во сне, нежели самый ученый человек
найти в Писании. Мы собственно не хотим абсолютно утверждать,
будто ничто из того, что составляет предмет одного умозрения, не
принадлежит к учению Писания, ибо в предыдущей главе мы привели
некоторые положения этого рода как основные в Писании; но я хочу
только сказать, что таких положений очень немного и они очень
просты. А каковы они и как они определяются, я решил показать
здесь; это теперь нам будет легко, после того как мы узнали, что
изучение наук не было целью Писания; отсюда ведь мы легко можем
заключить, что оно ничего, кроме повиновения, не требует от людей и
осуждает только непокорность, а не незнание. Затем, так как
повиновение богу состоит только в любви к ближнему (ибо, кто
любит ближнего с той именно целью, чтобы угодить богу, тот, как
говорит Павел в Посл. к римл., гл. 13, ст. 8, исполнил закон), то
отсюда следует, что в Писании не рекомендуется никакой другой
науки, кроме той, которая всем людям необходима для того, чтобы
иметь возможность повиноваться богу по его предписанию, и, не зная
которой, люди необходимо должны быть непокорны или по крайней
мере без дисциплины в послушании. Остальных же умо-
180181
зрений, не относящихся сюда прямо, — будут ли они трактовать о
познании бога или естественных вещей — Писание не касается, и,
стало быть, они должны быть отделены от религии откровения.
Но хотя это теперь каждый, как мы сказали, легко может видеть,
однако я хочу точнее показать и яснее представить все дело, потому
что от этого зависит оценка всей религии. Для этого требуется прежде
всего показать, что разумное или точное познание о боге не есть дар,
общий всем верным, как повиновение; затем, что то познание,
которого бог требовал через пророков от всех вообще и которое
каждый обязан иметь, не есть какое-либо другое кроме познания
божественной его справедливости и любви. Оба эти положения легко
доказываются из самого Писания. Ибо первое весьма ясно следует из
гл. 6, ст. 2, Исхода, где бог говорит Моисею, чтобы показать
особенную милость, ему оказанную: «и открылся Аврааму, Исааку и
Иакову богом Шадай, но под именем моим, Иегова, я не был известен
им»; здесь для лучшего уяснения должно заметить, что Эл Шадай поеврейски означает: «бог, который довлеет» 70, потому что он дает
каждому то, что ему довлеет, и хотя часто [слово] Шадай
употребляется самостоятельно, вместо слова бог, однако не следует
сомневаться, что везде должно быть подразумеваемо имя
существительное Эл (бог). Затем должно заметить, что в Писании не
встречается никакого имени, кроме Иеговы, которое указывало бы на
абсолютную сущность бога, без отношения к сотворенным вещам.
Поэтому евреи и утверждают, что только это имя бога есть
собственное, остальные же суть нарицательные; и действительно,
остальные имена бога, будут ли они существительные или
прилагательные, суть атрибуты, которые богу приличествуют,
поскольку он рассматривается в отношении к сотворенным вещам или
становится известным через них. Так, слово Эл или с парагогической
буквой «хе» — Элоа означает, как известно, не что иное как
могущественный; и оно служит лишь преимущественным
определением бога, подобно тому как мы Павла называем апостолом.
Иногда поясняются свойства его мощи, например Эл
(могущественный) великий, грозный, справедливый, милосердный и
пр., или, чтобы охватить все свойства сразу, это имя употребляется во
множественном числе со значением единственного, что в Писании
181182
часто бывает. Теперь, так как бог говорит Моисею, что он под именем
Иеговы не был известен отцам, то следует, что они не знали ни одного
атрибута бога, который изъясняет его абсолютную сущность, но знали
только его действия и обещания, т.е. его могущество, поскольку оно
проявляется через видимые вещи. Впрочем, бог говорит это Моисею
не ради обвинения их в неверии, но, напротив, с целью возвеличения
их доверчивости и веры, благодаря которой они хотя и не имели столь
исключительного познания о боге, как Моисей, однако верили в
обетования божьи как в непреложные и верные, а не как Моисей.
