только вполне внимательно отнесутся к примерам, а

также и к тому, что следует далее.

339

которые любыми доказательствами мы никогда не устанем. Оставляя

их, однако, при их сумасбродных заблуждениях, мы постараемся из

тех слов, которые к ним обратили, почерпнуть некоторую истину для

нашего предмета, а именно следующее *: дух, обращаясь к

фиктивной вещи и по своей природе ложной, чтобы взвесить и

понять ее и должным порядком вывести из нее то, что подлежит

выведению, легко обнаружит ее ложность; если бы фиктивная вещь

по своей природе была истинной, то дух, обращаясь к ней, чтобы

понять ее, и начав выводить из нее в должном порядке то, что из нее

следует, будет счастливо подвигаться далее без всяких препятствий,

подобно тому как мы видели, что в случае, только что приведенном,

ложной фикции разум тотчас устремился на доказательство

нелепости ее и того, что из нее выведено.

Итак, никоим образом не нужно будет бояться того, что мы

создаем фикцию чего-либо, если только мы будем ясно и отчетливо

воспринимать вещь: ибо если мы скажем, что люди мгновенно

превращаются в животных, то это будет сказано весьма обще, так что

у разума не будет никакого представления, т.е. идеи или связи между

субъектом и предикатом. Если бы это было, то он видел бы вместе с

тем способ, посредством которого, и причины, вследствие которых

произошло нечто подобное. Затем здесь не уделяется внимания

природе субъекта и предиката.

Далее, если только первая идея не фикция и из нее выводятся все

остальные, то понемногу исчезнет опрометчивость, ведущая к

фикциям. Затем так как фиктивная идея не может быть ясной и

отчетливой, но только смутной, и вся смутность происходит оттого,

что дух частично усваивает вещь, которая на самом деле является

цельной или составленной из многого, и не отличает известного от

неизвестного, а также оттого, что он сразу обращается ко

__________________

* Хотя может показаться, что я заключаю об этом лишь из опыта, и

кто-нибудь скажет, что это ничего не значит, потому что отсутствует

Доказательство. — вот оно для того, кому оно желательно. Так как в

природе не может быть ничего, что противоречило бы ее законам, но все

происходит по определенным ее законам и производит нерушимым

сцеплением, по определенным же законам, свои определенные действия,

— то отсюда следует, что душа, когда она действительно представляет

вещь, будет продолжать объективно создавать те же действия. Смотри

ниже, где я говорю о ложной идее.

340

многому, что содержится в каждой отдельной вещи, без всякого

различения, то отсюда следует, во-первых, что если имеется идея

какой-либо простейшей вещи, то она сможет быть только ясной и

отчетливой, ибо такая вещь должна будет или познаваться не

частично, а полностью, или совсем не познаваться; следует, во-

вторых, что если вещь, составленную из многого, разделить

мышлением на простейшие части и обратиться к каждой в

отдельности, то исчезнет всякая смутность; следует, в-третьих, что

фикция не может быть простой, но происходит от слагания

различных смутных идей, которые относятся к различным вещам и

действиям, существующим в природе; или, лучше сказать, оттого,

что сразу обращаются к рассмотрению таких различных идей, не

давая им утверждения (assensus). Если бы идея * была простой, она

была бы ясной и отчетливой и, следовательно, истинной; а если бы

слагалась из отчетливых идей, то их сочетание было бы ясным и

отчетливым и постольку истинным. Например, после того как мы

узнали природу круга и также природу квадрата, мы уже не можем

сочетать эти две вещи и делать круг квадратным или душу

квадратной и т.п.

