тех, которые обладают властью. Но, что культ справедливости и
любви получает силу права только на основании государственного
права, ясно из предыдущего; ведь мы показали в главе XVI, что в
естественном состоянии у разума не больше права, чем у желания, но
что как те, кто живет по законам желания, так и те, кто живет по
законам разума, имеют право на все, что они могут. По этой причине в
естественном состоянии мы не могли представить ни греха, ни бога
как судью, карающего людей за грехи, но представляли, что все
происходит по общим законам всего мироздания (Natura universa) и
что один и тот же случай (говоря словами Соломона) приключается с
праведным и нечестивым, чистым и нечистым и пр. и нет никакого
места ни справедливости, ни любви. Но, для того чтобы правила
истинного разума, т.е. (как мы показали в главе IV относительно
божественного закона) сами божественные правила, абсолютно имели
силу права, мы представили, что необходимо было, чтобы каждый
поступился своим естественным правом и все перенесли его на всех
или на несколько человек, или на одного, и тогда нам в первый раз
стало ясно, что есть справедливость, что — несправедливость, что —
правота и что — неправота. Итак, справедливость и абсолютно все
правила истинного разума, а следовательно, любовь к ближнему
получают силу права и заповеди только от государственного права,
т.е. (как мы в той же главе показали) только от решения тех, кто имеет
право повелевать. И так как (как я уже показал) царство божье состоит
только в праве справедливости и любви, или истинной религии, то
отсюда следует то, что мы хотели доказать, именно: что бог никакого
владычества над людьми не имеет иначе, как только через тех, кто
обладает властью. И все равно, говорю, получили ли мы религию
посредством естественного света или пророческого откровения, ведь
наше доказательство имеет общий характер, так как религия остается
одной и той же и равно открытой богом независимо от
предположения, что она стала известной людям этим или тем
способом. Потому, чтобы и пророчески откровенная религия имела у
евреев силу нрава, необходимо было, чтобы каждый
248249
из них сперва поступился своим естественным правом и все с общего
согласия постановили повиноваться только тому, что было
пророчески открыто для них богом; точь-в-точь как делается в
демократическом государстве, как мы показали, где все с общего
согласия решают жить только по предписанию разума. И хотя, кроме
того, евреи перенесли свое право на бога, они, однако, могли сделать
это более в идее, нежели на деле, ибо в действительности (как мы
выше видели) они сохраняли неограниченное право господства, пока
не перенесли его на Моисея, который также вслед за этим остался
неограниченным царем, и только через него бог царствовал над
евреями. Далее, по той же причине (именно: что религия получает
силу права только на основании государственного права) Моисей не
мог подвергнуть никакому наказанию тех, которые нарушили субботу
до договора и которым, следовательно, принадлежало еще их право
(см. Исход, гл. 16, ст. 27), как он мог сделать это после договора (см.
Числ, гл. 15, ст. 36), именно после того, как каждый поступился своим
естественным правом и суббота в силу государственного права
получила силу заповеди. Наконец, по той же причине после
разрушения государства евреев религия откровения перестала иметь
силу права; мы ведь никоим образом не можем сомневаться в том, что
царство божье и божественное право прекратились тотчас же, как
только евреи перенесли свое право на вавилонского царя. Ибо этим
самым договор, по которому они обещали повиноваться всему, что
говорит бог и что было основанием царства божьего, совершенно был
уничтожен; и они не могли больше исполнять его, так как с того
времени они больше не зависели от своего права (как это было тогда,
когда они были в пустыне или в своем отечестве), но зависели от царя
Вавилонии, которому во всем (как мы показали в XVI главе) обязаны
были повиноваться; это и Иеремия в гл. 29, ст. 7, прямо советует им.
«Заботьтесь, — говорит он им, — о мире города, в который я отвел
вас пленными, ибо при его благосостоянии и у вас будет
благосостояние», но они могли заботиться о благосостоянии того
города не как слуги государства (они ведь были пленниками), но как
рабы, т.е. показывая себя не склонными к восстаниям, послушными во
всем, соблюдающими права и законы государства, хотя и очень
отличные от законов, к которым они привыкли в отечестве,
249250
и пр. Из всего этого весьма очевидно следует, что религия у евреев
получила силу права только от государственного права, а после
разрушения государства она не могла более считаться как бы
велением отдельному государству, но всеобщим правилом разума;
говорю: разума (Ratio), ибо всеобщая религия еще не была известна
через откровение. Итак, мы безусловно заключаем, что религия,
открыта ли она через естественный свет или пророческий, получает
силу заповеди только на основании решения тех, кто имеет право
повелевать, и что бог никакого особого владычества над людьми не
имеет иначе, как только через тех, кто обладает властью. Это также
следует и яснее также понимается из сказанного в главе IV; там ведь
мы показали, что все решения бога заключают в себе вечную истину и
необходимость и что бог не может быть мыслим как князь или
законодатель, приносящий законы людям. По этой причине
божественные правила, открытые посредством естественного света
или пророческого, получают силу заповеди не от бога
непосредственно, но необходимо от тех или посредством тех, кто
обладает правом повелевать и решать; стало быть, мы можем
мыслить, что бог только при посредстве тех лиц царствует над
людьми и направляет дела человеческие согласно праву и
справедливости. Это и самим опытом подтверждается; ибо следы
божественной справедливости находят только там, где царствуют
справедливые; иначе (повторяя опять слова Соломона) мы видим, что
один и тот же случай приключается с праведным и неправедным,
чистым и нечистым. Это заставляло, конечно, весьма многих лиц,
думавших, что бог царствует над людьми непосредственно и
всю«природу направляет в их пользу, сомневаться относительно
божественного промысла. Следовательно, так как ясно и из опыта и из
разума, что божественное право зависит только от решения верховных
властей, то следует, что они же суть и толкователи его. А каким
образом, — сейчас увидим, ибо пора показать, что внешний культ
религии и вся практика благочестия должны быть приноравливаемы к
миру и сохранению государства, если мы желаем правильно
повиноваться богу. Доказавши же это, мы легко поймем, каким
образом верховные власти становятся толкователями религии и
благочестия.
