означали старшину.
…держался на четыре шпалы… – будучи старшиной (четыре треугольника на петлицах и рукавах), саморуков держался полковником (четыре шпалы).
– Там дряпня́ заворачивает! – См. далее: «В черноте ночи под неразличимым небом косо неслись влажные, тяжёлые, не белые вовсе хлопья дряпни – не дождя и не снега» (с. 205).
А – чтó было в тридцать седьмом? Испанская война? – 1937–1938 гг. – один из пиков «большого террора». В отличие от Глеба Нержина, который хотел бы «словом и оружием помочь восстановлению ленинского огня, очищенного от смрада тридцатых годов»,[107] Вася Зотов и не заметил ничего в тридцать седьмом году, кроме войны в Испании. Конечно, захваченный романтикой революции, Глеб Нержин в шоке от удара по крупным коммунистам. «Но от миллионов, взятых тогда, – уточняет А. С., – никак не могли составить видные партийные и государственные чины более 10 процентов». «Аресты катились по улицам и домам эпидемией. Как люди передают друг другу эпидемическую заразу, о том не зная, – рукопожатием, дыханием, передачей вещи, – так рукопожатием, дыханием, встречей на улице они передавали друг другу заразу неминуемого ареста. Ибо если завтра тебе суждено признаться, что ты сколачивал подпольную группу для отравления городского водопровода, а сегодня я пожал тебе руку на улице – значит, я обречён тоже».[108]
О том, что Испания коснулась его жизни ещё в 1930-е гг., А. С. рассказывал по испанскому телевидению 20 марта 1976 г.: «…Испания вошла в жизнь нашего поколения – как бы это сказать? – как любимая война нашего поколения. Нам, мне и моим сверстникам, было 18–20 лет в то время, когда шла ваша гражданская война. И вот удивительное влияние политической идеологии, этой бессердечной земной религии социализма, – с какой силой она захватывает молодые души, с какой мнимой ясностью она показывает им будто бы ясное решение! Это был 1937 – 38 год. У нас в Советском Союзе бушевала тюремная система, у нас арестовывали миллионы. У нас только расстреливали в год – по миллиону! Не говорю уже о том, что непрерывно существовал Архипелаг ГУЛАГ, 12–15 миллионов человек сидели за колючей проволокой. Несмотря на это, мы, как бы пренебрегая действительностью, всем сердцем тогда горели и участвовали в вашей гражданской войне. Для нас, для нашего поколения, звучали как родные имена – Толедо, университетского городка в Мадриде, Эбро, Теруэля, Гвадалахары, и если бы только нас позвали и разрешили нам, то мы готовы были тут же броситься все сюда, воевать за республиканцев. Это особенность социалистической идеологии, которая так увлекает молодые души мечтой своей, призывами своими, что заставляет их забыть действительность, свою действительность, пренебречь собственной страной, рваться вот к такой обманной мечте».[109]
…чапан… – У Даля – крестьянский верхний кафтан и даже полукафтанье. Называют так и поддёвку, и стёганку.
А ну-ка, вызовите Мичуринск-Уральский! – Одна из двух железнодорожных станций города Мичуринска. Вторая – Мичуринск-Воронежский.
В Драматическом, в Москве. – Так, без прибавления имени, естественнее всего было назвать Московский драматический театр (1936–1944; под руководством Ф. Н. Каверина), выросший из Студии Малого театра и помещавшийся в нынешнем Театре эстрады на Берсеневской набережной.
…подполковник Вершинин… доктор Ранк… – Персонажи «Трёх сестёр» А. П. Чехова и «Кукольного дома» Генрика Ибсена.
Образца девяносто первого года. – 7, 62-миллиметровая винтовка образца 1891/1930 г.
А под Вязьмой попали в котёл. – Немцы ударили на Вязьму с двух сторон 2 октября 1941 г. и через пять дней отрезали четыре советских армии. В середине октября лишь разрозненные группы окруженцев смогли вырваться из котла.
