захваченные по

праву войны, и те, которые было приказано еще захватить, и все уже

не принадлежало больше всем, тем самым устранилось основание

иметь общего полководца, так как от такого разделения различные

колена должны были считаться не столько согражданами, сколько

союзниками. В отношении бога и религии они, конечно, должны были

считаться согражданами, но в отношении права, которое одно колено

имело над другим, — только союзниками; почти так же (если не

считать общий храм), как высокомощные Соединенные

нидерландские штаты. Ибо деление общего предмета на части

означает не что иное, как то,

226227

что каждый уже один владеет своей частью, а остальные отступились

от права, которое они имели на ту часть. Итак, Моисей по этой

причине и избрал начальников колен, чтобы каждый после разделагосударства заботился о своей части, а именно: советовался через

верховного первосвященника с богом о делах своего колена,

начальствовал над своим войском, строил и укреплял города,

поставлял в каждом городе судей, нападал на врага своего отдельного

владения и распоряжался абсолютно всем, касающимся войны и мира.

И он никого, кроме бога или специально посланного им пророка, не

был обязан признавать судьею *; если бы он когда и отпал от бога, то

остальные колена должны были не судить его как подданного, но

напасть, как на врага, который нарушил верность договору. Примеры

этого мы имеем в Писании. Ведь после смерти Иисуса спрашивали

совета у бога сыны израилевы, а не новый верховный владыка; а когда

узнали, что колено Иуды прежде всех должно было напасть на своего

врага, оно только с Симеоном договаривается, чтобы соединенными

силами того и другого напасть на врага; остальные колена не

участвовали в этом договоре (смотри Суд., гл. I, ст. 1, 2, 3), по каждое

отдельно (как рассказывается в указанной главе) ведет войну против

своего врага и принимает кого хочет под власть и покровительство,

хотя и было приказано не щадить никого ни при каких условиях

договора, но всех истребить; за этот грех они, правда, порицаются, но

никем не привлекаются к суду. И не было случая, чтобы из-за этого

они начинали воевать друг с другом и чтобы одни вмешивались в дела

другого. Напротив, они враждебно нападают на вепиамитян, которые

оскорбили остальных и настолько разорвали узы мира, что никто из

союзников не мог безопасно пользоваться у них гостеприимством, и,

наконец, после трижды возобновлявшейся битвы победитель по нраву

войны убивает без различия всех виновных и невиновных, что

впоследствии они и оплакивали с запоздалым раскаянием.

Этими примерами мы вполне подтвердили то, что сейчас сказали о

праве каждого колена. Но, может быть, кто-нибудь спросит: кто

именно избирал преемника князю каждого колена? Но об этом я

ничего определенного не

__________________

* См. примеч. XXXVIII.

227228

могу привести из самого Писания; предполагаю, однако, следующее:

так как каждое колено было разделено на роды, главы которых

избирались из старейшин рода, то место князя по праву заступал

старейшин. Моисей ведь из старцев избрал 70 помощников,

образовавших с ним верховный совет; те, которые по смерти Иисуса

управляли государством, называются в Писании старейшинами; и,

наконец, у евреев чаще всего под старейшинами разумеют судей, что,

я думаю, всем известно. Но для нашей цели не важно знать это

достоверно; достаточно и того, что я показал, что никто после смерти

Моисея не исполнял всех функций верховного владыки; в самом деле,

так как не все зависело от решения одного мужа или одного собрания,

или народа, но кое-что было в управлении одного колена, иное в

управлении остальных при равноправии тех и других, то весьма ясно,

что государство от кончины Моисея было не монархическим, не

аристократическим, не народным, но, как мы сказали,

теократическим: 1) потому что царским дворцом в государстве был

храм и только в отношении к нему, как мы показали [члены] всех

колен были согражданами; 2) потому что все граждане должны были

клясться в верности богу, своему верховному судье, которому одному

они обещали во всем безусловно повиноваться, и, наконец, 3) потому,

что верховный над всеми повелитель, когда в нем была нужда, никем,

кроме одного бога, не избирался. Могсей именем бога раньше прямо

объявил народу об этом во Второзаконии, гл. 18, ст. 15, а избрание

Гедеона, Самсона и Самуила на самом деле подтверждает это.

