состояния,
каковое состояние Адам должен был утратить, совершивши этот
поступок. Лишение же (privatio), как это само собой очевидно, не есть
что-нибудь положительное и называется лишением с точки зрения
нашего ума, а но с точки зрения ума божественного. Происходит же
это оттого, что все единичные предметы одного и того же рода, все то,
например, что имеет внешний вид людей, мы подводим под одно и то
же определение и затем каждому из этих предметов приписываем
одинаковую способность к высшему совершенству, какое только
может быть выведено из данного определения. Когда же мы встречаем
существо, действия которого противоречат такому совершенству, мы
утверждаем, что оно лишено этого совершенства и отступает от самой
своей природы, чего мы не стали бы утверждать, если бы не
сравнивали его с такого рода определением и не примышляли бы к
нему такой именно природы. Но так как бог познает вещи не
абстрактно и не образует подобного
453454
рода общих определений и так как вещам присуще но больше
реальности 94, чем сколько ее отпущено и фактически им уделено
божественным разумом и божественным могуществом, то отсюда с
ясностью следует, что о «лишении» [или «недостатке», privatio]
можно говорить только с точки зрения нашего разума, но не с точки
зрения бога.
Сказанное, как мне кажется, вполне исчерпывает данный вопрос.
Однако, чтобы сделать дорогу более ровной и устранить все
возможные недоразумения, я считаю нужным разобрать здесь еще два
следующих вопроса. Во-первых, почему Св. Писание говорит, что бог
требует от нечестивых, чтобы они обратились, а также почему он
запретил Адаму вкушать от древа, предначертав в то же время
противоположное? Во-вторых, не вытекает ли из сказанного мной, что
нечестивые своею гордынею, жадностью, отчаянием и т.п. точно так
же служат богу, как и праведники своим великодушием, терпением,
любовью и т.п., ибо и те и другие выполняют волю бога?
В ответ на первое скажу, что Писание, будучи предназначено и
приспособлено главным образом для простонародья (plebs), постоянно
прибегает к такому способу выражения своих мыслей, который
свойствен человеческой ограниченности (humano more loqui), ибо
простой народ неспособен к пониманию возвышенных предметов.
Поэтому-то, как я полагаю, все то, что бог открыл пророкам, как
необходимое для человеческого блаженства, и было записано в форме
законов. И таким образом пророки сочинили целую притчу. А именно,
поскольку бог открыл им средства, ведущие к блаженству и к
погибели, и поскольку он был причиной как блаженства, так и
погибели, то они изобразили его в виде царя и законодателя; средства,
которые суть не что иное, как причины, они назвали законами и
записали их в форме законов; блаженство же и погибель, являющиеся
только следствиями, неизбежно вытекающими из этих средств, они
представили как награды и наказания. И все свои слова и выражения
они сообразовывали скорее с этой притчей, чем с истиной. Сам бог
постоянно изображается ими наподобие человека — то гневным, то
сжалившимся, то желающим чего-нибудь в будущем, то охваченным
ревностью и подозрением, наконец, даже обманутым
454455
дьяволом. Так что философы и вообще все те, которые стоят выше
закона, т.е. которые следуют добродетели не как закону, но нз любви,
потому что она есть самое лучшее, не должны смущаться подобного
рода выражениями.
Следовательно, сделанное Адаму запрещение состояло лишь в
сообщении ему того, что вкушение от древа причинит ему смерть;
точно так же, как бог открывает нам через посредство нашего
естественного разума, что яд смертелен. Если же Вы спросите меня, с
какою целью бог открыл ему это, то я отвечу: с целью сделать его тем
самым более совершенным в отношении его познания. Спрашивать же
бога, почему он не дал ему также более совершенной воли, столь же
нелепо, как спрашивать, почему он но дал кругу всех свойств шара.
Все это с полной очевидностью следует из вышесказанного и, кроме
того, доказано мною в [схолии к] теореме 15, 1-й части «Основ
философии Декарта, доказанных геометрическим способом».
