И НА КАКОМ ОСНОВАНИИ — СЛОВОМ
БОЖЬИМ; НАКОНЕЦ, ПОКАЗЫВАЕТСЯ, ЧТО ОНО,
ПОСКОЛЬКУ СОДЕРЖИТ СЛОВО БОЖЬЕ,
ДОШЛО ДО НАС НЕПОВРЕЖДЕННЫМ
Те, кто принимает Библию такой, какова она есть, за письмо божье,
ниспосланное людям с неба, без сомнения, возопиют, что я совершил
грех против святого духа, именно: утверждая, что это слово божье
содержит ошибки, пропуски, подделки и не согласно само с собою и
что мы имеем только отрывки из него и, наконец, что подлинник
договора божьего, заключенного с иудеями, погиб. Но если бы они
захотели обсудить самый предмет, то, я не сомневаюсь, они тотчас
перестали бы вопить. Ибо как сам разум, так и высказывания
пророков и апостолов ясно гласят, что вечное слово и договор бога и
истинная религия (Religio vera) божественно начертаны в сердцах
людей, т.е. в человеческой душе, и что она есть истинный подлинник
божий, который бог скрепил своей печатью, т.е. идеей о себе, как
отображением своей божественности. Письменно, в виде закона,
религия была передана первым иудеям потому именно, что они в то
время считались как бы детьми. Но впоследствии Моисей (Второзак.,
гл. 30, ст. 6) и Иеремия (гл. 31, ст. 33) предсказывают им, что настанет
время, когда бог напишет свой закон в их сердцах. Потому только
иудеям и в особенности саддукеям подобало когда-то ратовать за
закон, написанный на скрижалях, но отнюдь не тем, у кого он написан
в душе. Итак, кто пожелает вникнуть в это, тот не найдет в
вышесказанном ничего, что противоречило бы слову божьему, или
истинной религии, и вере или что могло бы их ослабить, но, наоборот,
найдет, что мы ее подкрепляем, как мы и показали в конце десятой
главы. И если бы это было не так, то я порешил бы совсем умолчать
170171
об этом, даже охотно допустил бы во избежание всяких затруднений,
что в Писании скрыты глубочайшие тайны; но так как отсюда
возникло невыносимое суеверие и иные весьма пагубные неудобства,
о которых я говорил во вступлении к седьмой главе, то я считаю, что
их не должно оставлять без внимания, в особенности потому, что
религия не нуждается ни в каких суеверных прикрасах, но, напротив,
она лишается своего блеска, когда украшается подобными
выдумками. Но, скажут, хотя божественный закон и написан в
сердцах, тем не менее Писание есть слово божье, и потому сказать о
Писании, что оно отрывочно и искажено, столь же непозволительно,
как и о слове божьем. Я же, напротив, опасаюсь, не слишком ли они
стараются быть святыми и не превращают ли они религию в суеверие;
даже более: не начинают ли они почитать за слово божье изображения
и отпечатки, т.е. бумагу и чернила. Я то знаю, что я ничего
недостойного Писания или слова божьего не сказал: я не утверждал
ничего такого, истинность чего я не доказал бы самыми очевидными
доводами, и поэтому, конечно, могу утверждать, что я ничего
нечестивого или что отзывает нечестием не сказал. Признаюсь, что
иные светские люди, которым религия в тягость, могут из этого
вывести заключение о свободе грешить и могут без всякого
основания, только ради потворства желанию заключать отсюда, что
Писание везде содержит ошибки, подделки, а следовательно, и не
обладает никаким авторитетом. Но помочь подобным людям
невозможно согласно той ходячей истине, что ничего нельзя сказать
настолько правильно, чтобы сказанное нельзя было исказить дурным
толкованием. Те, кто хочет потворствовать желаниям, могут легко
найти какой-нибудь предлог; и те, у кого некогда имелись самые
оригиналы, ковчег завета, имелись даже сами пророки и апостолы,
были не лучше и повиновались не больше; но все, как иудеи, так и
язычники, всегда были одни и те же, и добродетель во всяком веке
была очень редка. Впрочем, чтобы устранить всякое недоразумение,
должно показать здесь, на каком основании Писание или любой
неодушевленный предмет должны быть названы священными и
божественными; затем объясним, что такое на самом деле слово
божье, и покажем, что оно содержится не в известном числе книг и,
наконец, что Писание, поскольку оно учит тому, что необходимо для
послушания
171172
и спасения, не могло быть испорчено. Ибо из этого всякий легко
получит возможность судить о том, что мы ничего не сказали против
слова божьего и никакого места не уделили нечестию.