…сводки неясные, но я так могу вам сказать: Севастополь с кусочком наш, Таганрог у нас. Донбасс держим. А вот Орёл и Белгород – у них… – Севастополь ещё действительно был наш и продержался до конца июня 1942 г. Но Таганрог был у немцев уже 17 октября 1941 г., за две недели до разговора Зотова с Тверитиновым. Орёл немцы захватили 3 октября, Белгород – 24-го. Немецкое наступление на Донбасс началось 29 сентября 1941 г. и в первой половине ноября продолжалось.
А Ленинград – тот вообще отрезан… – 20 августа 1941 г. немцы заняли город Чудово, перерезав железную дорогу Ленинград – Москва. 30 августа с прорывом на станцию Мга перерезана последняя железнодорожная ветка, соединявшая Ленинград со страной. 8 сентября захвачен Шлиссельбург, и сухопутное сообщение Ленинграда с Большой землёй прекратилось. Началась 900-дневная блокада.
Потом сдали Австрию! Чехословакию! Тут началась мировая война! Тут – финская! Вторжение Гитлера во Францию! в Грецию! в Югославию!.. – В ночь с 11 на 12 марта 1938 г. германские войска хлынули в Австрию. Австрийская армия капитулировала. 13 марта Гитлер торжественно въехал в Вену. В тот же день был опубликован закон «О воссоединении Австрии с Германской империей». По Мюнхенскому соглашению, достигнутому 29–30 сентября 1938 г. между главами правительств Великобритании, Франции, нацистской Германии и фашистской Италии, Судетская область Чехословакии отошла к Германии. За счёт Чехословакии были удовлетворены также территориальные притязания Венгрии и Польши. Началом Второй мировой войны принято считать 1 сентября 1939 г., когда Гитлер, заручившись поддержкой СССР, напал на Польшу. Войну против Финляндии СССР начал 30 ноября 1939 г. Мирный договор подписан 12 марта 1940 г. 14 июня 1940 г. немцы обошли линию Мажино и вступили в Париж. 22 июня Франция капитулировала. 28 октября 1940 г. итальянцы оккупировали Грецию. 6 апреля 1941 г. германские части вторглись в Югославию и Грецию, 27 апреля вошли в Афины.
Идёт испанская война! Фашисты – в Университетском городке. Интербригада! Гвадалахара, Харама, Теруэль! – 18 июня 1936 г., через четыре месяца после победы на выборах в Испании инициированного коммунистами Народного фронта, начальник генштаба генерал Франсиско Франко поднял военный мятеж против левореспубликанского правительства. Мятежников открыто поддержали Германия и Италия. За республиканцев, не афишируя себя, вступился Советский Союз. Более двух тысяч советских военных проникли в Испанию под чужими паспортами. На стороне правительства воевали интербригады, сформированные из представителей (вольных или невольных) более чем пятидесяти стран. В ноябре 1936 г. ожесточённые бои шли за Университетский городок в Мадриде. В феврале 1937 г. к юго-востоку от Мадрида развернулось сражение при реке Хараме. В марте 1937 г. итальянский экспедиционный корпус был разбит под Гвадалахарой. В январе 1938 г. после длительной осады республиканцы взяли Теруэль. Правда, в конце февраля франкисты заняли его снова. Республика пала в марте 1939 г.
В Арчеду-то и назначен ваш эшелон двести сорок пять четыреста тринадцать. – Итак, этот эшелон, «который Зотов проводил прошлой ночью» (с. 191) вышел из Павельца. «Позавчера» Тверитинов отстал от него «в Скопине» (там же). Из проходного Скопина как-то доехал до узлового Ряжска и «вчера утром» был «у ряжского коменданта» (с. 192). Тот выдал «догонный лист» (с. 191) и велел ехать до Кочетовки, а там явиться к военному коменданту. Тверитинов забрался сначала в открытый полувагон эшелона «на Балашов» (с. 193), где ни «сесть нельзя», ни «прислониться нельзя», а «тут ещё и дождь пошёл» (с. 192), затем на остановке по случаю забрался «в незакрытый холодный вагон» (с. 193) с одеялами и нынешним вечером вылез в Кочетовке. Дальше ему предстояло следовать через Грязи (с. 201) и Поворино (с. 202) до Арчеды.
