и Маленков. Сталин обрадовался.
— В. А., вы так и не побывали у нас в гостях! — проговорил Берия, здороваясь.
— Я не собираюсь умирать, у меня ещё есть время.
— Ловлю на слове, — пророкотал упитанный нарком-маршал.
Обед оказался поздним. На первое принесли густой украинский борщ, на второе — хорошо приготовленную гречневую кашу и много отварного мяса, на третье — компот и фрукты. И. В. был в хорошем расположении духа, много шутил, пил легкое грузинское вино «Хванчкара» и угощал им других, но присутствующие предпочитали коньяк и водку. Веселить Сталина приехали артисты.
— Зачем они сдались? — недовольно пробурчал Берия.
— Артистов нельзя обижать, — сказал И. В.
— С кого начнем? — сгибаясь, спросил Поскребышев.
— Вначале послушаем Ивана Семеновича Козловского, — проговорил И. В.
— Остальных можно отправить домой?
— Разве они торопятся?
В полночь Берия и Маленков уехали. Я вопросительно посмотрела на Сталина.
— Что, Верочка, тошно стало от старого Сталина? Потянуло домой? Захотелось к мужу в постельку? Не волнуйтесь, мы вас снова пришпорим, у наездника ещё остались силы, на ваш век хватит!
Ну и лексикон! Он сравнивал меня с ездовой лошадью.
— И. В., миленький, почему вы меня оскорбляете?
— Я давно не видел твое тело. Раздевайся! Ты забыла про свои обязанности? Придвинься ко мне! Дай грудь подержать. — Он снова меня унижал. — Можешь укрыться одеялом, а то не дай Бог простудишься и меня заразишь. — Сталин потушил свет. Он не хотел, чтобы я видела его мощи. Да, ты такая же, как была — Он закурил. — Я помню все наши встречи. Знаешь, Верочка, мне тебя здорово не хватало. Не с кем было обмолвиться словом. Кругом — одни ослы. Когда ты уехала, в Москве было очень неспокойно. Гитлер мечтал затопить Москву и Ленинград. Заводы и фабрики, институты, театры, киностудии мы эвакуировали. В городе почти не осталось детей. Я приказал Москву подготовить к взрыву, чтобы Гитлеру и его полчищам ничего не досталось. На Центральном аэродроме наготове стояли военные самолеты. Три месяца 1941 года — октябрь, ноябрь, декабрь — я провел в рабочем Кабинете около военных карт. Исход Великой Отечественной войны решила героическая битва под Москвой. Победило упорство великого русского народа Я все знал о тебе. Мне не хотелось будоражить тебя. Иногда приходила Валечка, она согревала старые кости — И. В. проговорил сквозь сон: — Поедешь на озеро Рица, там очень красиво. Я приеду через неделю.
* * *
…С ужасом слушала болтовню кремлевского полунаместника Поскребышева. Незаметно перешла на другую тему:
— Скажите, И. В. серьезно увлекся сестрой товарища Кагановича?
— Как вам сказать, Верочка? — Гость пододвинул к себе ещё одну бутылку водки, пил из стакана, закусывал холодным мясом и соленым огурцом. — Для укрепления своих расшатавшихся позиций Молотов по совету Берия предложил Лазарю сосватать Сталину его сестру. Они были уверены, что маневр удастся и тогда эта вшивая группка окончательно приберет к рукам И. В. Любая сказка имеет присказку. Тройка уговорила Розу. Во время кремлевского банкета И. В. обратил на неё внимание. Нам с Маленковым удалось застенографировать одну хитрую беседу, которую в своем теремочке вели товарищи Берия и Молотов. Розочка навещает товарища Сталина один разок в неделю. Тройка лелеет надежду, что она отяжелеет, но мы с нее, образины носатой, глаз не спускаем. Если что и получится, силой потащим на аборт, а там и повод будет прирезать проклятую жидовку.
