только

мнению Декарта. Вы предполагаете, как нечто достоверное, что

сущность свободы заключается в том, что мы ничем не

детерминируемся. При этом предположении будет верно как то, так и

другое мнение. Между тем сущность вощи состоит в том, без чего эта

вещь не может быть даже мыслима; свобода же может быть мыслима,

хотя бы мы и детерминировались в наших действиях внешними

причинами, т.е. хотя бы всегда существовали причины, которые

побуждают нас действовать в определенном направлении, однако не

производят наших действий целиком. Но свобода совсем не может

быть мыслима, если предположить, что мы действуем по

принуждению. Впрочем, по этому вопросу смотрите у самого Декарта,

т. I, письма 8 и 9, а также т. II, стр. 4. Но пока довольно. Прошу Вас

ответить мне на эти затруднения, и Вы найдете меня не только

благодарным, но и, по мере сил и здоровья, Вашим преданнейшим

слугой.

8 октября 1674 г. NN 303

590591

ПИСЬМО 58 304

Ученейшему и высокоопытному

мужу г. Г. Шуллеру

от Б. д. С.

ОТВЕТ НА ПРЕДЫДУЩЕЕ

Высокоопытный господин!

Наш общий друг И.Р. 306 переслал мне письмо, которым Вы

удостоили меня, вместе с рассуждениями Вашего друга 307

относительно моего и Декартова мнения о свободе воли. И то и другое

письмо были мне в высшей степени приятны, и хотя в настоящее

время я не совсем здоров и меня весьма отвлекают другие дела,

однако Ваша исключительная любезность и — что особенно важно в

моих глазах — присущее Вам стремление к истине побуждают меня

удовлетворить по мере моих слабых сил Ваше желание. Но что хочет

сказать Ваш друг до того, как он апеллирует к опыту и просит о

большом внимании, я, право, не понимаю. Дальше он говорит: «Когда

из двух спорящих о какой-либо вещи один что-нибудь утверждает, а

другой отрицает» и т.д. Это верно в том случае, если он имеет в виду

двух людей, которые хотя и употребляют одни и те же термины,

однако думают о различных вещах. Несколько примеров такого рода я

прислал когда-то нашему другу И.Р., которому в настоящее время я

пишу, прося его сообщить Вам эти примеры.

Перехожу к определению свободы, которое друг Ваш приписывает

мне, хотя я, право, не знаю, откуда он взял его. Я называю свободной

такую вещь, которая существует и действует из одной только

необходимости своей природы; принужденным же я называю то, что

чем-нибудь другим детерминируется к существованию и к

действованию тем или другим определенным образом. Так, например,

бог существует хотя необходимо, но свободно, потому что он

существует из одной только необходимости своей природы. Точно так

же бог свободно познает себя и вообще все, потому что из одной

только необходимости его природы следует, что он все познает

(intelligere). Итак, Вы видите, что я полагаю свободу не в свободном

решении (decretum), но в свободной необходимости (libera necessitas).

591592

Но перейдем к вещам сотворенным (res creatae), которые все

детерминируются внешними причинами к существованию и

действованию тем или иным определенным образом. Чтобы яснее

понять это, возьмем вещь, наиболее простую. Например, камень

получает определенное количество движения от какой-нибудь

внешней причины, которая толкает его, и благодаря этому количеству

движения он с необходимостью будет продолжать двигаться дальше,

до тех пор пока не прекратится действие внешней причины. Это

продолжение движения камня является вынужденным не потому, что

оно необходимо, а потому, что оно определено толчком внешней

причины. И то, что сказано здесь о камне, имеет значение для любой

отдельной вещи, сколь бы сложной и ко многому способной она ни

мыслилась, а именно: каждая отдельная вещь необходимо

детерминируется какой-нибудь внешней причиною к существованию

и действованию тем или иным определенным образом.

