любви,
которая необходимо из него следует; и потому они не столь уж ценны,
чтобы из-за них стоило нарушать мир и общественное спокойствие.
Несомненно к тому же, что по праву природы, т.е. (согласно § 3 пред.
гл.) по божественному решению, я не являюсь ревнителем религии,
ибо мне не дана та власть изгонять нечистых духов и творить чудеса,
которая была некогда у учеников Христа. А эта власть в такой степени
необходима для распространения религии в тех местах, где она
воспрещена, что без нее не только теряются по-пустому и время, и
труд, но, кроме того, создаются всевозможные тягостные осложнения;
все века были свидетелями губительнейших примеров такого рода.
Итак, каждый, где бы он ни жил, может чтить бога истинной религией
и исполнять долг частного человека. Забота же о распространении
религии должна быть предоставлена богу или верховной власти, на
которой только и лежит попечение о делах правления. Но я
возвращаюсь к своему изложению.
§ 11. После того как мы выяснили вопрос о праве верховной власти
в отношении к гражданам и об обязанностях подданных, нам
предстоит теперь рассмотреть это ее право по отношению ко всему
остальному; оно легко познается из сказанного выше. Ведь так как
(согласно § 2 наст. гл.) право верховной власти есть не что иное, как
естественное право, то отсюда следует, что два государства находятся
в тех же отношениях, как два человека в естественном состоянии, с
тою лишь разницей, что государство может обеспечить себя от
притеснения
304305
со стороны других, чего не может сделать человек в естественном
состоянии: ежедневно он забывается сном, часто страдает от болезней
и душевного уныния, впадает, наконец, в дряхлость и, кроме того,
подвержен многим другим превратностям, от которых может уберечь
§ 12. Итак, государство постольку своеправно, поскольку оно
может руководствоваться своей пользой и обеспечить себя от
притеснения со стороны других (согласно §§ 9 и 15 пред. гл.), и
(согласно §§ 10 и 15 пред. гл.) постольку чужеправно, поскольку оно
боится мощи другого государства или поскольку это последнее
противодействует ему в достижении его целей, или поскольку,
наконец, оно нуждается для своего сохранения и процветания в
помощи другого. Ведь мы отнюдь не можем сомневаться в том, что
если два государства хотят оказывать друг другу помощь, то вдвоем
они могут больше и, следовательно, вместе имеют больше права, чем
каждое из них в отдельности (см. § 13 пред. гл.).
.§ 13. Это станет яснее, если мы примем во внимание, что два
государства — по природе враги. Ведь люди (согласно § 14 пред. гл.)
в естественном состоянии являются врагами. Поэтому те, которые
сохраняют естественное право вне государства, остаются врагами.
Если, таким образом, одно государство захочет идти на другое войной
и применить крайние средства, чтобы подчинить его своему праву, то
оно по праву может сделать такую попытку, ибо для ведения войны
ему достаточно иметь соответствующую волю. Но относительно мира
оно может решить что-либо, лишь если присоединится воля другого
государства. Из этого следует, что право войны принадлежит каждому
государству в отдельности, право же мира есть право не одного, но по
меньшей мере двух государств, которые поэтому называются
союзными.
§ 14. Этот союз остается действительным до тех пор, пока имеется
налицо причина заключения союза, а именно боязнь вреда или
надежда на выгоду. Если же для какого-нибудь из государств то или
другое отпадет, то оно остается своеправным (согласно § 10 пред. гл.)
и связь, которой были соединены государства, сама собой разрешится.
