могу идти?
Ванин машет рукой, освобождённый Повар, Салиев и Замалиев уходят.
Майков
Я б наказал.
Ванин
Да ну его совсем.
Из тех, кто хапает, не самый он заметный.
Но шуток кроме, совсекретный
Приказ по фронту. Ноль-ноль-семь:
(тоном, как будто читает)
«При выходе на территорию Восточно-Прусскую
Замечены в частях Второго Белорусского,
Как в населённых пунктах, так и при дорогах,
Происходящие при попущеньях офицерства
Отдельные пока что случаи — поджогов,
Убийств, насилий, грабежей и мародерства.
Всему начальствующему, всему командному составу
Вменяется в обязанность, даётся право
В частях своих, а равно и чужих, не проводя раздела,
Для поддержанья воинской советской чести
Подобные поступки пресекать на месте
Любыми средствами вплоть до расстрела.»
Нержин (свистит)
Сильнo! А как же быть с инструкцией Политотдела
О нашей о священной мести?
А как — посылочки? А батарейные тетради
Под заголовком «Русский счёт врагу»?
Майков
Ба-батюшки! Скажите Бога ради
Так я обоз Глафиркин вышвырнуть могу?
Нержин
Вот это здорово! Ивана заманили,
Ивану насулили, Ивана натравили,
Пока он нужен был, чтоб к Балтике протопать…
Майков
Не пить ликёров? Тесто — без ванили?
Сушёную картошку лопать?
Не-ет, это недоразумение!
Нержин
Полмира обещали мы ему, к прыжку готовясь…
Майков
Я гастроном, я вовсе не толстовец.
Нержин
Он дорвался — чур, не игра, кричим мы, чур!
Майков
Победа без обеда?? Это чересчур!
Нержин
У нас румянец девственный — погоны, гимн и церкви!
Майков
(откидывая штору; из окна уже светит не голубым, а багровым)
Вы посмотрите, что за прелесть эти фейерверки!
(задёргивает)
Насилья — да, насилия — ужасны!
Но если немочка, как говорят, сама согласна?..
Нержин
Солдат, с которым я лежал в болотах Ильмень-озера,
Солдат, с которым нас в упор клевал
одномоторный «Юнкерс»,
Его — расстреливатъ? За то, что взял часишки «Мозера»?
И даже пусть — что затащил девчёнку в бункер?
Прощаясь с жизнью там, в орловской ржи,
В палёных запахах, в дыму,
Я жал к земле его — не наша, может быть, лежи! лежи!
И на него теперь я руку подыму?
Вы перед наступлением не так ли непреложно
Приказ оправдывали противоположный?
Ванин
Оправдывал, так что ж?
Нержин
Вы говорили, что солдат страдал,
Что ждать его должна в конце пути награда…
И вот теперь стрелять в него мне надо?
Ванин
Попробуй, выстрели? Катну под трибунал.
Нержин
Как, а приказ?
Ванин
А что приказ?
(дует)
бумажка !!
Уж если что надвинулось, идёт, так быть ему!
Не мнишь ли управлять событьями?
Приказ? Исполни в меру. Не казня. Не сокрушая.
От крутости себя вы отучите-ка.
Идёт по нашим жизням маленьким — большая
И, часто, грязноватая Политика.
(обнимает разом Майкова и Нержина)
Друзья-друзья!
Как часто зря
Себя в сомненьях и в решеньях мучим мы,
А и без нас всё, всё идёт на свете к лучшему.
Нержин
Арсений Алексеевич частенько повторяет:
«Всё к лучшему», «Образование ума не прибавляет»,
«Не берегись начала, берегись конца»,
Я в поговорках тех никак не доищусь до ядерца.
Майков
Где ж, дьявол, к лучшему? Мы жили тихо, мирно,
Как будто ангел плыл над нами, крылья распростерши,
Так нет, припёрся этот жирный
Свинёнок розовый из СМЕРШа.