Далее, представьте себе, пожалуйста, что камень, продолжая свое

движение, мыслит и сознает, что он изо всех сил стремится не

прекращать этого движения. Этот камень, так как он сознает только

свое собственное стремление (conatus) и так как он отнюдь не

индифферентен, будет думать, что он в высшей степени свободен и

продолжает движение не по какой иной причине, кроме той, что он

этого желает. Такова же та человеческая свобода, обладанием которой

все хвалятся и которая состоит только в том, что люди сознают свое

желание, но не знают причин, коими они детерминируются. Так,

ребенок думает, что он свободно стремится к молоку, а

рассердившийся мальчик, — что он свободно желает мщения, робкий

же — что он желает бегства. Так, пьяный думает, будто он по

свободному решению воли разглашает то, относительно чего

впоследствии, протрезвившись, он хотел бы, чтобы это осталось

невысказанным. Так же и человек, находящийся в бреду или

болтливый по природе, и многие другие того же сорта полагают, что

они поступают по свободному решению своей воли, а не уносятся

порывом непреодолимого влечения. И так как этот предрассудок

врожден всем людям, то люди не так-то легко от него избавляются.

Ибо хотя опыт более чем достаточно учит, что люди весьма мало

способны сдерживать свои желания и что часто, волнуемые

противополож-

592593

ными аффектами, они видят лучшее, а следуют худшему 308, однако

они считают себя свободными, и это потому, что некоторых вещей

они хотят не особенно сильно и стремление к этим вещам легко может

быть подавлено воспоминанием о какой-нибудь другой вещи, которая

часто появляется в нашей памяти.

Этими замечаниями я, если не ошибаюсь, достаточно разъяснил

мое мнение о свободной и вынужденной (coacta) необходимости и о

мнимой человеческой свободе. Из этого легко получить ответ на

возражения Вашего друга. Ибо если он (говоря вместе с Декартом, что

свободным является тот, кто не принуждается никакой внешней

причиной) под принужденным человеком понимает того, кто

действует вопреки своему желанию, то я согласен, что в некоторых

вещах мы нисколько не принуждаемся и в этом отношении обладаем

свободной волей. Но если под принужденным человеком он понимает

того, кто действует хотя и не против своего желания, но тем не менее

необходимо (как я объяснил это выше), то я отрицаю, чтобы мы были

свободны в чем бы то ни было.

Друг Ваш, напротив, утверждает, что «разумом мы можем

пользоваться вполне свободно, т.е. абсолютно», на чем он довольно

самоуверенно, чтобы не сказать — слишком самоуверенно,

настаивает. «Кто станет, — говорит он, — отрицать, не впадая в

противоречие со свидетельством собственного сознания, что я властен

в моих помышлениях хотеть или не хотеть написать это письмо?»

Хотел бы я знать, о каком сознании говорит здесь Ваш друг, если не о

том, которое рассмотрено мною на примере с камнем? Что до меня, то

я, чтобы не противоречить моему сознанию (conscientia), т.е. разуму и

опыту, и чтобы не поощрять предрассудков и невежества, не признаю

за собой никакой абсолютной власти мышления, которая давала бы

мне возможность [по произволу] мыслить, что я хочу и что я не хочу

писать. Но я апеллирую к сознанию Вашего друга, который, без

сомнения, сам испытывал, что в сновидениях он не обладает властью

помыслить, что он желает и что он не желает писать, и что когда ему

снится, что он хочет писать, то он ужо не имеет власти не видеть этого

во сне. Не менее известно ему из его опыта, полагаю я, и то, что душа

наша не всегда одинаково способна мыслить об одном и том же

предмете; но соответственно тому, в какой мере наше тело способно

593594

к тому, чтобы в ном вызывался образ того или другого объекта,

соответственно этому и душа (mens) в большей или меньшой степени

способна к созерцанию этого объекта.

