необходимо, а именно по необходимости своей природы. Ибо
несомненно, что бог действует с тою же необходимостью, с какой
существует. Поэтому как существует он по необходимости своей
природы, так и действует по необходимости своей природы, т.е.
действует абсолютно свободно.
§ 8. Итак, мы заключаем, что не во власти каждого человека всегда
пользоваться своим разумом и быть на самой вершине человеческой
свободы; и однако же каждый
293294
стремится, поскольку это зависит от него, сохранить свое бытие, и
чего бы каждый — все равно мудрец ли он или невежда — ни
добивался и ни делал, он добивается и делает по высшему праву
природы (ибо каждый человек имеет столько права, сколько мощи).
Отсюда следует, что право, или строй природы, под которым все люди
рождаются и большею частью живут, не запрещает ничего, кроме
того, чего никто не хочет и никто не может: ни распрей, ни ненависти,
ни гнева, ни хитростей, и ни одно влечение не идет вразрез с ним. И
не удивительно. Ведь природа подчинена не законам человеческого
разума, которые имеют в виду лишь сохранение и истинную пользу
людей, но бесконечному числу других, сообразующихся с вечным
порядком всей природы (человек есть ее частица), одной
необходимостью которого все индивидуумы определяются известным
образом к существованию и действованию. Поэтому если нам чтолибо в природе представляется смешным, нелепым или дурным, то
это происходит оттого, что мы знаем вещи лишь отчасти и остаемся
по большей части в неведении относительно порядка и связи всей
природы, и оттого, что нам хочется, чтобы все направлялось по
предписанию нашего разума; в то время как то, что разум объявляет
злом, есть зло не в отношении порядка и законов всеобщей природы,
но лишь в отношении законов одной нашей природы.
§ 9. Из этого, кроме того, следует, что каждый бывает
чужеправным (alterius juris) до тех пор, пока находится под властью
другого, и своеправным (sui juris) постольку, поскольку может
отразить всякое насилие, отомстить по своему желанию за
нанесенный ему вред и вообще поскольку он может жить по своему
усмотрению.
§ 10. Один человек имеет под властью другого в том случае, если
держит его связанным, или лишил его орудий и средств для
самозащиты или бегства, или настолько привязал к себе
благодеяниями, что тот предпочитает его верховенство своему
собственному и хочет жить лучше по его указке, чем по своей. Тот,
кто держит другого во власти первым или вторым способом, имеет во
власти только его тело, но не дух. При третьем же и четвертом
способе он подчиняет своему праву как дух, так и тело другого,
однако лишь при условии продолжения страха или надежды, при
устранении которых другой остается своеправным.
294295
§ 11. Способность суждения также постольку может быть
чужеправной, поскольку дух может быть введен в заблуждение
другим. Из этого следует, что дух постольку является вполне
своеправным, поскольку он может надлежащим образом пользоваться
разумом. Далее, так как человеческая мощь должна оцениваться не
столько по крепости тела, сколько по силе духа, то отсюда следует,
что наиболее своеправны те, разум которых наиболее обширен и
которые наиболее им руководствуются. И потому я вообще называю
человека свободным лишь постольку, поскольку он руководствуется
разумом, ибо [в этом случае] он определяется к действованию
причинами, которые могут быть адекватно поняты из его природы,
хотя ими он необходимо определяется к действованию. Ибо свобода
(как мы показали в § 7 наст. гл.) не уничтожает необходимости
действования, но предполагает.
§ 12. Если кто-нибудь дал другому обещание, подтвержденное
лишь словами, сделать что-нибудь такое, от чего он по своему праву
мог бы и воздержаться или наоборот, то оно остается действительным
до тех пор, пока не изменяется воля того, кто его дал. Ибо тот, кто
властен нарушить обещание, тот на самом деле не переставал быть
своеправным; его обещание было пустыми словами. Поэтому если он
сам, являющийся по праву природы своим собственным судьей,
сочтет — правильно или неправильно (ибо ошибаться свойственно
человеку), — что из данного обещания проистечет более вреда, чем
пользы, то он в силу своего убеждения решает, что нужно нарушить
обещание, и делает так в согласии с правом природы (согласно § 9,
наст. гл.).
§ 13. Если бы двое оказались в согласии и соединили свои силы, то
вместе они могут больше и, следовательно, вместе имеют больше
права в отношении природы, чем каждый в отдельности; и, чем более
людей соединится таким образом, тем более будут иметь они права.
§ 14. Поскольку люди обуреваются гневом, завистью или какимнибудь другим ненавистническим аффектом, постольку они влекутся
врозь и друг другу враждебны; и потому они должны внушать тем
больший страх, насколько более они могут и насколько они хитрее и
коварнее по сравнению с остальными животными. Но так как люди по
природе в высокой степени подвержены этим аффектам (как мы
сказали в § 5 пред. гл.), то люди,
295296
следовательно, — от природы враги. Ибо тот есть для меня
величайший враг, кого я должен наиболее бояться и наиболее
§ 15. Но так как (согласно § 9 наст. гл.) в естественном состоянии
каждый остается своеправным до тех пор, пока он может защитить
себя от притеснения со стороны других, и так как тщетно стремился
бы уберечь себя один от всех, то отсюда следует, что, пока
естественное право людей определяется мощью каждого и
принадлежит каждому в отдельности, до тех пор оно ничтожно, но
существует скорее в воображении, нежели в действительности, ибо
осуществление его совершенно не обеспечено. И несомненно, что
каждый тем менее может и тем менее, следовательно, имеет права,
чем большую имеет причину страха. К тому же люди едва ли могли
бы без взаимной помощи поддерживать жизнь и совершенствовать
свой дух. И потому мы заключаем, что естественное право,
свойственное человеческому роду, едва ли может быть представлено
вне того условия, что люди, имея общее право, могли бы совместно
завладеть землями, которые они могут населять и обрабатывать,
укрепиться, отразить всякое насилие и жить по общему решению всех.
