– ну что за беда… Вернувшись, я упрекнул их горько. Твардовский принял сторону Закса. Им просто непонятно было, из чего принципиальничать? Подумаешь, пощипали рассказ! Мы, авторы „Нового мира“, им рождены и ему должны жертвовать.

Противный осадок остался у меня от напечатания этого рассказа, хотя при нашей всеобщей запретности даже он вызвал немало возбуждённых и публичных откликов. В этом рассказе я начал сползать со своей позиции, появились струйки приспособления».[114]

О том же говорит А. С. и в письме читателю И. Я. Семёнову, переписавшему в библиотеке от руки «Один день Ивана Денисовича» и «Два рассказа» («Случай на станции Кречетовка» и «Матрёнин двор»): «Рассказ этот менее значителен, чем предыдущие, мельче их».[115]

Рассказ напечатан в «Новом мире» (1963. № 7. С. 58–90). Тираж 120 750 экз.

Варлам Шаламов, читавший рассказ в рукописи, перечитав его в журнале, писал автору:

«Восторг мой по поводу „Для пользы дела“ усилился. Название рассказа уж очень точно, исчерпывающе, лучше, значительней, удачней, тоньше, важнее назвать нельзя.

Потеря в образе Хабалыгина ощутима, там зажёвано важное – размышление Грачикова насчёт Хабалыгина, – и очень важный абзац (он весь остался – о коммунистах, которых надо гнать из партии), но как-то повис в воздухе, он был раньше укреплён гораздо лучше. Больших потерь, по-моему, нет, да и для читателя это – не потеря. Во всяком случае, было лучше.

„Для пользы дела“, как я уже Вам говорил, – очень тонкая работа, по существу, своеобразное отражение вовсе других не равнозначащих событий, авторский ответ на вопросы, которые вовсе не исчерпываются содержанием рассказа.

Главное в рассказе, это глубоко педагогическая мысль, что ложь перед молодёжью трижды большее преступление, о том, что энтузиазм, конечно, будет и ещё не раз. Но… Всё это ведь осталось, пострадал только Хабалыгин и суждение насчёт „внутреннего капитализма“.

Я лежал и с удовольствием вчитывался в пейзаж – в эти белые, быстро летящие облака, в собравшийся дождь, в то, что хоть немного продуло и освежило.

В первом чтении, где сочленения Кнорозова описаны очень хорошо, и левая рука, поддерживающая правую, у Фёдора Михеевича тоже хороша, я упустил бухгалтершу, которая закусила губу и – вышла.

Поздравляю Вас от всего сердца».[116]

Рассказ «Для пользы дела» вызвал всплеск казённой критики на страницах «Литературной газеты». Проработку начал член редколлегии Юрий Барабаш в статье «Что есть справедливость?». Он уверял, что А. С. пытается «решать сложнейшие идейно-нравственные проблемы, судить о людях и их поступках вне реальных жизненных связей, оперируя абстрактными, не наполненными конкретным социальным содержанием категориями» («ЛГ». 31 августа 1963). Чтобы создать видимость объективности, густота публикаций в поддержку босса была разбавлена одинокой статьёй не согласного с ним Д. Гранина «Прав ли критик?» (там же, 15 октября 1963).

«Новый мир» (1963. № 10. С. 193–198) поместил подборку читательских писем в защиту А. С., затем редакция журнала настояла на публикации в «Литературной газете» своего усовещающего письма, которое, разумеется, не осталось без нравоучительного ответа («ЛГ». 26 декабря 1963).

Журнальный вариант рассказа впоследствии был сокращён. Целиком вынута первая главка.

Была попытка (до «Захара-Калиты») издать рассказы книгой. Автор расположил их так: «Кречетовка-Кочетовка», «Иван Денисович», «Матрёнин двор», «Для пользы дела». «Эту хронологию мне подсказал один читатель, – объяснял Солженицын, – „Кречетовка“ о том, как сажают, потом лагерь, потом выход из лагеря…».[117] В таком развороте невозможно было бы списать преступную природу коммунистического строя на отдельные недостатки, временные отступления, местные злоупотребления и т. д.