Дадим опять краткое заключение и посмотрим, почему никоим

образом не должно бояться, что мы смешаем фикцию с истинными

идеями. Действительно, что касается фикции первого рода, о которой

мы раньше говорили, т.е. когда вещь ясно воспринимается, а также

ее существование само по себе есть вечная истина, то мы не сможем

создать никакой фикции о такой вещи; если же существование

представляемой вещи не есть вечная истина, то нужно только

озаботиться сравнить существование вещи с ее сущностью, обращая

вместе с тем внимание на порядок природы. Что касается фикции

второго рода, которую мы определили как обращение сразу, без

утверждения, к различным смутным идеям, принадлежащим

различным вещам и действиям, существующим в природе, то мы

видим, что и о простейшей вещи нельзя иметь

__________________

* Хорошо заметить, что фикция, рассматриваемая сама по себе,

отличается немногим от сновидения, за исключением того, что в

сновидении не даны причины, которые даются бодрствующим с

помощью чувств, откуда они заключают, что те представления в то

время не были отображениями внешних вещей. Заблуждение те, как мы

это сейчас увидим, есть сновидение бодрствующего; а если оно

достаточно сильно проявляется, то зовется безумием.

341

фикцию, но можно ее понять; и точно так же вещь сложную, если

только обратиться к простейшим частям, из которых она слагается.

Из них мы тем более не можем измыслить какие-либо действия, не

являющиеся истинными: ибо мы вынуждены будем вместе с тем

рассудить, как и почему происходит нечто подобное.

Поняв это таким образом, перейдем теперь к исследованию

ложной идеи (idea falsa), чтобы рассмотреть, где она бывает и как мы

можем остеречься, чтобы не впасть в ложные восприятия. И то и

другое уже не представит для нас трудности после исследования

фиктивной идеи. Действительно, между ними нет никакого другого

различия, кроме того, что ложная идея предполагает утверждение,

т.е. (как мы уже отметили) что, в то время как нам даны эти

представления и, как это бывает по отношению к фикциям, не дано

никаких причин, на основании которых мы могли бы заключить, что

они не происходят от вещей вне нас, это почти то же самое, что с

открытыми глазами или бодрствуя видеть сны12

.

Итак, ложная идея имеет место или, лучше сказать, относится к

существованию вещи, сущность которой познается, или к сущности

вещи, так же как фиктивная идея. Та, которая относится к

существованию, исправляется таким же образом, как и фикция, ибо

если природа известной вещи предполагает необходимость

существования, то невозможно, чтобы мы ошибались относительно

существования этой вещи; если же существование вещи не есть

вечная истина, как ее сущность, а необходимость или невозможность

ее существования зависит от внешних причин, тогда принимай все

так же, как мы говорили, когда шла речь о фикции, ибо исправление

здесь такое же.

Что касается ложной идеи второго рода, относящейся к

сущностям или также к действиям, то такие восприятия по

необходимости всегда бывают смутными, составленными из

различных смутных восприятий вещей, существующих в природе,

например, когда люди убеждают, что в лесах, в изображениях, в

животных и в прочем присутствуют божества; что есть тела, из

одного только слагания которых возникает разум; что трупы

рассуждают, ходят, разговаривают; что бог ошибается и т.п. Однако

идеи, которые ясны и отчетливы, никогда не могут быть ложны; ибо

идеи вещей, которые воспринимаются ясно и отчетливо, суть или

простейшие или составлены из про-

342

стейших идей, т.е. выведены из простейших идей. Что простейшая

идея не может быть ложной, это каждый сможет видеть, если только

он знает, что есть истинное или разумное и вместе с тем что есть

ложное.