Поэтому не должно сомневаться, что остальные верные вожди были

избраны подобным же образом, хотя это из истории о них и но видно.

После того как мы установили это, нам пора посмотреть, насколько

этот способ государственного устройства мог умерять умы и

сдерживать как управлявших, так и управляемых таким образом,

чтобы первые не становились мятежниками, а вторые — тиранами.

Те, кто управляет государством или кто им владеет, всегда

стараются прикрыть видимостью права всякий неблаговидный

поступок, какой бы они ни совершили, и убедить народ в том, что

поступили честно. Этого они легко достигают, когда все толкование

права зависит только от них. Несомненно, тем самым они получают

228229

величайшую свободу делать все, что они хотят и что подсказывает их

склонность, и, наоборот, они в большой мере лишаются свободы, если

право толкования законов принадлежит другому и если в то те время

правильное толкование их настолько для всех ясно, что никто в нем не

может сомневаться. Из этого очевидно, что для еврейских вождей

главная причина злодеяний была устранена тем, что все право

толкования законов было предоставлено левитам (см. Второзак.,

гл. 21, ст. 5), которые нисколько не участвовали в управлении

государством и не имели доли с прочими и вся судьба и почет

которых зависели от истинного толкования законов; потом тем, что

всему народу было приказано через каждые семь лет собираться в

известном месте, чтобы он мог научаться от первосвященника

законам и, кроме того, чтобы каждый поодиночке непрестанно и с

величайшим вниманием читал и перечитывал книгу Закона (см.

Второзак., гл. 31, ст. 9 и пр., и гл. 6, ст. 7). Следовательно, вожди

должны были, ради себя по крайней мере, весьма заботиться о том,

чтобы управлять всем по предписанным и для всех достаточно ясным

законам, если они желали пользоваться у народа величайшим

почетом; народ тогда почитал их как служителей царства божьего и

наместников бога; иначе они не могли избежать крайней ненависти со

стороны подданных, каковой обыкновенно бывает религиозная

[ненависть]. К этому, т.е. к сдерживанию необузданного каприза

вождей, привходило другое обстоятельство чрезвычайной важности, а

именно то, что войско набиралось из всех граждан (без всякого

исключения от двадцатилетнего до шестидесятилетнего возраста) и

что вожди не могли нанять за плату ии одного постороннего воина.

Ото, говорю, было чрезвычайно важно, ибо известно, что вожди могут

подавлять народ только с помощью войска, которому они платят

жалованье; кроме того, известно, что они ничего так не боятся, как

свободы воинов-сограждан, доблестью, трудом и ценой крови

которых были приобретены свобода и слава государства. Поэтому

Александр, когда он во второй раз должен был сражаться против

Дария, выслушав совет Пармениона, накричал не на того, кто дал

совет, но на Полисперхонта 81, который согласился с ним. «Ибо, — как

говорит Курций в кн. IV, § 13, — он по посмел вторично наказать

Пармениона, разбраненного им незадолго перед этим сильнее,

229230

нежели он хотел; и он мог подавить свободу македонян, которой он

более всего боялся, как мы уже говорили, только после того, как он

значительно увеличил число воинов из пленников по сравнению с

числом македонян; только тогда он мог показать норов своего

страстного и долго сдерживаемого свободой лучших граждан

характера». Итак, если эта свобода воинов-сограждан сдерживает

вождей светского государства, имеющих обыкновение присваивать

всю славу побед только себе, то тем более она должна была

обуздывать вождей у евреев, воины которых сражались не ради славы

вождя, но ради славы бога и вступали в сражение только по

получении ответа от бога.