Что касается Вашего второго затруднения, то совершенно
справедливо, что нечестивые в своем роде тоже выполняют волю бога.
Но из этого отнюдь не следует, чтобы их можно было ставить на одну
доску с праведными, потому что чем более какая-нибудь вещь
заключает в себе совершенства, тем больше она имеет также и
божественности и тем в большей степени она выражает собою
совершенство бога. Так как в силу этого праведники заключают в себе
неизмеримо больше совершенства, чем нечестивые, то качества этих
последних не могут идти в сравнение с качествами праведников.
Нечестивые лишены той божественной любви, которая проистекает из
познания бога и в силу ее одной мы называемся (в меру совершенства
нашего человеческого разума) слугами бога. Более того: так как они
не познают бога, то они являются всего лишь орудием в руках
мастера, — орудием, которое служит бессознательно и, служа,
изнашивается, тогда как праведники в противоположность этому
служат сознательно и, служа, делаются более совершенными 95.
Вот и все, господин мой, что я могу сейчас представить на Ваше
рассмотрение в ответ на Ваш вопрос. Я очень желал бы, чтобы это
могло удовлетворить Вас. Однако если для Вас останутся еще какиенибудь затруднения,
455456
то прошу Вас изложить их мне, чтобы посмотреть, не смогу ли я их
разрешить. Вам со своей стороны нечего стесняться, и, пока Вы не
будою считать себя удовлетворенным, я ничего бы так но желал, как
того, чтобы знать основания этой неудовлетворенности; так чтобы в
конце концов истина могла обнаружиться. Мне бы очень хотелось
иметь возможность писать Вам на том языке, на котором я был
воспитан 96: быть может, я сумел бы тогда лучше выразить свои
мысли. Однако прошу Вас, примите благосклонно написанное мною и
сами исправьте ошибки.
Преданный Вам друг и слуга Б. де Спиноза.
Де Ланге Богарт 97, 5 января 1665 г.
Я пробуду в этом Богарте еще три или четыре недели, а затем
предполагаю возвратиться в Ворбург. Я думаю, что получу от Вас
ответ до этого времени. Но если помешают Ваши дела, тогда пишите,
пожалуйста, в Ворбург со следующей надписью (на конверте):
доставить на Церковную улицу, в дом господина Даниила Тейдемана,
живописца.
ПИСЬМО 20 98
Славнейшему мужу Б. д. С.
от Виллема вал Блейенберга.
ОТВЕТ НА ПРЕДЫДУЩЕЕ
Как только я получил и пробежал глазами Ваше письмо, мне
захотелось не только тотчас же ответить на него, но и многое
опровергнуть в нем. Однако, чем более я в него вчитывался, тем менее
находил материал для возражения. И сколь велико было охватившее
меня желание прочитать Ваше письмо, но меньшим было
удовольствие, которое я получил от его чтения.