Известно, что любовь к отечеству есть самая высшая любовь,
какую кто-либо может обнаружить; в самом деле,
250251
с уничтожением государственной власти ничто хорошее не может
устоять, но все подвергается опасности и только ярость и беззаконие
господствуют, наводя величайший страх на всех; отсюда следует, что
ничего благочестивого нельзя сделать ради ближнего, что не стало бы
неблагочестивым, если от этого следует вред для всего государства, и,
наоборот, ничего нечестивого против ближнего нельзя учинить, чего
не приписали бы благочестию, если это совершается ради сохранения
государства. Например, тому, кто препирается со мной и хочет взять
мою рубашку, благочестиво отдать и плащ, но если принять в
соображение, что это гибельно для сохранения государства, то,
наоборот, благочестиво привлечь его к суду, хотя бы он должен был
быть осужден на смерть. По этой причине и прославился Манлий
Торкват 89, так как благо народа для него значило больше, нежели
любовь к сыну. Коль скоро это так, то следует, что благо народа (salus
populi) есть высший закон, к которому должно быть приноровлено все
человеческое и божественное. Но так как только верховной власти
поручено определять то, что необходимо для блага всего народа и
безопасности государства, и приказывать то, что она признает
необходимым, то отсюда следует, что только верховной же власти
поручено определять то, каким образом каждый должен выражать
любовь к ближнему, т.е. каким образом каждый обязан повиноваться
богу. Из этого мы ясно понимаем, каким образом верховные власти
оказываются толкователями религии; далее, понимаем, что никто не
может правильно повиноваться богу, если он не приноравливает
служение любви к ближнему к обязательной для каждого
общественной пользе и, следовательно, если он не повинуется всем
решениям верховной власти. Ибо так как по заповеди бога мы все (без
всякого исключения) обязаны упражняться в благочестии и не
причинять вреда никому, то отсюда следует, что никому не
позволительно помогать кому-нибудь во вред другому, а тем более во
вред всему государству и что, стало быть, никто не может
благочестиво относиться к ближнему согласно заповеди бога, если он
благочестие и религию не сообразует с общественной пользой (utilitas
publica). Но о том, что полезно для государства, ни один частный
человек не может знать иначе, как на основании решения верховных
властей: им только дано управлять общественными
251252
делами; следовательно, никто не может правильно упражняться в
благочестии и повиноваться богу, если он не исполняет всех решений
верховной власти. И это подтверждается также самой практикой: ведь
кого (гражданина или чужеземца, частное лицо или облеченное
властью над другими) верховная власть признала достойным смерти
или врагом, тому никто из подданных не вправе оказывать помощь.
Точно так же, хотя евреям было сказано, чтобы каждый любил
товарища, как самого себя (см. Лев., гл. 19, ст. 17, 18), однако они
обязаны были указывать судье того, кто совершил что-нибудь против
постановлений закона (см. Лев., гл. 5, ст. 1, и Второзак., гл. 13, ст. 8,
9), и убивать его, если его признавали заслужившим смерти (см.
Второзак., гл. 17, ст. 7). Потом, для того чтобы евреи могли сохранить
приобретенную свободу и удержать над землями, которые они заняли,
неограниченное господство, им необходимо было, как мы показали в
главе XVII, приспособить религию только к своему государству и
отделить себя от остальных наций; и потому им было сказано: «Люби
ближнего своего и ненавидь врага своего» (см. Матф., гл. 5, ст. 43).
Но, после того как они потеряли государство и были отведены как
пленники в Вавилонию, Иеремия учил их заботиться о
благосостоянии и того города, в который они были приведены как
пленники, а после того как Христос увидел, что они будут рассеяны
по всему свету, он учил их питать любовь абсолютно ко всем. Все это
весьма ясно показывает, что религия всегда была приноравливаема к
пользе государства. Если же кто спросил бы теперь, по какому же,
следовательно, праву ученики Христа, бывшие людьми частными,
могли проповедовать религию, я бы сказал, что они сделали это по
праву власти, которую получили от Христа против нечистых духов
(см. Матф., гл. 10, ст. 1). Выше, в конце главы XVI, я ведь
определенно заметил, что даже тирану все обязаны сохранять
верность, исключая тех лиц, кому бог в известном откровении обещал
особую помощь против тирана; поэтому брать пример с этого случая
непозволительно никому, если он не имеет власти творить чудеса. Это
становится ясным также из того, что Христос и ученикам сказал,
чтобы они не страшились тех, которые убивают тело (см. Матф.,
гл. 10, ст. 28). Если бы это было сказано каждому, то напрасно было
бы учреждать правительство и изрече-
252253
ние Соломона (Притч., гл. 24, ст. 21): «Сын мой, бойся бога и царя»,
было бы сказано нечестиво, а ведь это отнюдь не верно; стало быть,
необходимо должно признать, что то право, которое Христос дал
ученикам, было дано единственно только им и что с этого нельзя