Нержин
Терзает девушку…
Ванин
Уже?
Майков
Во всё суётся, лезет…
Ванин
У нас не разгуляется. Где сядет, там и слезет.
Майков
Да! почему? У всех уполномоченный сидит как чирь,
А к нам пришлют — неделя, месяц, — шнырь
И нет! И тишь, и гладь. За что такая льгота?
Нержин (пожимая плечами)
По Гауссу. Рассеиванье. Отклонение от правил.
Ванин
Какой там Гаусс! Звездочёты!
Я! Я их сплавил!
Нержин, Майков (вместе)
Как? Вы?
Нержин
Но что вы делали?
Ванин
Кропал по-тихому на них материальчик.
Ведь он запрётся — пишет, гад, ты не смотри, что мальчик.
(гневно)
Я снизу доверху их видел — благодатнейшие ряжки!
Как говорится, сами кобели,
Ещё собак для службы завели,
Но и над ними есть, над ними есть! — бумажка!
Майков
Но что писали вы?
Ванин
А что придётся, без разбору.
Мне лишь бы наперёд, не дать им только фору.
Один сболтнул спьяна строенье органов секретное,
Другой скрывает данные свои анкетные,
Тот выражал неверие в победу, тот симпатии к врагу,
Да что я, вспомнить всё могу?
А написал — пошлo! Друг друга лопают как крысы.
У них и бдительность,
У них и мнительность,
Кудрявчика выдёргивает следователь лысый,
Скроит ему вину, не в этом — в чём другом,
Да у кого из нас её не сыщешь, присмотревшись?
Я из-за них в году тридцать седьмом
Пять месяцев не мог поспать раздевшись:
Вот-вот по лестнице, вот-вот и постучат…
Старушка мама в час, как все запрутся,
«Что ж это будет, Сеня? Что ж они хотят?
Людей пересажают всех, а сами останyтся?»
И ходит-ходит, ставни-двери крестит
Слабеющим движеньем сморщенной руки…
Не проходило ночи, чтоб не шли аресты,
Чтоб не шныряли воронки.
Пересажали в городе бояр, детей боярских,
Вельмож партийных, профсоюзных,
буржуазных, пролетарских,
И сошку мелкую, и крупную, — а я живу,
А я трясусь на кожаном диване.
Остались в городе: начальник ГПУ
И я, Арсений Ванин.
Уж я готов был рассказать и подписать всё как телёнок,
С кем связан был от самых от пелёнок,
Уже дела всё сдал — не взяли! уцелел!..
Майков
А я, любимец муз, едва не погорел.
(взоры обоих обращаются к нему; Майков непринуждённо садится на край зеркала и подалтывает ногами)
Какой-то умник высказал догадку,
Что на плакатах, на блокнотах, ученических тетрадках,
В картинах, статуях, во всём,
чего касались кисть, резец и карандаш,
— Таятся агитация, террор и саботаж.
И началось течение, поветрие, поморье:
Искать н нюхать до упаду, до полегу
Бородку Троцкого в ветвях дубка у лукоморья,
«Долой ВКП/б/» на поясе у вещего Олега.
Сейчас-то я, конечно, импрессионист,
Но был когда-то узколобый реалист.
Кончая в Строгановском отделение скульптуры,
Как полагается, работою дипломной,
Изобразил я поцелуй Психеи и Амура
Довольно натурально и… не очень скромно…
Между мужчинами сказать, когда срывают розы,
Вы сами знаете, бывают… позы!
(соскакивает и попеременно то за Амура, то за Психею пытается изобразить свою скульптуру)
Она — откинулась, одна рука повисла,
Он — взял её вкруг талии, склонился к ней — вот так!
И что ж? Какой-то комсомолец, остолоп,
додумался до мысли,
Что здесь скрывается фашистский знак!