Последний хотя и имел о боге более возвышенные мысли, однако
сомневался в божественных обетованиях и упрекнул бога, что вместо
обещанного спасения он ухудшил дела иудеев. Следовательно, так как
отцы не знали особенного названия для бога и бог говорит Моисею об
этом факте, чтобы похвалить их душевную простоту и веру и вместе с
тем напомнить об особенной милости, оказанной Моисею, то отсюда
весьма ясно следует то, что мы утверждали в 1-м пункте [а именно]:
что людей нельзя обязывать знать атрибуты бога по приказанию, но
что это есть особенный дар, предоставленный только некоторым
верующим, и нет надобности показывать это множеством
свидетельств из Писания. Кто же не видит, что познание о божестве
не было равным у всех верующих и что никто не может быть мудрым
по приказанию, так же как нельзя по приказанию жить или быть?
Повиноваться приказанию, конечно, могут одинаково мужчины,
женщины, дети и все [без исключения], но не [могут] быть
[одинаково] мудрыми. Если бы кто сказал, что нужно не разуметь
атрибуты бога, но совершенно просто и без доказательства верить,
тот, конечно, сказал бы вздор. Ибо невидимые вещи и те, которые
суть объекты только духа, могут быть видимы не иными какими
очами, как только посредством доказательств; следовательно, у кого
их нет, те ровно ничего из этих вещей не видят; и, стало быть, все, что
рассказывают о подобных предметах понаслышке, затрагивает или
обнаруживает их ум не более, чем слова попугая или автомата,
которые говорят без разумения и смысла. Но, прежде чем идти
дальше, я обязан сказать об основании, почему в Бытии часто
говорится, что патриархи проповедовали от имени Иеговы, что, повидимому, совершенно противоречит сейчас
182183
сказанному. Но если мы вникнем в то, что мы показали в восьмой
главе, мы будем в состоянии легко согласовать это; ведь в указанной
главе мы показали, что писатель Пятикнижия обозначает предметы и
места совсем не теми именами, которые употребляли в то время, о
котором говорится, но теми, под которыми они были лучше известны
в эпоху писателя. Стало быть, в Бытии указывается, что бог был
возвещен патриархам под именем Иеговы не потому, что он был
известен под этим именем отцам, но потому, что это имя у иудеев
было в высочайшем почете. Это, говорю, необходимо должно сказать,
так как в этом нашем тексте Исхода ясно говорится, что бог под этим
именем не был известен патриархам, а также и потому, что в гл. 3,
ст. 13, Исхода Моисей выражает желание знать имя бога: если бы оно
было известно прежде, оно было бы, конечно, известно и ему. Итак,
должно заключить, как мы желали, именно; что верующие патриархи
не знали этого имени бога и что познание о боге есть дар, а не
приказание бога.
Пора, следовательно, перейти ко 2-му пункту, именно к
доказательству, что бог не требует никакого иного познания о себе от
людей через пророков, кроме познания божественной своей
справедливости и любви, т.е. таких атрибутов бога, которым люди
могут подражать известным образом жизни. Этому по крайней мере
Иеремия учит в самых определенных словах. Ибо в гл. 22, ст. 15, 16,
говоря о царе Иосии, он выражается: «Отец твой, конечно, ел и пил и
творил суд и правду, тогда ему хорошо (было): он утверждал право
бедного и нуждающегося, тогда ему хорошо (было), ибо (заметьте
хорошо) это значит меня знать, сказал Иегова». И не менее ясны
слова, имеющиеся в гл. 9, ст. 23, именно: «Но тем только пусть
хвалится каждый, что разумеет меня и знает, что я, Иегова, делаю
милость, суд и правду на земле, ибо это меня радует, говорит Иегова».