Поэтому каждое государство имеет полное право нарушить союз,
когда пожелает; и нельзя относительно [такого государства] сказать,
что оно поступает коварно
305306
и вероломно, если не держит обещания по устранении причины страха
или надежды, так как это условие было равным для каждого из
договорившихся (то именно, что первое [государство],
освободившееся от страха, становится своеправным и может
пользоваться своим правом по своему усмотрению) и, кроме того, так
как каждый договаривается относительно будущего лишь при
предположении наличных обстоятельств. С их изменением же
меняется все положение дела, и по этой причине каждое из союзных
государств сохраняет за собой право сообразоваться со своей пользой
и каждое поэтому стремится по мере своей возможности избавиться
от страха, быть, следовательно, своеправным и воспрепятствовать
тому, чтобы другое превзошло его своей мощью. Если, следовательно,
какое-нибудь государство жалуется на обман, то, конечно, оно должно
пенять не на вероломство союзного государства, но лишь на свою
глупость, побудившую его доверить свое благоденствие другому,
которое своеправно и для которого свое собственное благоденствие
§ 15. Государствам, заключившим мир, принадлежит право
разрешать вопросы, могущие возникнуть относительно условий или
законов мира, которые они взаимно обязались хранить, ибо право
мира есть право не каждого в отдельности, но договаривающихся
вместе (согласно § 13 наст. гл.). Если же они не могут прийти к
соглашению относительно них, то тем самым они возвращаются к
состоянию войны.
§ 16. Чем больше государств заключает вместе мир, тем менее
страха внушает каждое в отдельности всем другим, или тем менее
власти у каждого начать войну, но тем более оно обязано блюсти
условия мира, т.е. (согласно § 13 наст. гл.) тем менее оно своеправно,
но тем более обязано приспособляться к общей воле союзных
государств.
§ 17. Однако такой взгляд отнюдь не уничтожает верности
обещанию, хранить которое учит здравый разум и религия; ибо ни
разум, ни Писание не учат хранить каждое обещание. Если я,
например, обещал кому-нибудь сберечь деньги, которые он тайком
дал мне на сохранение, то я не буду обязан сдержать свое обещание,
когда я узнаю или у меня создастся убеждение, что данные мне на
сохранение деньги — ворованные; но я поступлю
306307
более правильно, если постараюсь вернуть их по принадлежности.
Точно так же если одна верховная власть обещала другой сделать чтонибудь такое, относительно чего дальнейшее течение дел или разум
выяснили его пагубность для общего благоденствия подданных, то
она, конечно, обязана нарушить обещание. Таким образом, ввиду того
что Писание предписывает верность обещанию лишь как общее
правило и отдельные случаи предоставляет суждению каждого, то оно
не учит, следовательно, ничему такому, что шло бы вразрез с только
что изложенным.
§ 18. Но для того чтобы в дальнейшем не приходилось столько раз
обрывать нить изложения и отвечать на подобные возражения, я хочу
напомнить, что я доказал все это из необходимости человеческой
природы, как бы на нее ни смотреть, а именно из стремления всех
людей к самосохранению, каковое стремление присуще всем людям
— как мудрецу, так и невежде. И потому, будем ли мы рассматривать
людей как руководящихся разумом или — аффектами, дело от этого
не изменится, ибо, как мы сказали, доказательство было всеобщим.
ГЛАВА IV
О ВАЖНЕЙШИХ ПОЛИТИЧЕСКИХ ДЕЛАХ
§ 1. В предыдущей главе мы говорили о праве верховной власти,
определяемом ее мощью. Мы видели, что существо права заключается
главным образом в том, что оно является как бы духом государства,
которым все должны руководствоваться. Поэтому только верховная
власть имеет право решать, что хорошо, что дурно, что справедливо,
что несправедливо, т.е. что следует делать каждому в отдельности или
всем вместе или от чего воздерживаться. Таким образом, мы видели,
что только ей одной принадлежит право издавать законы, толковать
их в каждом отдельном случае, если относительно их возникнет
какой-нибудь вопрос, и решать, противоречит ли данный случай праву
или согласен с ним (см. §§ 3, 4, 5 пред. гл.), далее, решать вопрос о
войне или об установлении и предложении условий мира, или о
принятии предложенных (см. §§ 12 и 13 пред. гл.).
