живут

благочестиво и честно, остальных же подвергает многим наказаниям и

отделяет от добрых. И Писание доказывает это только опытом, т.е.

8384

теми историями, которые оно рассказывает; и оно не дает никаких

определений этих вещей, но все слова и рассуждения приспособляет к

пониманию простого народа. И хотя опыт не может дать никакого

ясного познания об этих вещах и научить, что есть бог и каким

образом он поддерживает все вещи, управляет ими и заботится о

людях, однако он может научить и просветить людей настолько,

насколько это требуется для того, чтобы запечатлеть в их сердцах

послушание в благоговение. И я полагаю, что из этого довольно ясно

видно, кому и на каком основании необходима вера в исторические

рассказы, содержащиеся в Священном Писании; ведь из только что

показанного весьма ясно следует, что знание исторических рассказов

и вера в них весьма необходимы толпе, способность которой к ясному

и отчетливому пониманию вещей незначительна. Затем следует, что,

кто отрицает исторические рассказы потому, что он не верит в

существование бога и в его промысел о вещах и людях, тот нечестив,

но кто не знает их и тем не менее узнал путем естественного света, что

бог есть, и потом (о чем, впрочем, мы говорили) ведет истинный образ

жизни, тот вполне блажен, даже блаженнее толпы, потому что он,

кроме истинных мнений, имеет вдобавок ясное и отчетливое понятие.

