104 мы не

будем следовать в своих суждениях порядку, который бог установил

относительно нашего разума и нашей воли и который требует, чтобы

мы давали свое согласие только на то, что ясно постигается нашим

разумом, — то хотя случайно мы и можем напасть на истину, но тем

не менее это будет грехом против требуемого богом порядка.

Следовательно, подобно тому, как воздержание от суждения

сохраняет нас в том состоянии, в котором мы были сотворены богом,

так, напротив, смутное согласие с чем-нибудь ставит нас в худшее

состояние по сравнению с тем, в котором мы находились, ибо в этом и

состоит основа всех наших заблуждений, которые в конце концов и

лишают нас совершенного состояния. Я ужо слышу, как Вы говорите

на это: разве не лучше сделать себя более совершенным, соглашаясь

хотя бы с тем, что смутно для нашего понимания, чем, оставаясь

индифферентным, постоянно пребывать на низшей ступени

совершенства и свободы? Но, не говоря о том, что мы уже отвергли

это, показав, что таким образом мы стали бы хуже, а не лучше, нам

кажется просто невозможным и даже противоречивым, чтобы бог

распространил познание вещей, им самим предопределенное, дальше

того познания, которое он дал

469470

нам; тем более, что это опять-таки значило бы, что бог заключает в

себе абсолютную причину всех наших заблуждений. И этого

заключения моего не опровергает то, что мы не можем обвинять бога

за то, что он не одарил нас более щедро, чем он сделал это в

действительности, так как и к этому он не был обязан. Правда, бог не

обязан давать нам более того, что он нам дал, но высшее

совершенство бога предполагает, что творение его не может

заключать в себе тех противоречий, какие следовало бы приписать

ему на основании Ваших слов. Нигде, во всей сотворенной природе,

кроме как в нашем собственном разуме, не находим мы знания. С

какою же другой целью дано нам сие, если не с тою, чтобы мы

созерцали и познавали дела божий? И что может вытекать отсюда с

большей очевидностью, чем то, что между подлежащими нашему

познанию вещами и нашим разумом должна существовать гармония?

Если теперь я разберу Ваше письмо с точки зрения моего второго

общего правила, то различие наших мнений будет еще больше. Ибо

мне кажется (пожалуйста, сообщите мне, не ошибаюсь ли я в этом),

что Вы не признаете за Священным Писанием той непреложной

истинности и божественности, которые, как я твердо убежден, в нем

имеются. Правда, судя по Вашим словам, Вы верите в то, что

содержание Священного Писания было открыто пророкам самим

богом, однако столь несовершенным способом, что будь это

действительно так, как Вы полагаете, бог заключал бы в себе

противоречие. Ибо если бог открыл людям свое слово и свою волю,

то, конечно, с известной целью и с полной ясностью. Если же

пророки, получив это слово, сделали из него какую-то притчу, то

нужно признать, что бог или хотел, или не хотел этого. Если бы он

хотел, чтобы пророки обратили его слово в притчу, т.е. чтобы они

уклонились от его смысла, то это значило бы, что бог является

причиной заблуждений, и в таком случае бог желал бы чего-то

противоречивого. Если же бог не хотел этого, то пророки не могли бы

составить притчу из слова божья. Кроме того, нужно думать, что если

бог сообщил пророкам свое слово, то он сообщил его в такой форме,

чтобы они безошибочно восприняли его. Ибо, сообщая свое слово, бог

должен был иметь определенную цель, которая не могла состоять в

том, чтобы ввести людей в заблуждение этим своим

470471

сообщением. Ведь это было бы противоречием в боге. Точно так же не

мог и человек впасть в заблуждение против воли бога, ибо это,

согласно Вашему мнению, невозможно. Вообще нельзя признать за

вероятное, будто всесовершенный бог допустил, чтобы слово его,

открытое пророкам для разъяснения народу, было истолковано ими в

ином смысле, чем того хотел он сам. Ибо если мы признаем, что бог

сообщил пророкам свое слово, то вместе с тем мы должны будем

признать, что он являлся им или говорил с ними каким-нибудь

необычайным образом. Если теперь пророки сделали из этого слова

притчу, т.е. вложили в него иной смысл, чем того хотел бог, то это

также должно было быть сделано по его внушению. Допустить же, что

пророки могли понять что-нибудь иначе, чем этого хотел бог, — это

столь же невозможно в отношении пророков, как противоречиво в

отношении бога.

Вы почти ничем не доказываете, чтобы бог действительно открыл

свое слово в той форме, в какой Вам угодно понимать это, т.е. чтобы

он открыл только блаженство и погибель и предписал известные

средства, ведущие к тому или другому, и чтобы блаженство и

погибель были только результатом этих предписанных им средств.

Ибо если пророки действительно получили слово божье в этом Вашем

смысле, то какие мотивы побудили их придать ему иной смысл?

Равным образом я не усматриваю у Вас ни единого доказательства,

которое бы могло убедить нас в том, что утверждаемый Вами смысл

должен быть поставлен выше того смысла, который мы находим у

пророков. Если же Вы считаете за доказательство то соображение, что

иначе слово божье содержало бы в себе много несовершенств и

противоречий, то я замечу Вам, что высказать это еще не значит

доказать что-либо. И кто знает еще, какое из этих двух толкований

содержит в себе — если мы сопоставим их — менее противоречий?

Наконец, существо в высшей степени совершенное прекрасно знало,

что может быть понято простыми людьми и каким методом лучше

всего наставлять их.