Привходило потом то обстоятельство, что все вожди евреев были

соединены вместе только узами религии; посему если бы кто-нибудь

отпал от нее и стал нарушать божественное право каждого, то

остальные могли его считать врагом и по праву его подавить.

Привходила 3) боязнь перед новым каким-нибудь пророком; ведь

если только какой-нибудь муж праведной жизни показывал

некоторыми полученными знамениями, что он пророк, то тем самым

он получал верховное право повелевать, как Моисей, именем бога,

ему одному открывшегося, а не только по указанию первосвященника,

как вожди. И несомненно, что такие люди легко могли привлекать к

себе угнетенный народ и незначительными знамениями убеждать его

во всем, чего бы они ни захотели; меж тем, напротив, если управление

делами шло правильно, то вождь мог заблаговременно устроить так,

что пророк должен был сперва предстать перед его судом, чтобы

подвергнуться испытанию: праведной ли он жизни, есть ли у него

верные и несомненные знамения своей миссии и, наконец,

согласовалось ли с принятым учением и общими законами отечества

то, что он говорил якобы именем бога. Если бы знамения

недостаточно отвечали или учение было новым, то можно было бы по

праву осудить его на смерть, в противном же случае его принимали

только благодаря авторитету и свидетельству вождя.

Привходило 4) то, что вождь не превосходил остальных

родовитостью и управление государством доставалось ему не по

праву крови, но только из уважения к возрасту и доблести.

230231

Привходило, наконец, то обстоятельство, что вожди и все войско

могли быть одержимы не меньшим желанием войны, чем желанием

мира. Ибо войско, как мы сказали, состояло только из граждан;

посему вершителями как военных, так и мирных дел были одни и те

же лица: кто в лагере был солдатом, тот ва площади был

гражданином; и, кто в лагере был предводителем, тот в каморе был

судьей; и, кто, наконец, в лагере был главнокомандующим, тот князем

был в городе. Поэтому никто не мог желать войны ради войны, но

лишь ради мира и для защиты свободы, и возможно, что вождь

воздерживался, насколько мог, от нововведений, чтобы но быть

обязанным приходить к верховному первосвященнику и стоять перед

ним вопреки своему достоинству.

Таковы основания, которые сдерживали вождей в их границах.

Теперь следует посмотреть, каким образом народ был сдерживаем; но

и это весьма ясно указывают основы государства; ведь если ктонибудь захочет хоть слегка вникнуть в них, то он тотчас увидит, что

они должны были вселить в сердца граждан столь исключительную

любовь, что менее всего кому-либо могло прийти на ум предать

отечество или отпасть от него, по, наоборот, все должны были быть

так настроены, что они скорее претерпели бы самую крайнюю нужду,

нежели чужое владычество. Ибо после того как они перенесли свое

право на бога и уверовали, что их царство есть царство бога и что

только они — сыны божьи, а остальные пароды — враги бога, к

которым поэтому они были преисполнены самой ожесточенной

ненависти (ибо верили, что и это благочестиво, смотри Псалм. 139,

ст. 21, 22), то для них ничего отвратительнее быть не могло, чем

клясться в верности какому-нибудь чужеземцу и обещать ему

повиновение; и они представить себе не могли большего бесчестия и

чего-нибудь более гнусного, чем предательство отечества, т.е. самого

царства бога, пред которым они благоговели. Даже идти кому-нибудь

только жить вне отечества считалось позором, потому что поклонение

богу, к чему они всегда были обязаны, дозволялось совершать только

в одном отечестве: ведь только эта земля считалась святой, остальные

нее считались нечистыми и оскверненными. Поэтому Давид, будучи

принужден идти в изгнание, жалуется Саулу: «Если те, кто

восстанавливает тебя против меня, суть люди, то они — проклятые,

231232

потому что выключают меня, дабы я но ходил в наследия божьем,