Действие рассказа «Для пользы дела» укладывается в два дня – 30 (с. 216, 229) и 31 (с. 233) августа.

…диоды… триоды… тетроды…пентоды… – Электронные лампы (соответственно с двумя, тремя, четырьмя и пятью электродами), особенно широко использовавшиеся до перехода на микросхемы.

И побольше ламп СВЧ! – Сверхвысокочастотные лампы, используемые не только в электронике, но и в биологии и медицине.

…в Трансильвании… – Трансильвания – историческая область в центральной части и на северо-западе Румынии.

…это был Всеволод Борисович Хабалыгин. – Из дневника Лакшина:

«Вечером 23.XII[1963] мы с Александром Трифоновичем поехали к Маршаку. <…>

Маршак рассказал со слов своего сына Элика, инженера. Он знает директора „почтового ящика“, прототип Хабалыгина у Солженицына; так этот „персонаж“ оправдывался у зам. министра: „Солженицын всё обо мне выдумал, вовсе я не такой, и бородавки у меня нет“».[118] Никакой бородавки нет и в рассказе. Может быть, за неё «персонаж» принял «гривенку» (см. примечание к с. 221).

…своему ОКСу… – ОКС – отдел капитального строительства.

…давно миновал седьмой пуд веса… – То есть перевалил за сто десять килограммов.

…техникум отошёл к совнархозу. – Образовать совнархозы, то есть передать на места основные функции отраслевых министерств, решил в 1957 г. февральский пленум ЦК.

…гривенка у вола… – Гривенка, по Далю, «обвислая голая кожа в морщинах, под шеей и на груди быка, бугая».

…номерной научно-исследовательский институт… (См. далее: почтовый ящик, с. 231.) – Закрытое учреждение, которому присваивался номер наподобие воинской части. Только у военных перед номером ставились буквы: «в/ч» (воинская часть), а у гражданских: «п/я» (почтовый ящик).

…нащупал пятнадцать копеек и пошёл к автомату. – Цена телефонного звонка до денежной реформы 1 января 1961 г., осуществившей десятикратную деноминацию. Новыми деньгами звонок стоил две копейки. Таким образом, история, рассказанная А. С., произошла не позже августа 1960 г.

…секретарю горкома Грачикову. – Прототипом Ивана Капитоновича Грачикова стал учитель рязанской средней школы № 2, в которой А. С. работал с 1957 по 1962 г.

…первый секретарь обкома Кнорозов… – За Кнорозовым стоит А. Н. Ларионов, первый секретарь Рязанского обкома партии с 1948 по 1960 г., ударившийся при Хрущёве в безумную авантюру: в три раза превысить годовой план по продаже мяса государству. Громкие обещания обернулись массовым уничтожением скота, закупками в соседних областях, приписками и махинациями. Но и – званием Героя Социалистического Труда для самого Ларионова в декабре 1959-го. Однако после разоблачений он был лишён звания, обречён на отставку и покончил с собой 22 сентября 1960 г.

…по семидесяти рублей из стипендии… – Стипендии были разными в различных вузах и техникумах, а также на разных курсах одного учебного заведения, значительно уступая, как правило, минимальной зарплате. А минимальная зарплата с конца 1950-х до 1961 г. составляла в городе 300 рублей.

Давайте лучше – все как один – забастуем! – Выступая по испанскому телевидению 20 марта 1976 г., А. С. вспомнил эпизод тринадцатилетней давности, связанный с публикацией рассказа: «Я печатал в журнале „Новый мир“ рассказ „Для пользы дела“, там у меня один студент призывает других: „Давайте объявим забастовку“. Не то что цензура, а сам журнал „Новый мир“ вычеркнул эту фразу, потому что слово „забастовка“ не может быть произнесено и напечатано в Советском Союзе».[119]

…Сож… – Левый приток Днепра. Исток в Смоленской области, устье на границе с Черниговской областью Украины. Большей частью протекает через юго-восток Белоруссии. Упоминается в повести «Адлиг Швенкиттен» (с. 505, 511), а также в поэме «Дороженька» (Протеревши глаза. С. 59, 60).

…швеллерная балка. – Стальная балка, имеющая в сечении форму широкой буквы «П».

