бы

сказать, что желание есть самая сущность человека, поскольку она

представляется определенной к какому-либо действию. Но из такого

определения (по т. 23, ч. II) не следовало бы, что душа может

сознавать свое желание или влечение. Поэтому, чтобы включить

причину этого сознания, необходимо было (по той же т.) прибавить:

поскольку она определена каким-либо данным ее состоянием и т.д.

Ибо под состоянием человеческой сущности мы разумеем всякое

расположение этой сущности, будет ли оно врожденным, будет ли

представляться под одним только атрибутом мышления или

атрибутом протяжения или, наконец, будет относиться к обоим им

вместе. Итак, я разумею здесь под именем желания всякие

стремления человека, побуждения, влечения и хотения, которые

бывают различны сообразно с различными состояниями человека и

нередко до того противоположны друг другу, что человек влечется в

разные стороны и не знает, куда обратиться.

2. Удовольствие есть переход человека от меньшего

совершенства к большему.

3. Неудовольствие есть переход человека от большего

совершенства к меньшему.

Объяснение. Я говорю переход, ибо удовольствие не составляет

самого совершенства. Если бы человек родился с тем

совершенством, к которому он переходит, он владел бы им без

аффекта удовольствия. Это яснее становится из аффекта

неудовольствия, который противоположен этому. Что

неудовольствие состоит в переходе к меньшему совершенству, а не в

самом меньшем совершенство, этого никто не может отрицать, так

как человек не может чувствовать неудовольствия, поскольку он

обладает каким-либо совершенством. Мы не можем сказать также,

что неудовольствие состоит в лишении большого совершенства, ибо

лишение есть ничто, а аффект неудовольствия есть некоторый акт,

который поэтому не может быть никаким другим актом, кроме акта

перехода к меньшему совершенству, т.е. акта, в котором способность

человека к действию уменьшается или ограничивается (см. сх. т. 11).

508

Определения веселости, приятности, меланхолии и боли я

опускаю, так как они относятся главным образом к телу и суть не что

иное, как виды удовольствия и неудовольствия.

4. Поглощение внимания есть воображение какой-либо вещи,

приковывающее к себе душу вследствие того, что это единственное в

своем роде воображение не имеет с другими никакой связи (см. т. 52

с ее сх.).

Объяснение. В сх. т. 18, ч. II, мы показали, по какой причине

душа от созерцания одной вещи тотчас же переходит к мышлению

другой; а именно потому, что образы этих вещей связаны друг с

другом и находятся в таком порядке, что один следует за другим. Но

этого нельзя представить себе в том случае, когда образ вещи будет

новый; душа будет удерживаться в созерцании такой вещи до тех

пор, пока она не будет определена другими причинами к мышлению

иного. Таким образом, воображение новой вещи, рассматриваемое

само в себе, по своей природе таково же, как и всех остальных; по

этой причине я и не ставлю поглощение внимания в число аффектов

и не вижу никакой причины делать это, так как такое

сосредоточивание души происходит не по какой-либо

положительной причине, которая отвлекала бы душу от воображения

других вещей, но только вследствие того, что нет причины, почему

душа из созерцания одной вещи определялась бы к мышлению

иного.

Итак, я признаю (как уже говорил в сх. т. 11) только три

первоначальных или главных аффекта, а именно: аффекты

удовольствия, неудовольствия и желания. Что же касается до

поглощения внимания, то я сказал о нем только по той причине, что

аффекты, выводимые из трех первоначальных аффектов,

обыкновенно обозначаются другими названиями в случае, если они

относятся к объектам, поглощающим наше внимание. Та же причина

побуждает меня присоединить сюда также и определение

пренебрежения.

5. Пренебрежение есть воображение какой-либо вещи, так мало

захватывающее душу, что душа присутствием такой вещи более

побуждается к воображению того, чего нет в вещи, чем того, что в

ней есть (см. сх. т. 52 этой части).

Определения почтения и неуважения я здесь опускаю, так как

никакие аффекты, насколько я знаю, не берут от них своих названий.

509

6. Любовь есть удовольствие, сопровождаемое идеей внешней

причины.