Священным и божественным называется то, что назначено для
упражнения в благочестии и религии. Предмет до тех пор будет
священным, пока люди религиозно относятся к нему; если же они
перестают быть благочестивыми, то одновременно и предмет также
перестает быть священным; а если его назначат для совершения
нечестивых дел, тогда то самое, что раньше было священным делается
нечестивым и скверным. Например, некое место было названо
патриархом Иаковом «дом божий», потому что там он почтил
открывшегося ему бога, но пророками то же самое место было
названо «дом неправды» (см. Амоса, гл. 5, ст. 5, и Осии, гл. 10, ст. 5),
потому что израильтяне вследствие постановления Иеровоама
обыкновенно приносили там жертвы идолам. Другой пример, который
весьма ясно показывает дело: слова имеют известное значение только
благодаря употреблению, и если согласно этому употреблению их они
расположены таким образом, что люди при чтении их побуждаются к
благочестию, тогда те слова, а также книга, написанная с таким
распределением слов, будет священна. Но если впоследствии эти
слова выходят из употребления настолько, что теряют всякое
значение, или когда книгой совсем пренебрегают — вследствие ли
злого умысла или потому, что в ней не нуждаются, — тогда и в
словах, и в книге не будет никакой пользы и никакой святости.
Наконец, если те слова располагаются иначе или возобладает обычай
применять их в противоположном значении, тогда и слова, и книги,
прежде священные, будут непристойными и нечестивыми. Из этого
следует, что вне души абсолютно нет ничего священного или
непристойного, или нечестивого, но бывает только по отношению к
ней. Это также весьма ясно вытекает из многих мест Писания.
Приведем один-два примера: Иеремия (в гл. 7, ст. 4) говорит, что
иудеи его времени ложно называли храм Соломона храмом божьим,
ибо, как сам он продолжает в той же главе, наименование «божий»
можно было прилагать к тому храму только до тех пор, пока его
посещают люди, которые чтут его и защищают справедливость; если
же его будут посещать убийцы, воры, идолопоклонники и другие
преступные
172173
люди, тогда он скорее яма для преступников. Что сталось с ковчегом
завета. Писание об этом ничего не рассказывает, чему я часто
удивлялся; однако известно то, что он был сожжен с храмом, хотя у
евреев не было ничего более священного и более почитаемого. На
этом основании, следовательно, Писание до тех пор священно, а его
речи божественны, пока оно побуждает людей к благоговению перед
богом; но если люди им совершенно пренебрегают, как некогда иудеи,
то оно ничего, кроме бумаги и чернил [собой], не представляет и
совершенно профанируется ими и подвергается порче. И потому если
тогда оно искажается или погибает, то ошибочно говорить, что
искажается или гибнет слово божье, подобно тому, как во времена
Иеремии ошибочно говорили, что в пламени погиб храм, который в то
время был якобы храмом бога. Это сам Иеремия говорит и о самом
законе, ибо он укоряет безбожников своего века таким образом: «На
каком основании вы говорите: «Мы сведущи, и закон божий с нами?».
Поистине он напрасно был приукрашен, тростник писцов напрасно
сделан», т.е. вы ложно говорите, будто вы, хотя Писание и есть у вас,
имеете закон божий, после того как вы сделали его недействительным.