Наконец, следует, что, кто не знает этих исторических рассказов

Писания и путем естественного света не осведомлен о чем-либо, тот,

если и не безбожник или упрямец, однако невежда и почти скот и не

имеет никакого божественного дара. Но здесь должно заметить, что,

говоря о необходимости для толпы знания исторических рассказов,

мы подразумеваем под этим знание не всех вообще историй,

содержащихся в Священном Писании, по только самых главных,

которые одни ясно показывают учение, о котором мы сейчас

говорили, и больше всего могут возбуждать душу людей. Ибо, если

бы все истории Писания были необходимы для доказательства его

учения и заключение можно было бы вывести только из всеобщего

рассмотрения всех вообще историй, содержащихся в Писании, тогда,

конечно, доказательство его учения и заключение превысило бы не

только понимание и силы толпы, но и вообще человеческое

понимание и силы. Ведь кто был бы в состоянии сосредоточить сразу

внимание на столь большом числе историй и на стольких

обстоятельствах и частях учения, которое приходилось

8485

бы вывести из многих столь различных историй? Я по крайней мере

не могу заставить себя думать, что люди, оставившие нам Писание в

том виде, как мы его имеем, были преисполнены таких дарований, что

могли проследить такое доказательство; а еще менее могу убедиться в

том, что нельзя понять учение Писания, не выслушав споров Исаака,

советов, данных Авессалому Ахитофелем, [не узнав о] гражданской

войне иудеев с израильтянами и иных повествовании в этом роде; или

что первым иудеям, жившим во времена Моисея, это учение не могло

быть доказано из истории так же легко, как тем, которые жили во

времена Ездры, но об этом подробнее говорится далее. Итак, простой

народ (толпа — vulgus) обязан знать только те истории, которые

больше всего могут побудить его душу к послушанию и

благоговению. Но сам простой народ недостаточно способен

составить о них суждение, потому именно, что он увлекается более

рассказами и необыкновенной и неожиданной развязкой, нежели

самым смыслом историй; и по этой причине народ, кроме чтения

историй, нуждается еще в пастырях, или служителях церкви, которые

учили бы его ввиду слабости его разумения. Однако не станем

отклоняться от нашей цели, но сделаем заключение о том, что мы

главным образом намеревались показать, именно: что вера в

исторические рассказы, каковы бы они в конце концов ни были, не

относится к божественному закону и сама по себе не делает людей

блаженными и представляет некоторую пользу только относительно

учения, и в этом лишь отношении одни исторические рассказы могут

быть лучше других. Итак, повествования, содержащиеся в Ветхом и

Новом завете, превосходят прочие мирские истории, а также и сами

между собой бывают лучше и хуже только в отношении спасительных

мыслей, которые из них следуют. Поэтому, если кто-нибудь прочтет

исторические рассказы Священного Писания и во всем даст ему веру,

а на учение однако ж, которому оно теми рассказами старается

научить, не обратит внимания и не исправит свою жизнь, то это для

него все равно, как если бы он прочел Коран или драматические

произведения поэтов или в крайнем случае обыкновенные летописи с

тем вниманием, с каким обыкновенно читает простой народ; и,

наоборот, кто их совершенно не знает и тем не менее имеет

спасительные мнения и ведет истинный образ жизни, тот, как мы

8586

сказали, безусловно блажен и на самом деле имеет в себе дух Христа.

Но иудеи думают совсем обратное. Они ведь утверждают, что

истинные мнения, истинный образ жизни нисколько не способствуют

блаженству, пока люди получают их только путем естественного

света, а не как правила, пророчески открытые Моисею. Маймонид в 8

гл. Царей, в законе 11, открыто дерзает утверждать это в следующих

словах: «Всякий, кто принимает семь заповедей * и будет

старательным исполнителем их, тот принадлежит к праведникам из

народов и наследует будущий мир; конечно, при условии, если он

примет и исполнит их потому, что бог предписал их в законе, и

потому, что он открыл нам через Моисея, что раньше они же были

предписаны сыновьям Ноя; но если кто исполнит их, руководясь

разумом, тот не поселенец и не принадлежит ни к праведникам из

народов, ни к их мудрецам».

Таковы слова Маймонида, к которым р[аби] Иосиф, сын ШемТоба37, в своей книге, называемой «Кебод Елогим», или «Слава

божья», прибавляет, что хотя Аристотель (который, по его мнению,

написал самую лучшую «Этику» и которого он ценит выше всех)

ничего не опустил из того, что относится к истинной этике и что он

принял также и в своей «Этике», но все тщательно изложил, однако

это не могло ему принести пользы для спасения, потому что то, чему

он учит, он принял не как божественные правила, открытые

пророчески, но только как голос разума. Но, я думаю, всякому

внимательному читателю ясно, что все это чистые выдумки и

никакими основаниями, ни авторитетом Писания не подкреплено.

Поэтому для опровержения этого взгляда достаточно изложить его. Я

не намерен также опровергать здесь мнение тех, которые утверждают,

будто естественный свет не может научить ничему здравому,

относящемуся к истинному спасению; ибо, поскольку они сами не

допускают в себе никакого здравого рассудка, они никаким

основанием не могут это подтвердить. Если они и хвастают, что

обладают чем-то, что выше разума, то это чистая выдумка и гораздо

ниже разума; это же достаточно показал их обычный образ

__________________

* Заметь, что иудеи думают, будто бог дал Ною семь заповедей и ими

только обязал все народы; одному же еврейскому [народу] он кроме этих

[заповедей] дал много других, чтобы сделать его блаженнее остальных

народов.

8687

жизни. Но откровеннее говорить об этом не нужно. Прибавлю лишь

то, что мы можем узнать всякого только по делам его; стало быть, кто

будет богат такими плодами, как любовь, радость, мир, великодушие,

благосклонность, доброта, верность, кротость, воздержание, а против

них (как говорит Павел в Послании к галатам, гл. 5, ст. 22) закон не

был дан, тот — был ли он научен только разумом или только

Писанием — действительно научен богом и совершенно блажен.

Итак, этим я закончил все, что предполагал сказать о божественном

законе.

