думает, что те,
кто не удерживается этим страхом, должны быть вполне разнузданы и
отбрасывают всякую религию. Но оставляю это и перехожу к тем
доводам, которыми он хочет показать, что я «прикрытыми и
прикрашенными аргументами проповедую атеизм».
Основанием для такого заключения автор считает то, что я будто
бы отнимаю у бога свободу и подчиняю его року (fatum). Все это
совершенно неверно. Ибо я точно таким же образом утверждал, что
все с неизбежной необходимостью следует из природы бога, как все
утверждают, что из природы бога следует то, что он самого себя
мыслит (intelligit) 240. Никто не станет отрицать, что это последнее
необходимо проистекает из божественной природы, и однако же
никто не скажет на этом основании, что бог принужден к этому
каким-то роком. Напротив, необходимо признать, что бог мыслит
самого себя вполне свободно, хотя и необходимо. Право, я не
усматриваю здесь ничего такого, что могло бы быть не понятно кому
бы то ни было. А если он тем не менее видит в этом какую-то
злонамеренность, то что же он должен в таком случае думать о своем
Декарте, который, говоря, что мы не делаем ничего такого, что не
было бы заранее предначертано богом, и даже что мы в каждый
данный момент как бы вновь создаемся богом, в то же время признает
за нами свободу воли? Вот это, действительно, никому не понятно,
как, впрочем, признает и сам Декарт 241.
Далее, эта неизбежная необходимость вещей не устраняет ни
божественных, ни человеческих законов, ибо нравственные
предписания — получают ли они форму закона от самого бога или нет
— остаются тем не менее божественными и благодетельными.
Получаем ли мы благо, вытекающее из добродетели и любви к богу,
от самого бога, как от судьи, или же это благо проистекает из
необходимости божественной природы, оно не будет от того ни более
ни менее желательным. И точно так же бедствия, которые
проистекают из дурных поступков,
555556
не могут внушать нам меньшего опасения потому только, что они
проистекают из них с необходимостью. Вообще, действуем ли мы по
необходимости или свободно, мы во всяком случае руководствуемся в
своих действиях надеждой или опасением. Поэтому он совершенно
ложно утверждает, что я «не оставляю места никаким заповедям и
предписаниям» или, как он пишет далее, что «нельзя говорить об
ожидании наград или наказания, когда вс? приписывается року и
когда утверждается, что вс? с неизбежной необходимостью
проистекает из бога».
Не буду спрашивать о том, почему сказать, что все с
необходимостью вытекает из природы бога, — то же или почти то же,
что сказать: сама вселенная и есть бог. Но я хочу обратить Ваше
внимание на то, что автор письма с не меньшей досадой добавляет
вслед за тем, — а именно, будто я говорю, что «люди должны
предаваться добродетельной жизни не ради заповедей и закона божия
и не вследствие надежды на награду или из страха наказания, но…» и
т.д. Этого-то как раз Вы нигде не найдете в моем трактате. Напротив,
в главе IV я прямо высказал, что суть божественного закона
(божественным образом запечатленного в нашей душе, как сказано в
главе XII) и величайшая заповедь божия состоят в том, чтобы любить
бога, как высшее благо, т.е. не из страха перед какими-нибудь карами
(ибо любовь не может произойти из страха) и не ради любви к какойнибудь другой вещи, которой мы желаем насладиться (ибо в этом
случае мы любили бы не столько самого бога, сколько то, что
составляет в данный момент предмет нашего желания). В той же главе
я показал, что бог открыл тот же самый закон через пророков. И скажу
ли я, что этот закон получил форму закона божия от самого бога, или
же я его пойму так же, как и остальные предначертания (decreta Dei)
бога, заключающие в себе вечную необходимость и вечную истину, он
тем не менее останется божьим предначертанием и благодетельным
предписанием. И буду ли я любить бога свободно или вследствие
необходимости божественного предначертания, я во всяком случае
буду любить его и достигну блаженства. Поэтому я уже и теперь имел
бы достаточное основание утверждать, что человек этот принадлежит
к числу тех, относительно которых я сказал в конце моего
предисловия, что я предпочел бы, чтобы они совершенно пренебрегли
моей книгой, чем, превратно
556557
толкуя ее, как они обыкновенно вс? толкуют, докучали и мешали
другим, не вынося для самих себя никакой пользы.