Полюбите нас чёрненькими!.. – Поговорка из анекдота, который рассказывает Чичиков генералу Бетрищеву во втором томе «Мёртвых душ»: «Нет, ты полюби нас чёрнинькими, а белинькими нас всякой полюбит».[120]

Захар-Калитá

В основу рассказа легли впечатления от велосипедной поездки в первой половине августа 1963 г. по маршруту Рязань – Михайлов – Ясная Поляна – Епифань – Куликово поле – река Ранова – Рязань. Рассказ написан в Рязани в ноябре 1965 г. В сплотке, с рассказами «Правая кисть», «Как жаль» и «Живое существо», был предложен «Огоньку», «Литературной России» и «Москве». После того как в «Огоньке» отвели «Правую кисть» и «Как жаль», в «Литературной России» согласились только на «Захара-Калиту», а в «Москве» замолчали на несколько дней, рассказ был передан в «Новый мир». Владимир Лакшин загорелся отдать его в «Известия», а Александр Дементьев – в «Правду». В «Правде» отказали, едва прочитав. В «Известиях» даже был набор, но и только. Напечатан в «Новом мире» (1966. № 1. С. 69–76). Тираж 150 000 экз.

Среди благодарных откликов на публикацию было письмо от дирекции и военно-исторической секции Дома учёных АН СССР (Ленинград):

«Написанный с болью в сердце, этот рассказ содействует мобилизации широкого общественного мнения для неотложных мер по восстановлению памятников славы на Куликовом поле.

Мы обратились к министру культуры Фурцевой с предложением объявить Куликово поле государственным заповедником союзного значения и выполнить работы по восстановлению памятников, связанных с Куликовской битвой».[121]

«Нечего и говорить, – ответил А. С., – что я всей душой поддерживаю Ваши предложения, продуманные и широкие, достойные самого замечательного места в военной истории России».[122]

Государственный военно-исторический и природный заповедник «Куликово поле» создан только в октябре 1996 г.

В апреле 1966 г. в письме к автору И. Сибгатулин из Казани обвинил его в том, что рассказ «Захар-Калита», как и «Один день Ивана Денисовича», «красной нитью пронизывает идея неприязни вообще к татарам». А. С. обстоятельно возразил: «Из того, что в „Иване Денисовиче“ одним из отрицательных типов надзирателей выведен татарин, Вы не имеете никакого основания заключать, что автор будто неприязнен к татарам. Стоял у меня перед глазами один конкретный татарин-надзиратель, с которым у меня было несколько столкновений, и я вывел его в повести, но это ровным счётом ничуть не свидетельствует о моей „неприязни“ к татарам. Автор просто не может писать иначе, чем видели его глаза.

Теперь о „Захаре-Калите“. Здесь речь идёт о множестве, о сотне тысяч татар сразу, терзавших Русь двести пятьдесят лет подряд. Даже современный автор, окунаясь в ту историю и пытаясь воссоздать ту тональность, не может не отразить в своём языке и в своих образах эмоционального накала той битвы и понимания, которое было у русских людей тогда.

Ведь всеми признано сейчас, что весь немецкий народ несёт моральную ответственность за то, что допустил у себя гитлеризм. И по-моему, полезно всякому народу, вспоминая мрачные периоды своей истории, не гордиться ими. Когда русские войска давили польское восстание 1863 года, Герцен писал: „Стыдно быть русским!“ Сочувствие писателя всегда должно быть на стороне угнетённых и притесняемых, и Толстой сочувствовал горцам Кавказа, а не писал, что покорение Кавказа „прогрессивно“.

Как мне заверить Вас, что я чужд всякой национальной ограниченности и всегда на стороне тех, кому плохо? что я искренне сочувствую тому невесёлому положению, в которое татары попали после XVI столетия? что я от души желаю всякому народу нестеснённого развития?»[123]

…о Поле Куликовом. – Куликово поле (между Доном и Непрядвой) – место битвы 8 сентября 1380 г. русского войска во главе с великим князем московским и владимирским Дмитрием Ивановичем и монголо-татарского войска под началом темника Мамая.

…битва эта по