Объяснение. Такое определение достаточно ясно выражает

сущность любви. Определение некоторых авторов, определяющих

любовь как желание любящего соединиться с любимой вещью,

выражает не сущность любви, но ее свойство. И так как эти авторы

недостаточно усмотрели сущность любви, то они не могли иметь и

ясного представления о ее свойстве; отсюда произошло то, что все

считали их определение весьма темным. Но должно заметить, что,

когда я говорю, что свойство любящего — соединяться волею с

любимой вещью, я не разумею под волей обдуманное определение

души, или свободный выбор (мы доказали в т. 48, ч. II, что это

только вымысел), а также и не желание соединиться с любимой

вещью, когда она отсутствует, или пребывать в ее присутствии, когда

она налицо (ибо любовь можно представить и без таких желаний); я

разумею под волей удовлетворение, которое возникает у любящего

вследствие присутствия любимой вещи, укрепляющего в любящем

его удовольствие или по крайней мере способствующего ему.

7. Ненависть есть неудовольствие, сопровождаемое идеей

внешней причины.

Объяснение. Из сказанного в объяснении предыдущего

определения легко можно видеть, что должно здесь заметить (см.,

кроме того, сх. т. 15 этой части).

8. Расположение есть удовольствие, сопровождаемое идеей

какой-либо вещи, составляющей косвенную причину удовольствия.

9. Отвращение есть неудовольствие, сопровождаемое идеей

какой-либо вещи, составляющей косвенную причину неудовольствия

(см. об этих аффектах сх. т. 15).

10. Преданность есть любовь к тому, кто приковывает наше

внимание.

Объяснение. В т. 52 мы показали, что поглощение внимания

возникает вследствие новизны вещи. Поэтому, если мы часто будем

воображать что-либо, поглощающее наше внимание, то мы

перестанем обращать на это особенное внимание, и, таким образом,

мы видим, что аффект преданности легко перерождается в простую

любовь.

11. Осмеяние есть удовольствие, возникающее вследствие того,

что мы воображаем, что в ненавидимой нами вещи есть что-либо

такое, чем мы пренебрегаем.

510

Объяснение. Относясь с пренебрежением к ненавидимой нами

вещи, мы тем самым отрицаем ее существование (см. сх. т. 52) и в

силу этого (по т. 20) чувствуем удовольствие. Но так как мы

предполагаем, что человек ненавидит то, что он осмеивает, то

отсюда следует, что такое удовольствие непрочно (см. сх. т. 47).

12. Надежда есть непостоянное удовольствие, возникающее из

идеи будущей или прошедшей вещи, в исходе которой мы до

некоторой степени сомневаемся.

13. Страх есть непостоянное неудовольствие, возникшее из идеи

будущей или прошедшей вещи, в исходе которой мы до некоторой

степени сомневаемся (см. об этих аффектах сх. 2 т. 18).

Объяснение. Из этих определений следует, что нет ни надежды

без страха, ни страха без надежды. В самом деле, если кто находится

в надежде и сомневается в исходе вещи, тот, по предположению,

воображает что-либо, исключающее существование будущей вещи; а

потому он чувствует в силу этого неудовольствие (по т. 19) и,

следовательно, пребывая в надежде, в то же время боится за исход

вещи. И, наоборот, кто боится, т.е. сомневается в исходе ненавистной

ему вещи, также воображает что-либо, исключающее существование

этой вещи, и потому (по т. 20) чувствует удовольствие и,

следовательно, имеет в силу этого надежду, что этого не произойдет.

14. Уверенность есть удовольствие, возникшее из идеи будущей

или прошедшей вещи, причина сомневаться в которой исчезла.

15. Отчаяние есть неудовольствие, возникшее из идеи будущей

или прошедшей вещи, причина сомневаться в которой исчезла.

Объяснение. Таким образом, из надежды возникает уверенность,

а из страха — отчаяние, если уничтожается причина сомневаться в

исходе вещи. Это происходит вследствие того, что человек

воображает, что прошедшая или будущая вещь находится налицо, и

смотрит на нее, как на существующую в настоящее время; или же

потому, что он воображает что-либо, исключающее существование

тех вещей, которые заставляли его сомневаться. Ибо хотя мы (по кор.

т. 31, ч. II) и никогда не можем знать об исходе единичных вещей,

однако может случиться, что мы не сомневаемся в их исходе, так как

не сомневаться в вещи и знать о ней — две вещи разные (см.

сх. т. 49,

511

ч. II). Поэтому может случиться, что вследствие образа прошедшей

или будущей вещи мы подвергаемся такому же аффекту

удовольствия или неудовольствия, как и вследствие образа вещи

настоящей, как мы показали это в т. 18, которую и смотри вместе с ее

2-й схолией.

