как атрибут не связан с
объектом, так как он не изменяется и не уничтожается, если даже
объект изменится или уничтожится.
Следовательно, сущность души состоит лишь в том, что в
мыслящем атрибуте есть идея, или объективная сущность,
происходящая из сущности объекта, реально существующего в
природе. Я говорю «объекта, реально существующего и т.д.» без
дальнейших подробностей, разумея под этим не только модификации
протяжения, но и модификации всех бесконечных атрибутов,
имеющих душу подобно протяжению. Чтобы еще точнее понять это
определение, надо обратить внимание на то, что я уже сказал об
атрибутах**, которые, я говорил, различаются не по своему
существованию, ибо они сами суть субъекты своих сущностей, а
также на то, что сущность всякой модификации содержится в
названных атрибутах и, наконец, что все эти атрибуты суть атрибуты
бесконечного
__________________
* Я обозначаю как непосредственнейшую модификацию атрибута
модификацию, не требующую для своего бытия никакой ивой
модификации в том же атрибуте.
** Ибо вещи отличаются благодаря тому, что составляет главное в их
природе; но здесь сущность вещей выше их существования,
следовательно…
169
существа. Но следует заметить, что эти модификации, хотя ни одна
из них не реальна, все же равномерно содержатся в их атрибутах. Так
как ни в атрибутах, ни в сущностях модификаций нет никакого
неравенства, то и в идее не может быть своеобразия, так как его нет в
природе. Если же некоторые из этих модусов принимают особое
существование и благодаря этому отличаются известным образом от
своих атрибутов, ибо тогда их особое существование, которое они
имеют в атрибуте, является субъектом их сущности, тогда
обнаруживается особенность и в сущности модификаций, и,
следовательно, в объективных сущностях, которые необходимо
содержатся в идее. Вот причина, почему мы при определении
пользовались словами, что душа есть идея, которая «происходит из
объекта, реально существующего в природе». Таким образом, мы, по
нашему мнению, достаточно объяснили, какую вещь вообще
представляет собой душа, так как под этим выражением мы разумеем
не только идеи, возникающие из телесных модификаций, но и те,
которые возникают из существования любой модификации
остальных атрибутов.
Не имея, однако, о других атрибутах такого познания, как о
протяжении, посмотрим, не найдем ля мы для модификаций
протяжения более точного определения, в большей мере способного
выразить сущность нашей души, ибо это, собственно, и есть наше
Мы исходим при этом из того, что в протяжении нет иной
модификации, кроме движения и покоя, и что всякая отдельная
телесная вещь есть только определенная пропорция движения к
покоя, так что если бы в протяжении не было ничего, кроме только
движения и только покоя, то во всем протяжении нельзя было бы
заметить или найти ни одной отдельной вещи. Поэтому и
человеческое тело есть не что иное, как известная пропорция
движения и покоя.
Объективная же сущность, которая соответствует в мыслящем
атрибуте этой существующей пропорции, есть, говорим мы, душа
тела. Если одна из этих двух модификаций (движение или покой)
изменяется больше или меньше, то в той же мере изменяется и идея.
Если, например, покой увеличится, а движение уменьшится, то этим
вызывается боль или печаль, которую мы называем холодом. Если
же в движении имеет место противополож-
170
ное, то отсюда возникает боль, которую мы называем жарой. И
всякий раз, когда случается (отсюда возникают различные виды
боли, ощущаемые нами от удара палкой по глазам или по рукам),
что, когда меры движения и покоя не одинаковы в разных частях
нашего тела, но некоторые имеют больше движения и покоя, чем
другие, из этого возникает различие чувств. Если же случается
(отсюда возникает различие чувства при ударе деревом или железом
по одной и той же руке), что внешние причины, вызывающие эти
перемены, различаются между собою и не все имеют те же действия,
то из этого возникает различие чувства в одной и той же части. Когда
же, наоборот, перемена, происшедшая в одной части, приводит к
восстановлению прежней пропорции, то отсюда возникает радость,
которую мы называем спокойствием, удовольствием и веселостью.
Объяснив, что такое чувство, мы можем, наконец, легко видеть,
как отсюда возникают рефлексивная идея, или самопознание, опыт и
деятельность разума. Из всего этого (так же как из того, что наша
душа соединена с богом и составляет часть бесконечной идеи,
возникающей непосредственно из бога) можно наглядно понять
происхождение ясного познания и бессмертия души. В настоящее
время нам, однако, достаточно сказанного.