Но прежде, чем я обращусь к Вам с просьбой разрешить для меня
еще некоторые затруднения, считаю нужным предупредить Вас, что я
имею два общих пра-
456457
вила, которых стараюсь постоянно придерживаться в моих
философских занятиях. Первое правило — это ясное и отчетливое
понятно моего разума; второе — божественное слово откровения или
воля божья. Следуя первому правилу, я стараюсь быть любителем
истины; следуя же и тому и другому вместе, я стараюсь быть
христианским философом. И если после долгого исследования
оказалось бы, что мое естественное познание противоречит
откровению или вообще не вполне согласуется с ним, то слово божье
имеет в моих глазах такое авторитетное значение, что я скорее
заподозрю мои понятия и представления, сколь ясными они бы ни
казались мне, чем поставлю их выше и против той истины, которую я
считаю предписанной мне в Священном Писании. Да и что в этом
удивительного, раз я хочу непреложно верить в то, что это слово есть
слово божье, т.е. что оно проистекает от высочайшего и
совершеннейшего бога, заключающего в себе больше совершенств,
чем я могу постигнуть. Быть может, бог пожелал провозвестить о себе
и делах своих нечто более совершенное, чем то, что мне с моим
ограниченным интеллектом теперь, в настоящее время, оказывается
доступным. Ведь возможно, что разными своими проступками я сам
лишил себя более совершенного состояния; между тем как, обладая
совершенством, которого я лишился вследствие своих проступков, я
был бы в состоянии уразуметь, что все, чему поучает нас и что
возвещает нам божье слово, находится в полном согласии также и с
самыми здравыми понятиями моей души. А так как я сам еще
сомневаюсь, не лишил ли я себя своими постоянными заблуждениями
лучшего состояния, и так как (согласно Вашему утверждению в 15-й
теореме 1-й части «Основ») наше познание, даже самое ясное,
заключает в себе некоторое несовершенство, то я предпочитаю без
рассуждения преклониться перед этим словом, исходя из того, что оно
даровано нам совершеннейшим существом (это я здесь наперед
предполагаю, ибо доказывать это здесь было бы неуместно и слишком
долго) и что поэтому я должен в него верить. Так вот, если бы при
обсуждении Вашего письма я руководствовался только первым моим
правилом, оставив в стороне второе, как если бы я не признавал его
или если бы его вовсе не существовало, то я должен был бы
согласиться с очень многим (что я и делаю) и я должен был бы
восхищаться ясностью
457458
Ваших концепций. Но второе правило принуждает меня разойтись с
Вами по многим пунктам. Однако рассмотрю все это, насколько
позволяет форма письма, более обстоятельным образом, причем буду
руководствоваться как тем, так и другим правилом.
Во-первых, следуя первому правилу, я предлагал Вам следующий
вопрос: так как Вы утверждаете, что творение и сохранение вещей
есть одно и то же, что бог поддерживает не только бытие вещей, но и
все их движения и состояния, т.е. участвует в их действиях, то не
следует ли из этого, что или не существует никакого зла, или зло
производится самим богом? При этом я исходил из того руководящего
положения, что ничто не может совершаться против воли бога, ибо
иначе он заключал бы в себе несовершенство, или вещи,
производимые богом (в числе которых, по-видимому, находятся те,
которые мы называем злом), должны были бы оказаться дурными. Но
так как в этом тоже заключается противоречие, из которого я,
несмотря на все мои усилия, не мог выпутаться, то я и обратился к
Вам — наилучшему истолкователю Ваших собственных воззрений. В
ответе своем Вы говорите, что настаиваете на первом своем
положении, а именно, что ничто не делается и не может делаться
против воли божьей. Для разрешения же возникающего отсюда
вопроса, не значит ли это, что от бога происходит и все злое, Вы
утверждаете, что «грех не есть нечто положительное», и прибавляете,
что «говорить о наших согрешениях перед богом можно только в
совершенно условном смысле». Точно так же в главе 6 части 1
Приложения Вы говорите: «Нет безусловного зла, как это очевидно
само по себе» 99, ибо «все сущее, рассматриваемое само в себе, без
отношения к другим предметам, заключает в себе совершенство,
простирающееся в каждом предмете до того предела, до какого
простирается его сущность. Отсюда с полною очевидностью следует,
что грехи, так как они обозначают не что иное, как несовершенство,
не могут состоять в чем-нибудь таком, что выражало бы сущность
вещи». Если грех, зло, заблуждение — называйте как угодно —
обозначают но что иное, как потерю или лишение более совершенного
состояния, то отсюда, по-видимому, следует, что существование само
по себе не есть ни зло, ни несовершенство. Но зло может произойти в
существующей вещи. Ибо совершенное не может
458459
потерять своего совершенного состояния вследствие какого-нибудь
столь же совершенного поступка, но лишь вследствие того, что мы
склоняемся к чему-нибудь несовершенному, злоупотребляя
дарованными нам силами. Вы, по-видимому, называете это не злом,
но лишь меньшим благом, потому что вещи,