16. Наслаждение есть удовольствие, сопровождаемое идеей

прошедшей вещи, случившейся сверх ожидания.

17. Подавленность есть неудовольствие, сопровождаемое идеей

прошедшей вещи, случившейся сверх ожидания.

18. Сострадание есть неудовольствие, сопровождаемое идеей

зла, приключившегося с другим, кого мы воображаем себе подобным

(см. сх. т. 22 и сх. т. 27).

Объяснение. Между состраданием и сочувствием нет, кажется,

никакого различия, кроме разве того только, что сострадание

относится к отдельным случаям аффекта, а сочувствие — к

постоянному расположению к нему.

19. Благорасположение есть любовь к кому-либо, кто сделал

добро другому.

20. Негодование есть ненависть к кому-либо, кто сделал зло

другому.

Объяснение. Я знаю, что эти названия в обыкновенном

словоупотреблении обозначают нечто другое. Но моя цель —

объяснять не значение слов, а сущность вещей и обозначать их

названиями, обыкновенное значение которых не расходилось бы

совершенно с тем, которое я хочу придать им; пусть это и будет

замечено раз навсегда (см. о причине этих аффектов кор. 1 т. 27 и

сх. т. 22 этой части).

21. Превозношение состоит в том, что ставят кого-либо

вследствие любви выше, чем следует.

22. Презрение состоит в том, что ставят кого-либо вследствие

ненависти ниже, чем следует.

Объяснение. Таким образом, превозношение есть действие или

свойство любви, презрение — ненависти; поэтому превозношение

можно определить так же, как любовь, поскольку она действует на

человека таким образом, что он ставит любимый предмет выше, чем

следует, и, наоборот, презрение — как ненависть, поскольку она

действует на человека таким образом, что он ставит того, кого он

ненавидит, ниже, чем следует (см. об этих аффектах сх. т. 26).

23. Зависть есть ненависть, поскольку она действует на человека

таким образом, что он чувствует неудоволь-

512

ствие при виде чужого счастья, и наоборот — находит удовольствие

в чужом несчастьи.

Объяснение. Зависти обыкновенно противополагается

сочувствие, которое поэтому против обыкновенного значения этого

слова можно определить так:

24. Сочувствие есть любовь, поскольку она действует на

человека таким образом, что он чувствует удовольствие при виде

чужого счастья, и наоборот — неудовольствие при виде его

несчастья.

Объяснение. О зависти см. сх. т. 24 и сх. т. 32.

Таковы аффекты удовольствия и неудовольствия,

сопровождаемые, как причиной непосредственной или косвенной,

идеей о внешней вещи. Перехожу к другим, сопровождаемым, как

причиной, идеей о внутренней вещи.

25. Самоудовлетворенность есть удовольствие, возникшее

вследствие того, что человек созерцает себя самого и свою

способность к действию.

26. Приниженность есть неудовольствие, возникшее вследствие

того, что человек созерцает свою неспособность или бессилие.

Объяснение. Самодовольство противополагается

приниженности, поскольку мы разумеем под ним удовольствие,

возникающее вследствие того, что мы созерцаем нашу способность к

действию. Если же мы разумеем под ним также удовольствие,

сопровождаемое идеей о каком-либо действии, которое мы

совершили, как мы в том уверены, по свободному решению души,

тогда оно противополагается раскаянию, определяемому нами таким

образом:

27. Раскаяние есть неудовольствие, сопровождаемое идеей о

каком-либо действии, которое мы совершили, как мы в том уверены,

по свободному решению души.

Объяснение. Причины этих аффектов мы показали в сх. т. 51 и

т.т. 53, 54, 55 и ее схолии. О свободном решении души смотри

сх. т. 35, ч. II. Но, кроме того, здесь следует заметить, что нет ничего

удивительного в том, что вообще все действия, называемые

обыкновенно неправильными, сопровождаются неудовольствием, а

те, которые называются правильными, — удовольствием. Из

сказанного выше мы легко можем понять, что это главным образом

зависит от воспитания. В самом деле, родители, осуждая действия

неправильные и браня за них детей и, наоборот, хваля и советуя

действия правильные,

513

производят этим то, что с первыми соединяется чувство

неудовольствия, с последними — удовольствия.