двух центрально-европейских монархий множество буржуазных республик и югославскую монархию.
В России же к весне 1918 г. неприятие новой власти и саботаж её мероприятий частью населения (прежде всего представителями прежних правящих классов и разношерстного «среднего класса»), начал перерастать в гражданскую войну. Это поставило «мировую закулису» перед вопросом, кого поддерживать в гражданской войне: возникшую в ходе революции марксистско-советскую власть, пусть и заражённую большевизмом, либо контрреволюцию?
Победа контрреволюции неизбежно вела к тому, что в России утвердился бы нацистский фашистский режим, что впоследствии подтвердила история Германии. Хотя Германии «мировая закулиса» успела дать на должность фюрера своего ставленника, однако лечение Германии от нацизма было потерей времени в глобальном проекте замены капитализма иным общественным устройством, с более низким уровнем внутриобщественной напряженности и более гармоничными отношениями общества и биосферы. Но в условиях гражданской войны продвинуть на должность фюрера своего ставленника весьма затруднительно. И вариант развития событий, в котором побеждала контрреволюция, вёл к тому, что многонациональный “элитарный” имперский нацизм тщательно выкосил бы не только ненавистных большевиков, извратителей марксизма, но и кадры профессиональных революционеров-интернацистов. Это сразу же сделало бы невозможным осуществление проекта «мировая социалистическая революция» в ХХ веке. Поэтому «мировая закулиса» решила способствовать победе в гражданской войне интернацистской марксистской власти, пусть и заражённой многонациональным большевизмом, предполагая в последующем решать проблему подавления большевизма по обстоятельствам.
«Мировая закулиса» осуществляет свою власть способами отличными от тех, которыми пользуются правительства государств, и которые воспринимаются обывателями из толпы в качестве средств осуществления власти в жизни общества. Если правительства издают законы, касающиеся всех граждан (подданных), и директивы, адресованные руководителям определённых государственных структур персонально, то «мировая закулиса» соучаствует через свою периферию в обществе в деятельности государственного аппарата и общественных институтов, поддерживая их самостоятельные действия либо саботируя их, но поддерживая в то же самое время другие действия, действия других структур как в самом обществе, так и в других странах.
Такая власть осуществляется на основе упреждающего события формирования миропонимания тех или иных социальных групп толпо-“элитарного” общества. На основе сформированного таким путём миропонимания целые социальные группы, общественные классы действуют как бы по своей инициативе, но необходимым для «мировой закулисы» образом. И это позволяет ограничиться минимальным количеством большей частью недокументируемых директивных указаний (это — издревле властвующее своего рода «дотелефонное» право), выдаваемых в каждой стране адресно очень узкому кругу посвященных координаторов деятельности периферии «мировой закулисы»[217].
Соответственно этой обычной практике буржуазным режимам Европы и Америки, при соучастии Японии, «мировой закулисой» было позволено начать интервенцию в Советскую Россию с целью её расчленения и колонизации страны и при поддержке местной контрреволюции.
Но, как показывают исследования глобальной истории гражданской войны и интервенции, контрреволюция терпела военные поражения вследствие того, что её «кидали» зарубежные союзники: под давлением своих внутренних движений под лозунгами «Руки прочь от Советской России!» прекращались поставки военной техники накануне решающих сражений[218]. А адмирала А.В.Колчака (в случае победы контрреволюции — возможного главу многонационального “элитарного” имперского нацизма) интервенты по прямому указанию высшего масонского руководства просто предали и сдали в руки революционной власти, которая его ликвидировала без лишних проволочек.
Последним фронтом гражданской войны в России по существу был крымский фронт против барона П.Н.Врангеля. Под слово М.В.Фрунзе, гарантировавшее жизнь сдающимся в плен, после бегства П.Н.Врангеля за границу крымская группировка прекратила сопротивление и организовано сложила оружие. Сразу же за этим М.В.Фрунзе высшим командованием был направлен к новому месту службы. И в его отсутствие интернацисты (организаторы этого военного преступления — именно интернацисты: Склянский, Залкинд (Землячка), Белла Кун) уничтожили в Крыму до 50 000 пленных белых офицеров, нарушив данные сдавшимся в плен гарантии сохранения жизни, лишив тем самым большевиков национально ориентированных кадров управленцев[219]. Этот случай — не что-то из ряда вон выходящее. Он — один из последних в череде такого рода событий гражданской войны. В её ходе массовое, в ряде местностей близкое к поголовному, уничтожение представителей прежней правящей “элиты” с семьями (включая детей) было обычным явлением, не мотивированным какой-либо реальной антисоветской деятельности жертв. При этом в персональном составе руководителей аппарата ВЧК в центре и на местах (особенно на Украине) евреев было настолько много, что ВЧК тех лет можно рассматривать как прототип гитлеровского гестапо, но в еврейском исполнении.
Целенаправленное уничтожение представителей прежней правящей “элиты” в ходе революции и гражданской войны революционерами-интернацистами, по её завершении привело к засилью евреев в органах партийного аппарата и государственной власти, в средствах массовой информации. Это было как следствием прямой кадровой политики интернацизма (продвигать своих на ключевые посты), так и вынужденным следствием того, что в Российской империи к концу XIX века именно евреи стали наиболее образованной частью разноплеменного населения, опережая все прочие этнические группы по статистическим показателям образованности[220], а работа в органах власти требовала некоторого минимального образовательного уровня, которым остальное население страны не обладало.