ОСНОВЫ ФИЛОСОФИИ ДЕКАРТА,
ДОКАЗАННЫЕ ГЕОМЕТРИЧЕСКИМ
СПОСОБОМ 1
ПЕРЕВОД С ЛАТИНСКОГО
ПОД РЕД. В.В. Соколова
RENATI DES CARTES
PRINCIPIORUM
PHILOSOPHIAE
pars I et II
more geometrico demonsratae
per
Benedictum de Spinoza
Amstelodamensem
Благосклонного читателя приветствует Людовик Мейер. По
единодушному мнению всех, кто в отношении своих знаний хочет
стоять выше толпы, математический метод, при помощи которого из
определений, постулатов и аксиом выводятся следствия, при
исследовании и передаче знаний есть лучший и надежнейший путь
для нахождения и сообщения истины. И это вполне справедливо.
Поскольку всякое надежное и прочное знание неизвестного предмета
может быть почерпнуто и выведено лишь из чего-нибудь уже твердо
познанного, последнее необходимо положить в основание таким
образом, чтобы не обрушилось и не погибло от малейшего толчка
построенное на нем здание человеческих знаний. Именно таковы те
основные понятия, которые лица, занимающиеся математикой,
обыкновенно обозначают именами определений, постулатов и
аксиом. Понятия эти таковы, что они не покажутся сомнительными
никому, кто хотя бы бегло ознакомился с благородной наукой —
математикой. Ибо определения представляют не что иное, как
возможно точные объяснения знаков и имен, которыми
обозначаются соответственные предметы; постулаты же и аксиомы,
или общие понятия ума, являются такими ясными и точными
выражениями,
175
что никто, понимая истинный смысл слов, не может отказать им в
своем согласии.
Однако, несмотря на это, за исключением математики, ни одна
другая наука не излагается этим методом; здесь применяется другой
метод, отличный от математического, как небо от земли, метод, для
которого характерно употребление определений и подразделений,
постоянно связанных между собой и перемежающихся местами с
задачами и объяснениями. Ибо раньше почти все (и теперь еще
многие из тех, которые берутся устанавливать и излагать науки)
были того мнения, что этот метод представляет особенность
математических наук, а другим наукам не соответствует и ими
исключается. Отсюда происходит, что такого рода авторы не
доказывают своих утверждений никакими прочными доводами, но
лишь стараются подкрепить их вероятными и правдоподобными
основаниями. Таким образом, они производят множество толстых
книг, в которых нельзя найти ничего прочно обоснованного и
достоверного и которые, напротив, наполнены спорами и
разногласиями. То, что обосновывается одним довольно слабыми
доводами, скоро потом опровергается другим и с помощью того же
оружия разрушается и выбрасывается. Таким образом, дух (душа —
mens), жадно стремящийся к непоколебимой истине, где он мог бы
обрести для себя желанное убежище и безопасно и счастливо
проехать и достигнуть искомой пристани знаний, видит себя
подверженным бесконечным колебаниям в бурном море мнений,
окруженным бурями споров и волнами недостоверности, без всякой
надежды когда-нибудь избавиться от них.
Конечно, были люди, которые держались другого мнения и из
сострадания к несчастной судьбе философии отступили от этого
обычного и всеми избитого пути изложения наук и вступили на
новый, усеянный трудностями и помехами путь, чтобы наряду с
математикой оставить потомству и другие части философии,
обоснованные с математической достоверностью. Одни из них
излагали таким образом господствующую и преподаваемую в
школах философию, другие новую, найденную собственными
силами философию и передавали ее ученому миру. В течение
длительного времени эта работа многими подвергалась напрасному
осмеянию, пока, наконец, явилось самое блестящее светило нашего
века, Рене Декарт,
176
который, опираясь на этот метод, сначала в математике извлек из
мрака на свет то, чего не могли достигнуть древние, а его
современники могли только ожидать; затем заложил непоколебимые
основы философии и собственным примером показал, что большую
часть истин можно построить на них в математическом порядке и
очевидности. Это представляется ясным, как солнце, всем, кто
усердно принялся за его сочинения, никогда не находящие
достаточной похвалы.