Это вытекает, кроме того, и из гл. 34, ст. 6, 7, Исхода, где бог Моисею,
желающему его видеть и знать, не открывает никаких других
атрибутов, кроме тех, которые изъясняют божественную
справедливость и любовь. Наконец, здесь в особенности должно
отметить место у Иоанна, о котором также скажем впоследствии,
именно: он объясняет бога только через любовь, потому что бога
никто не видит, и он заключает, что тот действительно имеет и знает
бога, кто имеет любовь. Итак, мы
183184
видим, что Иеремия, Моисей, Иоанн ограничивают познание о боге,
которое каждый обязан иметь, немногим и полагают его, как мы и
хотели показать, только в следующем, именно: что бог в высшей
степени справедлив и в высшей степени милосерд или что он
единственный образец истинной жизни. К этому присоединяется то,
что Писание не передает никакого отчетливого определения бога и не
предписывает принимать другие атрибуты бога кроме сейчас
указанных и определенно их как таковые не рекомендует. Из всего
этого мы заключаем, что интеллектуальное познание о боге, которое
рассматривает его природу, как она есть сама в себе, — а этой
природе люди не могут ни подражать известным образом жизни, ни
взять ее за образец при устроении истинного образа жизни, — никоим
образом не относится к вере и религии откровения и, следовательно,
относительно нее люди могут на всю поднебесную заблуждаться —
преступления не будет. Итак, не удивительно, что бог
приспосабливался к представлениям и предвзятым мнениям пророков
и что верующие держались различных взглядов о боге, как мы
показали на множестве примеров в гл. 2. Потом, не удивительно
также, что священные книги везде говорят столь несвойственно о боге
и приписывают ему руки, ноги, глаза, уши, душу и местное
передвижение (motus localis) и, кроме того, также душевные
движения, например: что он ревнив, милосерд и пр., и что, наконец,
рисуют его как судью и сидящим на небесах, как бы на царском троне,
а Христа — по правую сторону от него. Действительно, [священные
книги] говорят сообразно с понятием толпы, которую Писание
старается сделать не ученой, но послушной. Однако богословы
обычно утверждали, что все несогласия с божественной природой,
какие они смогли усмотреть при помощи своего естественного света,
должно истолковывать метафорически, а все, что не поддается их
пониманию, должно принимать буквально. Но если все, что в этом
роде встречается в Писании, необходимо должно было бы толковать и
понимать метафорически, тогда Писание было бы написано не для
народа и необразованной толпы, но только для весьма ученых людей и
преимущественно для философов. Вдобавок, если бы благочестиво и в
простоте души верить относительно бога тому, что мы сейчас
привели, было нечестиво, то, разумеется, пророки должны были бы
184185
в высшей степени остеречься подобных фраз — ради слабости толпы
по крайней мере — и, напротив, учить прежде всего отчетливо и ясно
об атрибутах бога так, как обязан принимать их каждый, а этого нигде
не сделано. Стало быть, не следует думать, что мнения,
рассматриваемые абсолютно, без отношения к действиям, содержат
сколько-нибудь от благочестия или нечестия, но следует сказать
только, что человек верит во что-нибудь благочестиво или нечестиво,
поскольку он благодаря своим мнениям побуждается к повиновению
или на основании их же дает себе волю грешить или бунтовать; так
что, кто, веруя в истину, делается непокорным, тот в
действительности имеет нечестивую веру, и, наоборот, кто, веруя в
ложное, послушен, тот имеет благочестивую веру. Ведь мы показали,
что истинное познание о боге есть не приказ, но божественный дар и
что бог не требовал от людей никакого другого познания, кроме
познания божественной своей справедливости и любви, каковое
познание необходимо не для наук, но только для повиновения.
ГЛАВА XIV
ЧТО ЕСТЬ ВЕРА, КТО ТАКИЕ ВЕРУЮЩИЕ;
ОПРЕДЕЛЯЮТСЯ ОСНОВАНИЯ ВЕРЫ И, НАКОНЕЦ,
САМА ОНА ОТГРАНИЧИВАЕТСЯ ОТ ФИЛОСОФИИ
Всякий, кто хоть немного вдумается, может видеть, что для
истинного