Ибо, чем более людей сходится таким образом воедино, тем более
права они вместе имеют; и если схоластики по этой причине (т.е.
потому, что в естественном состоянии для людей почти невозможно
быть своеправным) называют человека животным общественным, то
я ничего не могу им возразить 3.
§ 16. Несомненно, что там, где люди имеют общее право и все
руководимы как бы единым духом, каждый из них имеет тем менее
права, чем более превосходят его мощью все остальные вместе
(согласно § 13 наст. гл.), т.е. он не имеет на самом деле по природе
никакого другого права, кроме того, которое уступает ему общее
право. Он обязан исполнять все, что бы ни повелевалось ему с общего
согласия (согласно § 4 наст. гл.), или же он по праву будет принужден
к этому.
§ 17. Это право, определяемое мощью народа (multitudo), обычно
называется верховной властью (imperium). Она сосредоточена
абсолютно в руках того, на кого с общего согласия положена забота о
делах правления, а именно установление, истолкование и отмена
права, укрепление городов, решение вопроса о войне и мире и т.д.
Если эта
296297
обязанность лежит на собрании, составляющемся из всего народа, то
форма верховной власти называется демократией, если на собрании, в
которое входят только избранные, — аристократией, и, если,
наконец, забота о делах правления и, следовательно, верховная власть
возложена на одно лицо, — монархией.
§ 18. Из изложенного в этой главе для нас становится ясно, что в
естественном состоянии не существует преступления, или же тот, кто
совершает преступление, грешит не против другого, а против себя;
ибо по естественному праву никто не обязан, если не хочет, ни
сообразоваться с другим, ни считать что-либо добром или злом, кроме
признаваемого добром или злом по собственному усмотрению; и
естественное право не запрещает решительно ничего, кроме того, чего
никто не может (см. §§ 5 и 8 наст. гл.). Преступление же есть
действие, которое не может быть совершено по праву. Если бы люди
по установлению природы были обязаны руководствоваться разумом,
то все они необходимо руководствовались бы им. Ибо установления
природы суть установления бога (по §§ 2 и 3 наст. гл.), которые бог
установил с той же свободой, с какой он существует, и которые
поэтому вытекают из необходимости божественной природы (см. § 7
этой гл.) и, следовательно, не могут быть нарушены. Но люди
руководятся более всего чуждым разуму влечением и, однако, не
нарушают порядка природы, но необходимо ему следуют; и поэтому
невежда и немощный духом не более обязаны по естественному праву
разумно устроить жизнь, чем больной обязан быть здоровым.
§ 19. Итак, преступление может быть представлено только в
государстве, где именно по общему праву всего государства решается,
что есть добро и что зло, и где никто не действует ни в чем по праву
(по § 16 наст. гл.), если не действует с общего решения и согласия.
Преступление же (как мы сказали в пред. параграфе) есть то, что не
может быть совершено по праву или запрещено правом, а повиновение
есть неуклонная воля исполнять то, что по праву есть добро и должно
совершиться в силу общего решения.
§ 20. Но обыкновенно мы называем преступлением и то, что
совершается вопреки повелению здравого разума, а повиновением —
неуклонную волю умерять влечения но предписанию разума
(рассудка), и я был бы всецело с этим согласен, если бы человеческая
свобода заключа-
297298
лась в своеволии влечений, а рабство — во власти разума. Но так как
человеческая свобода тем больше, чем больше человек может
руководиться разумом и умерять влечения, то мы не можем (разве
только в очень отдаленном смысле) называть разумную жизнь
повиновением, а грехом то, что на самом деле есть немощность духа,
а не своеволие его по отношению к самому себе и благодаря чему
человек может быть назван скорее рабом, чем свободным (см. §§ 7 и
11 наст. гл.).
§ 21. Но так как, с другой стороны, разум учит блюсти благочестие
и хранить душевное спокойствие и доброжелательность (что
возможно лишь в государстве) и так как, кроме того, народ не может
быть руководим как бы единым духом (как это необходимо в
государстве), если он не имеет права, установленного по предписанию
разума, то, следовательно, люди, привыкшие жить в государстве, не
столь уж неправильно называют преступлением то, что совершается
вопреки велению разума. Поэтому я и сказал (см. § 18 наст. гл.), что
если в естественном состоянии человек совершает преступление, то
против самого себя (об этом см. гл. IV, §§ 4 и 5, где показано, в каком
смысле мы можем сказать, что тот, кто обладает верховной властью и
подлежит естественному праву, все же подчинен законам и может
§ 22. Что касается религии, то несомненно также, что человек тем
более свободен и тем более верен самому себе, чем более он любит
бога и чтит его всей душой. Но поскольку мы имеем в виду не
порядок природы, нам неизвестный, но лишь веления разума,
касающиеся религии, и в то .же время принимаем в соображение, что
эти веления открыты нам богом, как бы говорящим в нас самих, или
же были открыты пророком, как законы, постольку мы,
приспособляясь к общепринятому словоупотреблению, говорим, что
тот человек повинуется богу, который любит его всей душой, и,
наоборот, тот совершает преступление, который руководится слепым
желанием. Но мы, между тем, не должны забывать, что мы находимся
во власти бога, как глина во власти горшечника, который из одной и
той же смеси делает одни сосуды