Правда, хотя сочинения этого благородного и несравненного
человека следуют способу доказательств и порядку, принятому в
математике, однако они не разработаны по методу, принятому в
«Элементах» Эвклида и других геометров, в котором
предпосылаются определения, постулаты и аксиомы, а затем
следуют теоремы с их доказательствами. Метод Декарта скорее
весьма отличен от метода Эвклида, который он сам считает
истинным и лучшим способом преподавания и называет
аналитическим. Ибо в конце своего «Ответа» на «Вторые
возражения» Декарт 3
различает два рода убедительных
доказательств: один — аналитический, «показывающий истинный
путь, которым предмет найден методически и как бы а priori»;
другой — синтетический, «который пользуется длинным рядом
определений, постулатов, аксиом, теорем и проблем, так что, если
оспаривать некоторые следствия, он тотчас может показать, что они
содержатся в предыдущем, и этим путем, несмотря на сопротивление
и упорство читателя, вынуждает его согласие» и т.д.
Хотя оба эти способа обоснования ведут к достоверности,
стоящей вне всякого сомнения, однако они не для всякого равно
полезны и удобны. Большинству чужды математические науки,
поэтому они не знакомы ни с синтетическим методом, которым они
излагаются, ни с аналитическим, которым они открыты. Таким
образом, они не могут ни сами понимать, ни передавать другим того,
что изложено и убедительно доказано в этих книгах. Отсюда и
происходит, что многие, побуждаемые слепым рвением или
авторитетом других, держались имени Декарта и заучили его мнения
и учения, но, когда возникает о них речь, растекаются в словах и
тщетной болтовне, не будучи в состоянии ничего доказать. Это есть
то же самое, что было и прежде и еще ныне принято у
последователей перипатетической школы 4
. Чтобы прийти на
177
помощь этим людям, мне давно хотелось, чтобы человек, сведущий в
аналитическом и синтетическом методе, знакомый с сочинениями
Декарта и овладевший его философией, взялся за это дело и
представил в синтетической форме и обосновал обычным
геометрическим способом то, что Декарт изложил в аналитической
форме. Я и сам, хотя сознавал свою неподготовленность для столь
серьезного дела, имел намерение предпринять эту работу и даже
начал ее. Однако другие дела помешали мне продолжить это
Поэтому я с большим удовольствием услышал, что наш автор,
преподавая философию Декарта одному из своих учеников, диктовал
ему в форме геометрических доказательств всю вторую часть и кое-
что из третьей части Декартовых «Начал философии», а также
некоторые из важнейших и труднейших вопросов метафизики, еще
не решенных Декартом, и по настоятельной просьбе своих друзей
позволил издать продиктованное со своими исправлениями и
дополнениями. Поэтому и я присоединился к ним и охотно
предложил свое содействие, поскольку оно было необходимо при
издании. Я просил также автора изложить тем же способом и первую
часть Декартовых «Начал», чтобы все целое, представленное таким
способом, с самого начала могло быть лучше понято и встретило
большее одобрение. Видя основательность всех этих доводов, автор
не хотел отказать просьбам друзей и ожиданиям читателей и передал
мне заботы о печати и издании, потому что сам жил в деревне,
далеко от города, и, таким образом, не мог наблюдать за этим
изданием.
Вот, благосклонный читатель, что предлагается тебе в этой книге,
именно первая, вторая и отрывок третьей части «Начал философии»
Декарта, к которым я присоединил в виде Приложения
«Метафизические мысли» нашего автора. Однако, когда мы говорим
(как сообщается и в заголовке), что перед нами первая часть
Декартовых «Начал», то это не значит, что все, изложенное здесь в
геометрическом порядке, есть целиком содержание этой части.
Скорее содержание этой части относится лишь к наиболее важным
вопросам, касающимся метафизики, вопросам, рассматриваемым
Декартом в его «Размышлениях» (все же другое, что касается логики
или рассказывается и упоминается лишь исторически, здесь
выпущено). Чтобы лучше выполнить свою задачу, автор заимствовал
до-
178
словно почти все, что сам Декарт в конце своего «Ответа на вторые
возражения» изложил в геометрической форме. Таким образом, здесь
предпосланы все его определения, а среди его теорем вставлены
теоремы автора.
