уступает пророческому

познанию, если только кто-нибудь не желает думать или, вернее

сказать, грезить, что пророки хоть и имели человеческое тело, но

душа у них была нечеловеческая и потому их ощущения и сознание

были совсем другой природы, нежели наши.

Но хотя естественное познание и божественно, однако

распространители его не могут быть названы пророками*. Ибо то,

чему они учат, и остальные люди с равною достоверностью и

основательностью, как и они, могут усмотреть и принять, и притом не

на веру только.

Итак, коль скоро наша душа на основании того только, что она

объективно 5 содержит в себе природу бога и причастна к ней, имеет

возможность (способность, мощь — potentia) образовать некоторые

понятия, объясняющие природу вещей и научающие образу жизни, то

мы по справедливости можем считать природу души, если ее так

понимать, за первую причину божественного откровения. Ведь все то,

что мы ясно и отчетливо понимаем, все это нам подсказывает идея

бога (как мы только что указали) и природа, и притом не словами, но

гораздо более превосходным образом, лучше всего согласующимся с

природой души, как, без сомнения, всякий, отведавший достоверности

разума, на себе испытал. Но так как я намерен говорить

преимущественно только о том, что касается одного Писания, то о

естественном свете достаточно и того немногого, что я сказал.

Поэтому перехожу к другим причинам и средствам, которыми бог

открывает людям то, что превосходит границы естественного

познания, а также и то, что не превосходит их (богу ведь

__________________

* См. примеч. II.

1819

ничто не препятствует сообщать людям другими способами то самое,

что мы познаем посредством естественного света), с целью разобрать

их подробнее.

Но, разумеется, все, что можно сказать об этом, должно

заимствовать из одного Писания. В самом деле: что мы можем сказать

о вещах, превышающих границы нашего разума, кроме того, что

передается нам устно или письменно самими пророками? И так как в

настоящее время, насколько я знаю, у нас нет никаких пророков, то

нам ничего не остается, как развернуть священные фолианты,

оставленные нам пророками, развернуть, конечно, с той

осторожностью, чтобы о подобных вещах мы не утверждали или не

приписывали самим пророкам ничего такого, чего они сами ясно не

высказывали. Но прежде всего здесь нужно заметить, что евреи

никогда не упоминают о посредствующих или частных причинах и не

заботятся о них, но всегда из религиозного и благочестивого

побуждения или (как толпа обыкновенно выражается) из преданности

богу относят все к нему. Ведь если, например, они получили от

торговли деньги, то говорят, что они богом им посланы; если они

желают, чтобы случилось что-нибудь, то говорят, что бог расположил

их сердце к этому; и если также они додумываются до чего-нибудь, то

говорят, что это им бог сказал. Поэтому не все то, о чем Писание

говорит как о сказанном кому-нибудь богом, нужно считать за

пророчество и сверхъестественное познание, но только то, что

Писание прямо называет пророчеством, или когда из» обстоятельств

рассказа следует, что было пророчество, или откровение.

Итак, если мы пересмотрим священные свитки, то увидим, что все,

что бог открывал пророкам, было открыто им или в словах, или в

образах, или тем и другим способом, т.е. в словах и образах. Слова же,

а равно и образы были либо действительные и вне воображения

слышащего или видящего пророка, либо же воображаемые потому

именно, что воображение пророка и наяву было так настроено, что

ему ясно казалось, будто он слышит слова и видит что-то.

Посредством действительного голоса бог открыл Моисею законы,

которые он хотел предписать евреям, как явствует из Исхода, гл. 25,

ст. 22, где он говорит: «И я буду готов для тебя там и буду говорить с

тобою из той части ковчега, которая находится между двух

херувимов».

1020

А это показывает, что бог пользовался каким-то действительным

голосом, так как Моисей, когда бы ни пожелал, находил там бога

готовым для беседы с собой. И только этот голос, именно тот,

которым был высказан закон, был действительный голос, как вскоре

покажу.

Я предположил бы, что голос, которым бог воззвал Самуила, тоже

был действительный, потому что в I кн. Самуила, гл. 3, последи,

ст. говорится: «И опять явился бог Самуилу в Силоме, потому что бог

открывался Самуилу в Силоме чрез слово божие». Автор как будто

желал сказать, что явление бога Самуилу было не чем иным, как тем,

что бог открыл ему себя в слове, или было не что иное, как то, что

Самуил слышал говорящего бога. Но так как мы принуждены делать

различие между пророчеством Моисея и пророчеством остальных

пророков, то необходимо должно сказать, что этот голос, слышанный

Самуилом, был воображаемый. Это можно заключить также и из того,

что он походил на голос Илия; этот голос Самуил слышал чаще всего

и потому легче мог воображать его; ведь, трижды воззванный богом,

он думал, что его зовет Илий. Голос, слышанный Авимелехом, был

воображаемый, ибо в гл. 20, ст. 6 Бытия говорится: «И сказал ему бог

во сне» и пр. Стало быть, Авимелех не наяву, но только во сне мог

воображать волю бога (именно в то время, когда воображение

естественным образом более всего способно к представлению

несуществующих вещей).

Слова 10 заповедей, по. мнению некоторых иудеев, не были

произнесены богом, но они думают, что израильтяне слышали только

шум, не выражавший, конечно, никаких слов, и, пока он продолжался,

они непосредственно душою восприняли законы Десятисловия. Это и

я когда-то думал, так как видел, что слова 10 заповедей Исхода

разнятся со словами 10 заповедей Второзакония 6, из чего, повидимому, следует (так как бог только один раз их высказал), что

Десятисловие хочет передать не самые слова бога, но только смысл

их. Но если мы не хотим насиловать Писание, то вполне следует

допустить, что израильтяне слышали действительный голос. Ибо

Писание во Второзаконии, гл. 5, ст. 4, отчетливо говорит: «Лицом к

лицу бог говорил с вами» и пр., т.е. как два человека обыкновенно

сообщают друг другу свои мысли посредством своих двух тел.