Что касается второй части разбираемого Вами вопроса, то Вы сами

спрашиваете: почему бог запретил Адаму вкушать от древа,

предначертав в то же время противоположное? — На что Вы

отвечаете: сделанное Адаму запрещение состояло только в

предостережении, что

471472

вкушение от древа причинит ему смерть, точно так же как нам бог

указывает на смертельность яда через посредство нашего

естественного разума. Но раз мы признаем, что бог что бы то ни было

запрещал Адаму, то какие доводы заставят меня поверить этому

способу запрещения, о котором говорите Вы, — в предпочтение тому,

что говорят об этом запрещении пророки, которым сам бог открыл

свой способ запрещения? Вы скажете на это: мой способ запрещения

естественнее, а потому более похож на истину и более приличествует

богу. Но все это я решительно отвергаю. Я не могу согласиться и с

тем, будто бог открыл нам смертоносные свойства яда через

посредство нашего естественного разума, потому что я не усматриваю

мотивов, которые создали бы во мне сознание того, что что-либо

может быть смертельно, пока я сам не убедился во вредном действии

ядов, видя это действие собственными глазами или слыша о нем чтонибудь от других. Повседневный опыт убеждает нас в том, что люди,

незнакомые с действием яда, как ни в чем не бывало съедают его и

умирают. Вы скажете: если бы люди знали, что это яд, то от них не

укрылось бы и то, что он представляет собою нечто вредное. Но

повторяю: никто не имеет и не может иметь понятия о яде, пока не

увидит или не услышит, что кто-нибудь, употребляя его, причинил

себе вред. И если мы предположим, что до сих пор нам никогда не

приходилось ни видеть, ни слышать, что употребление яда причинило

кому-нибудь вред, то не только мы не будем ничего знать об этом, но

и сами будем без малейшего опасения употреблять его на свою

погибель. Подобным же образом мы ежедневно убеждаемся и во

многих других истинах того же рода.

Что может в сей жизни доставить большую радость честному уму,

чем созерцание всесовершенного божества? Ибо, когда наша душа

обращается к совершеннейшему существу, она сама должна

заключать в себе самое совершенное, что только может выпасть на

долю нашего конечного интеллекта. И нет ничего в жизни, на что я

променял бы это наслаждение. В этом созерцании я могу с небесной

страстью проводить продолжительное время, однако вместе с тем я

испытываю сердечную грусть, видя, сколь многого недостает моему

конечному интеллекту. Но эта грусть облегчается надеждой, которой

472473

я обладаю и которая мне дороже моей жизни, надеждой на то, что и

после я не перестану существовать, но буду жить и созерцать

божество более совершенным образом, чем это доступно мне в

настоящей жизни.

Когда я размышляю об этой короткой и преходящей жизни, в

которой ежеминутно можно ожидать смерти, то, если бы я должен

был думать, что мое существование прекратится и что я буду лишен

этого святого и прекрасного созерцания, без сомнения, я был бы

гораздо более несчастен, чем те твари, которые не знают, что им

предстоит конец. Ибо в этом случае до моей смерти я был бы

несчастным вследствие страха смерти, а после смерти я стал бы ничем

и был бы несчастен в силу того, что был бы лишен этого

божественного созерцания. А Ваши взгляды ведут, по-видимому, к

тому, что, когда кончится моя здешняя жизнь, это будет концом

навсегда. Напротив того, слово и воля бога вселяют в меня

внутреннюю силу, свидетельствуя в моей душе о том, что по

окончании этой жизни придет время, когда я буду наслаждаться

созерцанием всесовершеннейшего божества, находясь сам в более

совершенном состоянии. И не подлежит никакому сомнению, что

даже если бы эта надежда в конце концов оказалась ложной, все-таки

она делает меня счастливым, пока я обладаю ею. И это единственное,

о чем я прошу и буду просить бога моими молитвами, воздыханиями

и обетами (о, если бы я мог еще что-нибудь сделать для этого!) до тех

пор, пока есть дыхание в моем теле, — чтобы ему угодно было

посредством его божественности дать мне это счастье и чтобы по

уничтожении этого тела я продолжал оставаться мыслящим

существом и имел бы возможность созерцать совершеннейшее

божество. И если только я могу достигнуть этого, то мне уже

безразлично, как здесь верят, в чем убеждают друг друга, можно ли

или нет основывать что-либо на нашем естественном разуме и чтонибудь постигать посредством его. В этом, в этом одном все мои

стремления, мои мечты, мои постоянные молитвы, — чтобы бог

укрепил в душе моей эту уверенность. А когда я обладаю ею (и горе

мне, если бы я ее лишился!), душа моя с вожделением восклицает:

«Как олень жаждет свежей воды ручья, так и душа моя, о господи,

стремится к тебе! О, скоро ли наступит день, когда я буду с тобой и

увижу тебя?» 105. Если только я этого достигну, то исполнится все, к

чему стремится и

473474

чего желает душа моя. Этих надежд я не нахожу в Ваших воззрениях,

согласно которым наше служение не есть нечто приятное богу. И я не

понимаю, почему бог произвел нас и заботится о нашем сохранении,

если (говоря обыкновенным человеческим языком) наше служение и

наша хвала не доставляют ему никакого удовольствия. Но если я

заблуждаюсь относительно Ваших воззрений, то прошу Вас

разъяснить их мне.

Однако я задержал Вас уже слишком долго, и, так как мое время и

бумага приходят к концу, я заканчиваю это письмо. Жажду видеть

разрешение всех моих недоумений. Быть может, я вывел из Вашего

письма кое-какие заключения, которые не составляют Вашего

настоящего мнения. Горячо желаю услышать Ваши объяснения

относительно этого.

Недавно я занимался рассмотрением некоторых атрибутов божьих,

причем немалую пользу оказало мне Ваше «Приложение». В самом

деле, я лишь