Однако, хотя я считаю, что сказанного достаточно для того, чтобы
показать то, что я хотел, я нахожу нелишним отметить здесь еще коечто. А именно: автор совершенно напрасно полагает, будто я имел в
виду учение тех теологов, которые проводят различие между речью
пророка, поучающего и просто что-нибудь рассказывающего. Если он
подразумевает под этим учением то, что я приписываю в главе XV
некоему Р. Иегуде Альфахару 242, то спрашивается, каким же образом
я мог бы считать, что его мнение согласно с моим, если я сам в этой
главе опровергаю его, как ложное? Если же он думает о чем-либо
ином, то признаюсь, я этого до сих пор не знаю, а стало быть, я никак
но мог иметь этого в виду.
Далее, я также не вижу, почему автор утверждает, будто я думаю,
что к моему мнению примкнут все те, кто не признает, что разум и
философия являются истолкователями Писания. Ведь я опроверг как
точку зрения этих людей, так и точку зрения Маймонида.
Было бы слишком долго подвергать разбору все те [аргументы, с
помощью которых] автор показывает, что он выносил свое суждение
обо мне [находясь] в не совсем спокойном состоянии духа. Поэтому
перехожу прямо к его заключению, где он говорит, что у меня не
остается ни единого аргумента для доказательства того, что Магомет
не был истинным пророком. Это он пытается подтвердить моими же
взглядами, тогда как из них с полной очевидностью следует, что
Магомет был обманщиком, так как он совершенно отнимает у людей
ту свободу, которую признает за ними всеобщая религия (religio
catholica), открываемая [людям] через естественный свет 243 и свет
пророческий, и которая [т.е. свобода], как я доказал, безусловно
должна быть признана. Но, даже если бы этого и не было, неужели,
спрашивается, я обязан доказывать, что тот или другой пророк был в
действительности лжепророком? Сами пророки должны были
доказывать, что они истинные пророки. Если же он возразит, что и
Магомет учил божественному закону и дал известные доказательства
своей пророческой миссии, как это делали другие пророки, то,
конечно, не будет никакой причины отрицать, что он был истинный
557558
Что же касается самих турок и остальных [нехристианских]
народов, то я полагаю, что если они чтут бога культивированием
справедливости и любовью к ближнему, то они имеют в себе дух
Христов и получат спасение, каких бы убеждений они по невежеству
ни придерживались относительно Магомета и оракулов.
Итак, Вы видите, друг мой, что этот муж весьма сильно отклонился
от истины. Тем не менее я должен признать, что он проявляет
несправедливость не по отношению ко мне, а главным образом по
отношению к самому себе, когда он, не краснея, провозглашает, что
«прикрытыми и прикрашенными аргументами я проповедую атеизм».
Впрочем, я надеюсь, что Вы не найдете во всем сказанном мною
ничего такого, что показалось бы Вам слишком суровым по
отношению к этому мужу. Однако, если бы Вы что-либо подобное
встретили, то прошу Вас или вычеркнуть это, или исправить по
собственному усмотрению. Я вовсе не намерен раздражать его, кто бы
он ни был, и наживать себе врагов. А так как последнее часто
происходит из такого рода споров, то я лишь с трудом заставил себя
написать этот ответ, и я не смог бы заставить себя сделать это, если
бы не обещал [Вам]. Засим желаю Вам быть здоровым и, поручая
письмо это Вашей мудрости, остаюсь и т.д.
[Гаага, 1671 г.]