* * *
Характер Сталина менялся буквально по часам. Никто не знал, что он сделает через минуту. И. В. смещал министров, он никому не верил, считал, что каждый пытается его обмануть. Произошло частичное падение Молотова: его кресло, пост министра иностранных дел, занял Андрей Вышинский. В секретариате Сталина появились новые люди — мрачные и жестокие Чесноков и Андрианов, ставленники Берия и Маленкова. За глаза худосочного Андрианова называли «оловянным солдатиком». Поскребышеву люди Берия «организовали» две катастрофы, он чудом остался жить. Террористов-неудачников Л. П. приказал расстрелять.
За исполнение роли Марины Мнишек получила Сталинскую премию. Позвонила Сталину, хотела его поблагодарить, полчаса ждала соединения. Наконец услышала его старчески-утомленный голос:
— Что тебе нужно? Зачем беспокоишь? Мы не нуждаемся в фальшивой благодарности. Получила премию — скажи спасибо. Заткнись и больше не морочь голову, потаскуха!
Маленков прислал именное приглашение на ЕГО 70-летний юбилей. Торжественное собрание открылось 20 декабря в Большом театре. В Кремле состоялся грандиозный банкет — 10000 гостей. За столом увидела Сталина, мне показалось, что торжество его не касается, он ко всему относился безучастно.
И. В., который всегда ВСЕ помнил, велел нарочно пригласить отставных любовниц. За одним столом «дружной ватагой» сидели, мирно беседуя, Роза Каганович, Валерия Барсова, Бронислава Златогорова, Наталья Шпиллер, Ольга Лепешинская, Марина Семенова, Валечка Истомина. Меня посадили с Поскребышевым. Он молча оплакивал потерю любимой жены, которая имела несчастье быть сестрой Надежды Седовой — жены Троцкого. По словам Берия, её «по ошибке» расстреляли.
Мне вспомнилось первая наша встреча с ним. Это было в Большом театре после исполнения мной главной партии в опере «Кармен». Сталин тогда взглянул на меня исподлобья. Это был мужской, пытливый, властно-оценивающий взгляд. Прошло мгновение, какая-то доля секунды, но взгляд этот я запомнила на всю жизнь. Сталин мысленно раздевал меня и осторожно взвешивал «за» и «против». Через месяц я получила правительственное распоряжение о переводе в Большой театр.
Со всей России большие и малые города, заводы и фабрики, институты и отделения милиции, торговые предприятия и школы, детские дома и управления концентрационными лагерями, колхозы и совхозы, тресты и главки, музеи и тюрьмы, театры и воинские части, писатели и художники поездами, самолетами, пароходами, подводными лодками присылали СВОЕМУ бессмертному вождю и учителю всех угнетенных десятки тысяч подарков, стоимость которых невозможно оценить. Коммунистические партии всех стран мира не остались в долгу перед ВЕЛИКИМ ДИКТАТОРОМ. Из Китая на поклон к Сталину приехал Мао-Цзедун. Они долго трясли друг другу руки и долго целовались. Больше всех постарался угодить «любимому и добросердечному» Сталину первый секретарь ЦК Компартии Украины Никита Сергеевич Хрущев. И неожиданно для всех И. В. разрешил ему навсегда остаться в Москве.
— Ты хороший человек, хватит тебе скитаться. Будешь секретарем Центрального Комитета партии.
Мы все видели, как благодарный Никита, склонный к дешевой сентиментальности, от избытка чувств поцеловал «бессмертному» руку, а потом облобызал его рябое лицо.
Здание музея Революции было отдано для размещения «подарков» Сталину. Российские подданные в приказном порядке часами простаивали в очереди, чтобы узреть богатейшую дань.
13 апреля 1950 года в Большом театре с триумфальным успехом прошла опера Мусоргского «Хованщина». Эту оперу композитор писал последние 8 лет, но оркестровать не успел, окончательная редакция и оркестровка принадлежит Римскому-Корсакову. Мысль о создании оперы Мусоргскому подал его друг и почитатель В. В. Стасов — известный музыкальный критик и искусствовед.