Далее Ваш друг прибавляет, что причины, которые привели его к

решению написать письмо, хотя и побуждают, но не принуждают его

к этому. Если отнестись к этому беспристрастно, то это может

означать только одно, а именно: что душа его была настроена таким

образом, что причины, которые в ином случае — если бы он,

например, находился во власти какого-нибудь сильного аффекта — не

могли бы склонить его к писанию письма, при настоящих условиях

легко заставили его сделать это; другими словами, причины, которые

при иных условиях не могли бы принудить его, при данных условиях

принудили его, но не к писанию вопреки его желанию, а к тому, чтобы

он с необходимостью захотел этого.

Далее, он говорит: если бы мы принуждались ко всему внешними

обстоятельствами, то никто не мог бы сделаться добродетельным. Но

я не знаю, кто сказал ему, что мы не можем достигнуть твердости и

постоянства духа, если все совершается по фатальной необходимости

(ех fatali necessitate), и что это возможно лишь из свободного решения

души?

Если же он прибавляет, что, «принимая все это, пришлось бы

признать извинительной всякую низость», — то что же из этого? Ведь

злые люди не менее зловредны и не менее опасны оттого, что они злы

по необходимости. Но об этом, если Вам угодно, смотрите мое

«Приложение» к первой и второй частям «Начал» Декарта,

изложенным геометрическим порядком, ч. II, гл. 8.

Наконец, я хотел бы, чтобы Ваш друг, делающий мне все эти

возражения, ответил мне на такой вопрос: каким образом он эту

человеческую добродетель, происходящую из свободного решения

души, согласует с предопределением божьим? Если он вместе с

Декартом признает, что он не знает, как примирить эти вещи, то это

значит только, что он замахивается на меня копьем, которое уже

пронзило ого самого. Но напрасно, потому что, если Вам угодно будет

внимательно рассмотреть мое воззрение, то Вы увидите, что все в нем

вполне согласно. И т.д.

[Гаага, октябрь 1674 г.]

594595

ПИСЬМО 59 309

Превосходнейшему и проницательнейшему

философу Б. д. С.

от Эренфрида Вальтера

фон Чирнгауса.

Превосходнейший муж!

Когда же, наконец, мы получим Ваш метод для руководства

разумом при познавании не известных еще нам истин, а также Вашу

общую физику (generalia in physicis)? Я знаю, что Вы за последнее

время продвинулись вперед в этих областях. Относительно первого

мне это было уже известно и раньше; о втором же свидетельствуют те

леммы, которые приложены ко второй части Вашей «Этики» и

которые легко разрешают многие затруднения в физике. Если только

Вы найдете досуг и удобный случай, то убедительнейше прошу Вас

дать мне истинное определение движения вместе с объяснением его, а

также разъяснить мне: каким образом (раз протяжение, поскольку оно

мыслится само через себя, является неделимым, неизменным и т.д.)

мы можем a priori вывести возможность возникновения столь многих

различных модификаций его (tot tamque multas varietates), а

следовательно, существование той или иной фигуры в частицах

какого-нибудь тела — частицах, которые, однако, во всяком теле

разнообразны и отличаются от фигур частей, составляющих форму

какого-нибудь другого тела?

При личном свидании Вы указали мне метод, которым Вы

пользуетесь для нахождения истин, Вам еще не известных. Из своего

опыта я нахожу, что метод этот превосходен и в то же время весьма

легок, насколько я его понимаю. Могу сказать, что его одного было

уже достаточно, чтобы сильно продвинуть меня в математике. В связи

с этим я хотел бы получить от Вас истинное определение адекватной,

истинной, ложной, фиктивной и сомнительной идеи. Я сам

доискивался различия между идеей адекватной и истинной. Но до сих

пор я мог в этом отношении открыть только одно, а именно: исследуя

вещь и определенное понятие (conceptus) или идею (для того чтобы

затем выяснить, является ли эта истинная идея также и адекватной

идеей какой-нибудь лощи), я задавался вопросом:

595596

какова причина этой идеи или понятия? Узнав это, я опять спрашивал

себя: какова причина этого понятия? И таким образом я не переставал

исследовать причины причин идей, пока, наконец, не доходил до

такой причины, для которой уже не