Уж речи нет о выпуске ни о каком,
Меня туда, меня сюда, меня в партком,
Над бедной группою моей — вся детективная гимнастика,
Учёные мужи, комиссии — действителъно ли свастика?
Одно-другое-третее жюри
Да если б знал я?! — мифология! огнём она гори!
Однажды в заседаньи сам директор, цепенея,
В который раз присел перед Амуром и Психеей,
И я не выдержи — уж так на них был зол!
Из зала крикнул: «Вы залезли бы под стол!
И сразу было решено, что — свастика, что, де,
Пора заняться этой парочкой эН-Ка-Ве-Де.
Ванин
Х-эх, это был весёлый год,
На анекдоте анекдот.
Сел мой знакомый, врач ветеринарный
Личина сорвана с тебя, признайся, враг коварный,
Ты отравлял колхозный скот?
На стула кончике сидит мой врач дрожа:
За эти годы не было, простите, падежа.
А вам хотелось бы, чтоб был? А вам бы…
И — по зубам, и — по зубам,
Да на неделечку в подвал под вo какую лампу!
(двумя руками показывает над головой шар)
Уснуть нельзя: уснёт — сейчас же будят…
Пишите — отравил. Колхозного верблюда.
Наглеешь, сволочь? Издеваться? Над ЧК?
И — под бока, и под бока.
Признайся, гад! Иначе
Один смеётся.
Пришлось признаться — парень в лоск ослаб.
Но, сохраняя мысли остроту,
Дал показание, что прививал он сап
Рогатому скоту.
И сразу — булочку ему и дополнительные щи,
Пятнадцать лет, на Север, десять однодельцу,
Прошла ежовщина, вдруг кто-то разыщи
Его потерянное дельце.
Что значит — врать по-умному! — и ложь-то,
Она не всякого спасёт.
Додули мудрецы: болеют сапом лошади.
…Так вот с ним в камере сидел один дедусь
Суда не дождался, почил он в Бозе.
Чтоб следователь душеньку пустил на покаяние,
Дал показанье дед, что у себя в колхозе
Подготовлял вооружённое восстание.
Что танк имел, одиннадцать гранат
И сколько-то охотничьих двустволок,
Что цель имел — идти на Ленинград,
Насилуя дорогой комсомолок…
Военная Коллегия Верховного Суда
По двести приговоров в день пекла тогда.
Судили так: взведут бегом по лестнице два конвоира:
(А то и Петушков, попутают случайно.)
Стоят, присесть им некогда, торопятся отчаянно.
Морской порядок: свистнут — вира!
Нагрузят десять-двадцать — майна!
Прислали из Челябинска несуженных этап.
На север, под Печору.
На двор их выгнали — заслушать приговоры.
Выходит лейтенант в сапожках хромовых,
За ним сержанты с папками — «дела», «дела»!..
На Тришкиных, на Мишкиных,
Мандрыкиных и Громовых
А лютая зима была!
Все топчутся, все ёжатся, вкруг солнца — колесо,
Попробуй пальчиками голыми листочки перебросить!
Чтобы себя не мучить и людей: «Судило вас ОСО»,
Он объявил, — «по десять всем, а кой-кому по восемь.
Понятно?.. Р-разойдись!..» Па-ашли…
Легли на нары…
Ну, Майков, что молчишь? Развесели.
Тащи сюда гитару.
Майков уходит. Вся поза Нержина — напряжение.
Нержин
Так значит, правда всё, что говорили
Про истязания, про пытки?..
Ванин
— А?
Нержин
Что били, мучили, что голодом морили,
Что в баню голых по снегу водили,
Что в одиночку впихивали дюжину?..
Ванин
Когда…
Когда толкали в камеру пред утром, на заре,
Тех самых, что сидели при царе,
Настолько необычен был для них событий ход,
Настолько неизмеренным падения несчастье,
Что к новичкам кидались — чей переворот?
Товарищи! Скорее! — Кто у власти?
Входит