Поэтому кажется более согласным

2021

с Писанием, что бог действительно создал какой-то голос, которым

сам и открыл 10 заповедей. О причине же, почему слова и мысли

одного Десятисловия разнятся от слов и мыслей другого, смотри

гл. VIII. Но и таким образом все-таки не уничтожается вся трудность.

Ибо довольно мало, по-видимому, вяжется с разумом утверждение,

что сотворенная вещь, зависящая от бога так же, как и остальные,

могла бы делом или словом выразить сущность или существование

бога или объяснить его посредством своей особы, именно говоря от

первого лица: «Я есмь Иегова, бог твой», и пр. Правда, когда ктонибудь произносит ртом: «я понял», никто не думает, что понял рот,

но [думает, что поняла] только душа человека, говорящего это,

потому, что рот принадлежит к природе человека, который это

говорит, а также и потому, что тот, кому это говорится, постиг

природу разума и легко воспринимает душу говорящего человека по

аналогии с собою. Но я не понимаю: каким образом люди, которые

раньше о боге ничего, кроме имени, не знали и желали услышать его

речь с целью удостовериться в его существовании, как могли они

удовлетвориться созданием, которое, допустим, сказало: «Я есмь бог»

(созданием, относящимся к богу не больше, чем и остальные твари, и

не принадлежащим к природе бога)? А что, спрошу я, если бы бог

заставил уста Моисея — но зачем Моисея? — просто даже какогонибудь животного — произнести и сказать то же самое: «Я есмь бог»,

уразумели ли бы они из этого, что бог существует? Затем Писание,

кажется, вполне ясно указывает, что бог сам говорил (с каковой целью

он и сошел с неба на Синайскую гору) и иудеи не только слышали его

говорящим, но старейшины даже видели его (см. Исход, гл. 24). И

открытый Моисею закон, в котором нельзя было ничего ни прибавить,

ни убавить и который был установлен как отечественное право,

никогда не предписывал нам верить, что бог бестелесен, а также и то,

что он не имеет никакого образа, или вида, но только то, что бог

существует и что нужно в него верить и ему одному поклоняться; он

предписывал не отступать от его культа, не придумывать для него

какого-либо образа и не делать никакого его изображения. Ибо они, не

увидав образа бога, не могли сделать никакого изображения, которое

походило бы на него; оно неизбежно походило бы на какую-нибудь

сотворенную вещь,

2122

виденную ими, и, стало быть, они, поклоняясь тому изображению

бога, думали бы не о боге, но о вещи, на которую то изображение

походит, и, таким образом, честь и поклонение, следуемые ему, они в

конце концов воздавали бы той вещи. А все-таки Писание ясно

указывает, что бог имеет вид, и Моисею, когда он слышал бога

говорящим ему, удалось видеть фигуру бога, но только его заднюю

сторону 7. Поэтому я не сомневаюсь, что здесь скрывается какая-то

тайна; об этом мы ниже будем говорить обстоятельнее. Здесь же я

перейду к рассмотрению мест Писания, указывающих на средства,

которыми бог открывал людям свои решения.

Что откровение бывало посредством одних образов, явствует из

первой кн. Паралипоменон, гл. 21, где бог обнаруживает перед

Давидом свой гнев через ангела, держащего меч в руке. Так же точно

и перед Валаамом 8. И хотя Маймонид 9 и другие полагают, что эта

история (а также и все, где рассказывается о явлении какого-нибудь

ангела, как например явление Маною 10, Аврааму, когда он думал

принести в жертву сына, и пр.) случилась во сне, а не наяву, потому

что, по их мнению, не может быть, чтобы кто-нибудь видел ангела

открытыми глазами, однако они говорят, конечно, зря; ибо они только

о том и заботились, чтобы вымучивать из Писания аристотелевские

бредни и свои собственные выдумки; смешнее этого — для меня, по

крайней мере, — кажется, ничего нет.

В образах же не реальных, а зависящих только от воображения

пророка бог открыл Иосифу его будущее господство. Посредством

образов и слов открыл бог Иисусу[Навину], что он будет сражаться за

израильтян, именно показав ему ангела с мечом, как бы предводителя

войска; это же он открыл ему и в словах, и Иисус слышал ангела.

Исайе также было образно представлено (как рассказывается в 6-й

гл.), что провидение божие оставляет народ, именно: в воображении

он видел трижды святого бога сидящим на очень высоком троне, а

израильтян, покрытых греховной нечистотою, — как бы

погруженными в помойную яму и потому очень далеко отстоящими

от бога. Из этого он уразумел настоящее, весьма бедственное

состояние народа; грядущие же его бедствия были открыты ему в

словах, как бы произнесенных богом. Я мог бы привести из

Священного Писания множество

2223

примеров вроде этого, если бы не полагал, что они всем достаточно

известны.

Но все это яснее подтверждается из текста кн. Числ, гл. 12, ст. 6, 7,

гласящего так: «Если кто из вас будет пророком божиим, то я буду

открываться ему в видении (т.е. посредством образов и иероглифов;

ибо о пророчестве Моисея бог говорит, что оно есть видение без

иероглифов), в снах буду говорить с ним (т.е. не посредством

действительных слов и истинного голоса). Но не так Моисею

(открываюсь): устами к устам говорю с ним и в видении, но не

загадками, и образ бога он видит», т.е., видя меня, он как товарищ, а

не перепуганный говорит со мною, как читается в Исходе, гл. 33,

ст. И. Поэтому не должно сомневаться в том, что остальные пророки

не