Но в первые же годы мирной жизни «мировая закулиса» и её периферия в РСФСР-СССР столкнулась с тем, что рабочие и крестьяне в большинстве своём были лояльны Советской власти и многие, особенно молодёжь, активно её поддерживали по своей инициативе[221]. Однако наряду с этим в широких слоях общества начался рост того, что интернацисты называют «антисемитизмом»[222]. В сложившихся общественных условиях, такие персоны как Л.Д.Бронштейн (Троцкий), Л.Б.Розенфельд (Каменев), Г.Е.Апфельбаум (Зиновьев) и другие их соплеменники — в то время культовые вожди революции и «трудового народа», победившего в гражданской войне, — не могли быть олицетворением государственной власти в период ещё только предстоявшего тогда длительного периода построения нового общественного строя[223].
Также следует понимать, что в обществе одно отношение к революции и возникающей в её результате новой власти, если революция свершается в ходе империалистической войны, от бедствий которой все (кроме наживающейся на войне “элиты”) устали. Но к революции совершенно иное отношение, если новая власть возникает в результате победы агрессора, начавшего «революционную войну за освобождение братьев-трудящихся другой страны от гнёта капитала», когда сами трудящиеся не прониклись мыслью о том, что им необходима революция и новая власть[224]; или, если новая власть возникает в результате организации государственного переворота в стране, живущей мирной жизнью[225]. Эти весьма значимые в политике[226] обстоятельства психтроцкистами-марксистами в СССР не воспринимались в качестве политической реальности.[227]
Кроме того, пока шла гражданская война в России, революционная ситуация в странах Европы изошла на нет.
Эти обстоятельства привели к тому, что «мировая закулиса» вынуждена была согласиться с точкой зрения В.И.Ленина: сначала социализм в одной отдельно взятой стране, а потом переход к социализму всех других стран, которую В.И.Ленин высказал ещё в 1915 г. Среди руководства ВКП (б) этой же точки зрения придерживался и И.В.Сталин.
Как замечали некоторые исследователи биографии И.В.Сталина, он в дореволюционные и первые послереволюционные годы в числе последних присоединялся к успевшему сложиться большинству и таким путём продвигался в делании партийной карьеры. Произведения его были написаны простонародным языком (см. его Собрание сочинений), что с одной стороны обеспечивало доходчивость их смысла до сознания простого малограмотного и плохо образованного рабочего люда, а с другой стороны убеждало правящую в партии интеллигенцию в невежестве самого И.В.Сталина, который якобы просто не может освоить “высоко научный” жаргон, на котором говорила и писала партийная интеллигенция, но которого не понимал простой люд (имманентный, перманентная, фидеизм, гносеология и т.п. слова из литературы марксистской интеллигенции). Поэтому с точки зрения вождей партии, подобных Троцкому, — Сталин не был ни выдающимся партийным философом, экономистом, писателем-публицистом[228], ни выдающимся оратором, способным изустным словом увлечь массы на революционные подвиги. Вожди-интеллигенты и их сподвижники считали его плохо воспитанным (без хороших манер), грубым, малообразованным (недоучившийся семинарист[229]), ленивым (ничего не написал в последней ссылке) и соответственно, — не способным думать самостоятельно.
Это порождало иллюзию, что И.В.Сталин может быть управляемым со стороны более умных и широко образованных вождей, даже если станет номинально первым лицом в партии. Поэтому продвижение И.В.Сталина к вершинам внутрипартийной власти возражений и сопротивления «мировой закулисы» не вызвало.
К тому же И.В.Сталин — «нацмен», как и большинство вождей революции, — грузин по происхождению, что представлялось автоматической гарантией подавления им ростков угрозы великорусского национализма и нацизма.
Всё это способствовало тому, что дело олицетворения своей персоной успехов социалистического строительства в одной отдельно взятой стране «мировая закулиса» сочла возможным доверить И.В.Сталину.
Большевики, со своей стороны, по мере того, как В.И.Ленин, теряя здоровье вследствие ранения[230], утрачивал способность к руководству партией и государством, также задумывались о том, кто будет продолжателем их дела.
В этой связи необходимо обратиться к документу, известному как “Письмо к съезду”, которое, как сообщает историческая традиция КПСС, было записано в несколько приёмов со слов В.И.Ленина его разными секретарями в конце декабря 1922 — начале января 1923 гг.
В письме речь идёт о том, как в дальнейшем избежать очередного раскола партии и обеспечить устойчивость ЦК формальными средствами, а не достижением единства взглядов по всем вопросам деятельности партии на основе освоения её членами методологической культуры познания и миропонимания[231] :
«Я думаю, что основным в вопросе устойчивости с этой точки зрения являются такие члены ЦК, как Сталин и Троцкий. Отношения между ними, по-моему, составляют большую половину опасности того раскола, который мог бы быть избегнут и избежанию которого, по моему мнению, должно служить, между прочим, увеличение числа членов ЦК до 50, до 100 человек[232].
Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС[233], отличается не только выдающимися способностями[234]. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела.
Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК способны ненароком привести к расколу, и если наша партия не примет мер к тому, чтобы этому помешать, то раскол может наступить неожиданно.
Я не буду дальше характеризовать других членов ЦК по их личным качествам. Напомню лишь, что октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева, конечно, не являлся случайностью, но что он также мало может быть ставим им в вину лично, как небольшевизм Троцкому» (В.И.Ленин, ПСС, изд. 5, т. 45, продолжение записей от 24 декабря 1922 г. продиктовано В.И.Лениным 25 декабря 1922 г.).
Характеристике И.В.Сталина также посвящено добавление к записям от 25 декабря 1922 г., как сообщается записанное 4 января 1923 г. уже другим секретарём В.И.Ленина — Л.А.Фотиевой (1881 — 1975)[235]:
«Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