Также, когда Моисей разбил первые скрижали, он не слово божье
бросил в гневе из рук и разбил (ибо кто мог бы подозревать это о
Моисее по отношению к слову божьему), но только камни. Они
прежде хотя и были священны, потому что на них был написан завет,
по которому иудеи обязывались повиноваться богу, однако в тот
момент в них совершенно не было никакой святости, потому что
иудеи вследствие поклонения тельцу сделали тот завет
недействительным. По той же самой причине могли погибнуть и
вторые скрижали с ковчегом завета. Итак, коль скоро целиком мог
погибнуть истинный подлинник божественного завета, предмет самый
священнейший из всех, то неудивительно, если теперь не существует
первых оригинальных книг Моисея, и неудивительно, что с книгами,
которые мы имеем, случилось то, о чем мы выше говорили.
Следовательно, пусть перестанут обвинять в нечестии нас, ничего
против слова божьего не сказавших и его не осквернивших, но пусть
обратят гнев, если у них может быть справедливый гнев, на древних,
порочность которых осквернила и подвергла порче божий ковчег
завета, храм, закон и всю святыню. Наконец, если они согласно
173174
известному выражению апостола во II Послании к коринфянам (гл. 3,
ст. 3) имеют в себе письмо божье, написанное не чернилами, но духом
божьим и не на скрижалях каменных, но на плотских скрижалях
сердца, то пусть перестанут почитать букву и столь заботиться о ней.
Думаю, что я достаточно объяснил этим, в каком смысле Писание
должно считать священным и божественным.
Теперь следует посмотреть, что особенно должно понимать под
«дебар Иегова» (слово божье). «Дебар» обозначает слово, речь, указ и
вещь. А на каком основании по-еврейски говорится о какой-нибудь
вещи, что она божья и относится к богу, мы показали в 1-й гл.; а
отсюда легко понять, что хочет обозначить Писание под словом
божьим, речью, приказом и вещью. Итак, нет надобности все
повторять здесь, а также и то, что мы показали в гл. 6 о чудесах в 3-м
пункте. Достаточно лишь указать на предмет, чтобы лучше понять то,
что мы желаем сказать здесь об этом. Именно слово божье, когда оно
проповедуется о каком-либо предмете, который не есть сам бог,
обозначает собственно тот божественный закон, о котором мы
говорили в гл. 4, т.е. религию, общую всему человеческому роду, или
всеобщую; смотри об этом гл. 1, ст. 10, и пр. Исайи, где он учит
истинному образу жизни, заключающемуся, конечно, не в
церемониях, но в любви и в праведном духе, и такой образ жизни он
безразлично называет законом и словом божьим. Затем оно в
переносном смысле (metaphorice) обозначает самый порядок природы
и судьбу (fatum) (потому что это действительно зависит от вечного
решения божественной природы и следует из него) и в особенности
то, что в этом порядке пророки предвидели, потому что они
воспринимали будущие события не через естественные причины, но
как изволения и решения бога. Потом оно применяется также для
обозначения всякой» приказа каждого пророка, поскольку он
воспринял его благодаря особенной своей силе или пророческому
дару, а не в силу общего естественного света, и это главным образом
потому, что пророки действительно обыкновенно представляли бога
как бы законодателем, как мы показали в гл. 4. Итак, Писание
называется словом божьим по этим трем причинам, именно: потому,
что оно учит истинной религии, вечный виновник которой есть бог;
затем потому, что предсказания о будущих событиях оно излагает как
решения бога; и, наконец, потому,
174175
что те, которые в действительности были его авторами, по большей
части учили, руководствуясь не общим естественным светом, но
каким-то им свойственным, и вводили бога изрекающим эти слова. И
хотя, кроме этого, в Писании содержится много чисто исторического
материала, понимаемого при помощи естественного света, однако оно
получает название по более важной части. И мы легко понимаем
отсюда, в каком смысле можно рассматривать бога как автора Библии,
именно по причине истинной религии, которая в ней преподается, а не
потому, что он хотел сообщить людям известное число книг. Далее,