Сталин пригласил исполнителей главных ролей в правительственную ложу. Говорил он медленно, с трудом подбирая слова. И вдруг я получила комплимент:
— Мы знаем вас, товарищ Давыдова, столько лет, а вы все такая же красивая, темпераментная и… необыкновенная…
От радости на глазах выступили слезы. Я поблагодарила за комплимент, ведь он все ещё оставался вождем. В ложе находились Маленков, Хрущев, Берия, Вышинский, Булганин, Микоян; Молотова и Кагановича не было.
Сталин встал. Он повернулся к раболепно склонившимся в поклонах постановщикам спектакля и попросил каждого назвать себя, а Хрущева записать их фамилии и имена.
— Будем хорошо вас награждать, — проговорил он совсем тихо, — дирижера Голованова, режиссера Баратова, художника Федоровского, балетмейстера Кореня, хормейстера Шорина. Спасибо вам за «Хованщину»! Сегодня я навсегда прощаюсь с моим любимым Большим театром, где я провел столько чудесных и незабываемых часов…
Сталин вышел из ложи. Мы все захлебывались слезами, такова была сила непонятного человека».
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ. КОНЕЦ ЖИЗНИ И ВОСПОМИНАНИЯ О ВТОРОЙ ЖЕНЕ
Людям, жившим в то же время, что и Сталин, казалось, что сталинское время никогда не кончится и он будет жить долго и никогда не умрет. Трудно было верить, что век и великого человека должен кончиться.
Однако уже к концу войны, когда Сталину шел 66-й год, его здоровье было подорвано напряженным трудом, нервная система расшатана тяжелейшими переживаниями.
Рассказывает Г. К. Жуков:
«В ходе Восточно-Померанской операции, кажется, 7 или 8 марта 1945 г., мне пришлось срочно вылететь в Ставку по вызову Верховного Главнокомандующего.
Прямо с аэродрома я отправился на дачу И. В. Сталина, где он находился, будучи не совсем здоровым.
Задав мне несколько вопросов об обстановке в Померании и на Одере и выслушав мое сообщение, Верховный сказал:
— Идемте разомнемся немного, а то я что-то закис.
Во всем его облике, в движениях и разговоре чувствовалась большая физическая усталость. За четырехлетний период войны И. В. Сталин основательно переутомился. Работал он всю войну очень напряженно, систематически недосыпал, болезненно переживал неудачи, особенно в 1941-1942 гг. Все это не могло не сказаться на его нервной системе и здоровье.
Во время прогулки И. В. Сталин неожиданно начал рассказывать мне о своем детстве. Так за разговором прошло не менее часа. Потом сказал:
— Идемте пить чай, нам нужно кое о чем поговорить.
На обратном пути я спросил:
— Товарищ Сталин, давно хотел узнать о вашем сыне Якове, нет ли сведений о его судьбе?
На этот вопрос он ответил не сразу. Пройдя добрую сотню шагов, сказал каким-то приглушенным голосом:
— Не выбраться Якову из плена. Расстреляют его душегубы. По наведенным справкам, держат они его изолированно от других военнопленных и агитируют за измену Родине.
Помолчав минуту, твердо добавил:
— Нет, Яков предпочтет любую смерть измене Родине.
Чувствовалось, он глубоко переживает за сына. Сидя за столом, И. В. Сталин долго молчал, не притрагиваясь к еде. Потом, как бы продолжая свои размышления, с горечью произнес:
— Какая тяжелая война. Сколько она унесла жизней наших людей. Видимо, у нас мало останется семей, у которых не погибли близкие…».
Последний год жизни был трудным для И. В. Сталина. У него не было друзей, от дочери он отдалился.
Светлана Аллилуева писала о времени, когда видела своего отца незадолго до его смерти: «В последнее время отец жил особенно уединенно, поездка на юг осенью 1951 года была последней. Больше он не выезжал из Москвы и почти все время находился в Кунцево…
В последние годы рядом с большим домом выстроили маленький деревянный дом — там лучше был воздух; в комнате с камином отец часто и проводил дни. Никакой роскоши там не было — только деревянные панели на стенах и хороший ковер на полу были дорогими.
…Я была у него 21 декабря 1952 года, в день, когда ему исполнилось семьдесят три года. Тогда я и видела его