ПИСЬМО 44 244
Просвещеннейшему и благоразумнейшему
мужу Яриху Иеллесу
от Б. д. С.
Посетивший меня недавно профессор NN 245 рассказал мне, между
прочим, что он слышал, будто мой «Богословско-политический
трактат» переведен на голландский язык, и что кто-то — кто именно,
он не знает — собирается сдать его в печать 216. Ввиду этого
убедительно прошу Вас разузнать об этом деле и, если будет
возможно, воспрепятствовать этому изданию. Просьба эта не только
моя, но и многих моих хороших знакомых, которым было
558559
бы весьма неприятно видеть эту книгу запрещенной, что, без
сомнения, произойдет, если она будет издана на голландском языке. Я
твердо рассчитываю на то, что Вы окажете мне и [нашему] делу эту
услугу.
Недавно один из друзей прислал мне книжку, о которой я уже
раньше много слышал, под заглавием: «Политический человек» 247.
Прочитав ее, я нашел, что это самая вредная книга, какую только
могут придумать люди. По мнению автора, высшим благом являются
деньги и почести. Сообразно с этим он строит свое учение и указывает
путь, как этого достигнуть, а именно: отбрасывая внутренне всякую
религию и принимая внешним образом ту, которая лучше всего может
служить собственному преуспеянию, и, далее, не соблюдая никакой
верности по отношению к кому бы то ни было, за исключением тех
случаев, когда это выгодно. Что касается остального, то он весьма
расхваливает притворство, нарушение обещаний, ложь,
клятвопреступничество и многое другое в том же роде. Когда я это
прочитал, у меня возникла мысль написать небольшую книжку,
которая была бы косвенно направлена против этого автора и
трактовала бы о высшем благе, далее, о беспокойном и жалком
состоянии тех, кто жаждет денег и почестей, и, наконец, показывала
бы ясными доводами и многими примерами, что ненасытная жадность
к почестям и деньгам с необходимостью должна приводить к гибели и
действительно погубила целые государства 248.
Насколько лучше и превосходнее были мысли Фалеса Милетского
по сравнению с мнением названного писателя, видно уже из
следующего рассуждения Фалеса. У друзей, говорил он, все является
общим. Мудрецы суть друзья богов, а богам принадлежит все 249,
следовательно, и мудрецам принадлежит все. Этот мудрейший муж
сделал себя богатейшим из людей тем, что благородно презирал
богатства, вместо того чтобы жадно гоняться за ними. Однако в
другой раз он показал, что мудрецы не имеют богатств не в силу
необходимости, но по свободному решению. А именно, когда друзья
упрекали его за его бедность, он им ответил: «хотите, я покажу вам,
что я тоже могу приобрести то, что я не считаю достойным моего
труда, но к чему вы стремитесь с такой алчностью?». Получив
утвердительный ответ, он заарендовал прессовальни по всей Греции.
Будучи большим знатоком
559560
движения звезд, он предвидел, что в этом году будет большой урожай
олив, в которых в предшествующие годы был большой недостаток, а
затем он сдал в субаренду по высокой цене те самые прессовальни,
которые он заарендовал по дешевой цене, ибо теперь в них была
большая нужда для выжимания масла из олив. Так он приобрел
большое богатство, которое затем роздал с такою же щедростью, с
каким искусством он его приобрел. Я кончаю, заверяя и т.д.
Гаага, 17 февраля 1671 г.
ПИСЬМО 45 250
Знаменитому и славнейшему мужу Б. д. С.
от Готфрида Лейбница 251.
Знаменитый и славнейший муж!
Среди прочих достоинств Ваших, о которых разносит славу молва,
я слышал также и о Вашей выдающейся опытности в области оптики.
Это и побудило меня направить Вам мою маленькую работу, ибо не
легко найти лучшего судью в этой области. Прилагаемую статейку,
озаглавленную мною Notitia opticae promotae 252, я напечатал с