ГЛАВА VI

О ЧУДЕСАХ

Подобно тому, как знание, превышающее человеческое понимание,

называется божественным, так и дело, причина которого толпе

неизвестна, люди привыкли называть божественным, или делом

божьим. Толпа ведь думает, что могущество и промысл божий

обнаруживаются яснее всего тогда, когда она видит, что в природе

случается нечто необыкновенное и противоречащее мнению, которое

в силу привычки она имеет о природе, особенно если это доставит ей

выгоду или удобство; и толпа думает, что существование бога ни из

чего нельзя яснее доказать, как из того, что природа, как думают, не

сохраняет своего порядка. И потому полагают, что все те, которые

объясняют вещи и чудеса естественными причинами или стараются

уразуметь их, устраняют бога или по крайней мере промысл божий.

Думают именно, что бог до тех пор ничего не делает, пока природа

действует обычным порядком, и, наоборот, что мощь природы и

естественные причины (causae naturales) до тех пор бездеятельны,

пока бог действует. Таким образом, они воображают две мощи

(могущества — potentia), отдельные одна от другой, именно: мощь

бога и мощь естественных вещей, известным образом, однако,

определенную или (как многие в настоящее время охотнее

принимают) созданную богом. Но, что они разумеют под тем и

другим и что разумеют под богом и природой, они, конечно, не знают,

— разве что представляют себе мощь бога вроде господства какого-то

царского величества, а мощь природы — вроде

8788

силы и натиска. Итак, необыкновенные дела природы толпа называет

чудесами, или делами бога, и она отчасти из набожности, отчасти из

желания противоречия тем, кто разрабатывает естественные науки, не

желает знать о естественных причинах вещей и жаждет слышать

только о том, в чем она больше всего несведуща и чему вследствие

этого больше всего удивляется; а это происходит оттого, что она

может почитать бога и относить все к его господству и воле не на

ином каком основании, как только устраняя естественные причины и

представляя себе вещи вне порядка природы, и потому, что она

удивляется более мощи божьей, только пока представляет себе мощь

природы как бы покоренной богом. Это, кажется, повело свое начало

от первых иудеев, которые рассказывали о своих чудесах, чтобы

убедить язычников своего времени, почитавших видимых богов,

именно: Солнце, Луну, Землю, воду, воздух и пр., и показать им, что

те боги слабы и непостоянны или изменчивы и подчинены

невидимому богу; этим они старались также показать, что вся природа

направлена в их только пользу благодаря господству 6oia, чтимого

ими. Это так понравилось людям, что они до сих пор не прекратили

выдумывать чудеса, дабы про них думали, что они богу милее

остальных и составляют конечную цель, ради которой бог все создал и

непрерывно все направляет. Чего только не припишет себе глупость

толпы, не имеющей никакого здравого понятия ни о природе, ни о

боге, смешивающей решения бога с решениями людей и, наконец,

воображающей природу до того ограниченной, что думает, будто

человек составляет самую главную ее часть!

Этим я довольно подробно рассказал о мнениях и предрассудках

толпы относительно природы и чудес; однако, чтобы изложить

предмет последовательно, я покажу: 1) что ничто не совершается

вопреки природе, но что она сохраняет вечный, прочный и

неизменный порядок, и заодно — что должно разуметь под чудом;

2) что мы из чудес не можем познать ни сущности, ни существования,

а следовательно, ни промысла божьего, но что все это гораздо лучше

понимается из прочного и неизменного порядка природы; 3) на

нескольких примерах из Писания покажу, что Писание под

решениями и велениями бога (Dei decreta et volitiones), а

следовательно, и под промыслом (providentia) разумеет не что иное,

как самый порядок природы, необходимо

8889

вытекающий из ее вечных законов; 4) наконец, скажу о способе

толкования чудес Писания и о том, на что преимущественно должно

обращать внимание в повествованиях о чудесах. И это самое главное,

что относится к предмету настоящей главы и что, кроме того, думаю,

не мало послужит цели всего этого труда.

Что касается первого [пункта], то он легко обнаруживается из того,

что мы доказали в