Действительно, что касается того, что составляет форму

истинного, то несомненно, что истинная мысль отличается от

ложной не только по внешнему признаку, но особенно по

внутреннему. На самом деле, если какой-либо мастер должным

образом создал представление некоторого произведения, то, если

даже такое произведение никогда не существовало и никогда не

будет существовать, тем не менее его мысль истинна, и мысль

остается одна и та же, существует ли произведение или нет; и,

наоборот, если кто-нибудь говорит, например, что Петр существует,

а между тем не знает, что Петр существует, то эта мысль для него

ложна, или, если угодно, не истинна, хотя бы Петр действительно

существовал. Это высказывание «Петр существует» истинно лишь

для того, кто наверное знает, что Петр существует. Отсюда следует,

что в идеях есть нечто реальное, чем истинные идеи отличаются от

ложных; это нам и нужно будет исследовать, чтобы иметь

наилучшую норму истины (ибо, как мы сказали, мы должны

определять свои помышления по данной норме истинной идеи, и

метод есть рефлективное познание) и познать свойства разума. Не

следует говорить, что это различие возникает из того, что истинная

мысль есть познавание вещей через их первые причины, — хотя этим

она и сильно отличалась бы от ложной, как я ее истолковал выше, —

ибо истинной мыслью называется и та, которая объективно содержит

сущность некоего принципа, не имеющего причины и познаваемого

через себя и в себе. Форма истинной мысли поэтому должна быть

заключена в самой же этой мысли, безотносительно к другим; она не

признает объекта за причину, а должна зависеть от самой мощи и

природы разума.

Ибо если мы предположим, что разум воспринял некое новое

существо, которого никогда не было, подобно тому как некоторые

мыслят разум бога до того, как он сотворил вещи (восприятие,

которое не могло, конечно, возникнуть ни от какого объекта), из

этого восприятия должным образом выводили другие, то все эти

мысли были бы истинны и не определены никаким внешним

объектом, но зависели бы от одной только мощи и природы разума.

343

Поэтому то, что составляет форму истинной мысли, должно

искать в самой этой мысли и выводить из природы разума. Итак,

чтобы исследовать это, рассмотрим какую-нибудь истинную идею, о

которой мы с полной достоверностью знаем, что ее объект зависит от

мощи нашего сознания и что она не имеет какого-либо объекта в

природе: на такой идее, как это явствует из уже сказанного, мы легче

сможем исследовать то, что хотим. Например, для образования

понятия шара я произвольно создаю фиктивную причину, а именно,

что полукруг вращается вокруг центра и из вращения как бы

возникает шар. Эта идея, конечно, истинна, и хотя мы знаем, что так

никогда не возник никакой шар в природе, псе же эти истинные

восприятия есть наиболее легкий способ образовать понятие шара.

Нужно заметить, что это восприятие утверждает, что полукруг

вращается, каковое утверждение было бы ложным, если бы не было

соединено с понятием шара или с причиной, определяющей такое

движение, или, вообще, если бы это было голое утверждение. Ибо

тогда дух устремился бы единственно только к утверждению

полукруга, которое не содержится в понятии полукруга и не

возникает из понятия причины, определяющей движение. Поэтому

ложность состоит лишь в том, что о некоторой вещи утверждается

нечто, не содержащееся в образованном нами ее понятии, как,

например, движение или покой в понятии полукруга. Отсюда

следует, что простые мысли не могут не быть истинными, каковы

простые идеи полукруга, движения, количества и т.д. Все в этих

идеях утверждается, соответствует их понятиям и не простирается

далее; поэтому мы можем без всякого опасения ошибки образовать

простые идеи. Остается, следовательно, только спросить, какой

способностью может наш разум их образовать и до каких пор

простирается эта способность; найдя это, нам легко будет видеть

высшее знание, до какого мы можем дойти. Ибо очевидно, что эта

его способность не простирается до бесконечности. Действительно,

когда мы о какой-либо вещи утверждаем нечто, не содержащееся в

понятии, которое мы о ней образуем, то это указывает на недостаток

нашего восприятия, т.е. на то, что наши мысли или идеи как бы

отрывочны или неполны. Так, мы видим, что движение полукруга

ложно, когда оно в голом виде содержится в сознании, но оно же

истинно, если соединяется с понятием шара или

344

с понятием некоторой причины, определяющей такое движение.

Если поэтому в природе мыслящего существа лежит образовать

истинные или адекватные мысли, как это видно