Раньше он назывался Царицын. – По историческим материалам Царицын известен с 1589 г., переименован в Сталинград в 1925 г.
Оборона Царицына. – Обиходное выражение, усиленно навязываемое сталинской пропагандой. С 11 сентября по 19 октября 1918 г. Сталин был одним из членов реввоенсовета Южного фронта, и на этом основании прежде всего ему приписывалась ключевая роль в защите города (июль 1918 – февраль 1919 г.) и в Гражданской войне вообще.
…через несколько дней – праздник!.. – 7 ноября – упомянутый раньше во внутреннем монологе Зотова «любимый праздник в году, радостный наперекор природе» (с. 170).
Для пользы дела
История, положенная в основу рассказа, произошла в Рязанском политехническом техникуме. Сейчас это Рязанский колледж электроники. На его фасаде 28 июня 2003 г. открыта мемориальная доска: «В этом здании с февраля по апрель 1963 года собирал материалы к рассказу „Для пользы дела“ русский писатель, лауреат Нобелевской премии, почётный гражданин Рязани Александр Исаевич Солженицын». В тот же день здесь, в стандартной общежитской комнатке, открылся музей рассказа «Для пользы дела».
8 марта 1963 г. Владимир Лакшин записал: «По словам Александра Трифоновича, Солженицын преподавание в школе совсем оставил, работает вовсю. Говорит, что некогда, более нужные замыслы есть, но вообще-то он хотел бы написать повесть о молодёжи, он ведь все последние годы в школе с ней возился».[110]
15 апреля А. С. уезжает в Солотчу – посёлок в двадцати километрах к северо-востоку от Рязани, поселяется в 9-м номере гостиницы «Загородная», расположенной в кельях бывшего женского монастыря, где и начинает рассказ «Для пользы дела». «С весны 1963 я, уйдя из школы, впервые получил право использовать писательскую свободу: в период ледолома и весеннего паводка жить и писать в отрезанном окском заречьи, в Солотче», – рассказывает А. С. в мемуарном очерке «С Борисом Можаевым» («Литературная газета». 26 февраля 1997). Прямо из Солотчи 17 мая он посылает рукопись в «Новый мир». 28 мая Твардовский записывает для себя: «Новый рассказ Солженицына – сила. Того, что там на 11/2 листах, хватило бы на „острый, проблемный“ роман типа Г. Николаевой».[111] И отправляет автору телеграмму: «Рассказ очень хорош спасибо ждём вашего приезда для сдачи рукописи печать».[112] 15 июля Лакшин заносит в дневник: «Рассказ Солженицына подписан цензурой. Вымарки пустяковые: слово „забастовка“, ещё что-то в этом духе. Тип „волевого руководства“ – забрано в кавычки».[113]
Автор остался недоволен рассказом:
«Весной 1963 я написал для журнала рассказ, которого мог бы и не писать: „Для пользы дела“. Он как будто и достаточно бил и вместе с тем в нагнетённой обстановке после кремлёвских встреч (17 декабря 1962; 7–8 марта 1963. – В. Р.) казался проходимым. Но писался трудновато (верный признак неудачи) и взял неглубоко. Тем не менее в „Новом мире“ он встречен был с большим одобрением, на этот раз даже единодушным (недобрый признак!). А всё лишь потому, что укреплял позиции журнала: вот, проведя меня в литературу, они не сделали идеологической ошибки.
До того уж почувствовал журнал свои права на меня, что летом, пока я был в отъезде, Закс без моего ведома уступил цензуре из моего рассказа несколько острых выражений (вроде забастовки, которую хотят устроить студенты). Это был их частый приём и со многими авторами: надо спасать номер! надо, чтобы журнал жил! А если страдает при этом линия автора