307308
§ 2. Так как все это, равно как и изыскание средств, необходимых
для приведения этого в исполнение, суть дола, касающиеся
совокупного тела верховной власти, т.е. государства (Respublica), то
отсюда следует, что ход государственных, дел зависит исключительно
от руководства того, кто обладает верховной властью. Следует, далее,
что лишь верховной власти принадлежит право судить о поступках
каждого, налагать кару на преступников и разрешать вопросы о праве,
возникающие между гражданами, или же назначать знатоков
действующего права, чтобы они занимались этим вместо нее; затем
определять и проводить меры, необходимые для [ведения] войны и
[сохранения] мира, как-то: укреплять города, набирать солдат,
распределять должности в войске, приказывать то, что надлежит, по
ее мнению, сделать, снаряжать с целью мира послов и выслушивать
таковых и, наконец, взимать нужные для всего этого издержки.
§ 3. Итак, право заниматься государственными делами или
избирать с этой целью должностных лиц принадлежит только
верховной власти. Отсюда следует, что тот подданный посягает на
верховную власть, который по одному своему усмотрению, без ведома
верховного совета, принимается за какое-нибудь государственное
дело, хотя бы то, что он задумал сделать, было бы, по его убеждению,
наилучшим для государства.
§ 4. Но обыкновенно спрашивают: подчинена ли верховная власть
законам и может ли она, следовательно, совершить преступление? Так
как выражениями «закон» и «преступление» пользуются обыкновенно
в применении не только к праву государства, по и ко всем правилам
(regulae) естественных вещей и прежде всего разума, то мы не можем
просто сказать, что государство не подчинено никаким законам или не
может совершить преступления. Ведь если бы государство не было
подчинено никаким законам или правилам, без которых государство
не было бы государством, то на государство следовало бы смотреть не
как на естественную вещь, а как на химеру. Следовательно,
государство совершает преступление, когда делает или терпит то, что
может быть причиной его гибели; в этом случае мы говорим
«совершает преступление» в том же смысле, в каком философы или
медики говорят, что природа грешит, и в этом смысле мы можем
сказать, что государство грешит, когда делает что-нибудь вразрез
308309
с велением разума. Ведь государство тогда является наиболее
своеправным, когда поступает по велению разума (согласно § 7 пред.
гл.); поскольку же оно поступает вопреки разуму, постольку оно
изменяет себе и совершает преступление. Это станет яснее, если мы
примем в соображение, что, когда мы говорим, что всякий может
располагать вещью, подчиненной его праву, как хочет, то эта власть
должна определяться не только мощью действующего, но и
особенностями претерпевающего действие. Если, например, я говорю,
что я по праву могу располагать этим столом, как хочу, то я ведь,
конечно, не думаю, что имею право добиться того, чтобы этот стол ел
траву. Точно так же, хотя мы и говорим, что люди не своеправны, но
подчинены праву государства, но мы не вкладываем в это того
смысла, что люди теряют человеческую природу и облекаются новой,
и поэтому государство имеет право добиваться того, чтобы люди
летали или, что равно невозможно, чтобы люди с уважением взирали
на то, что возбуждает смех или отвращение; но лишь тот смысл, что
имеются известные обстоятельства, при предположении которых у
подданных создается уважение и страх к государству и при
устранении которых исчезает и уважение, и страх, а с ними вместе и
государство. Поэтому государство, чтобы быть своеправным, обязано
сохранять причины уважения и страха; в противном случае, оно
перестает быть государством. Ибо для тех или для того, в чьих руках
верховная власть, столь же невозможно бегать пьяным или нагим по
улицам с развратницами, ломать шута, открыто нарушать и презирать
им же самим изданные законы и в то же время сохранять подобающее
ему величие, как невозможно одновременно быть и не быть. Далее,
убийство и грабеж подданных, похищение девушек и тому подобные
поступки превращают страх в негодование и, следовательно,
гражданское состояние — в состояние враждебности.
§ 5. Итак, мы видим, в каком смысле мы можем сказать, что
государство связано законами и может совершить преступление. Но
если мы под законом
