одних лишь конечностей, так и бесконечность абсолютного познающего мышления слагается из бесконечного количества конечных человеческих голов, которые одновременно или последовательно участвуют в этой бесконечной работе познания, совершают практические и теоретические промахи, исходят из неудачных односторонних, неверных посылок, идут неверными кривыми, ненадежными путями и часто даже не распознают истины, хотя и упираются в нее лбом (Пристли).

>(Ф. Энгельс. Примечания к Анти-Дюрингу. – К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., XIV, 359 // 20, 549.)

146

Подход ума (человека) к отдельной вещи, снятие слепка (= понятия) с нее не есть простой, непосредственный, зеркально-мертвый акт, а сложный, раздвоенный, зигзагообразный, включающий в себя возможность отлета фантазии от жизни; мало того: возможность превращения (и притом незаметного, несознаваемого человеком превращения) абстрактного понятия, идеи в фантазию (в последнем счете = бога). Ибо и в самом простом обобщении, в элементарнейшей общей идее («стол» вообще) есть известный кусочек фантазии.

>(В.И. Ленин. – Ленинск. сборн. XII, 339 // 29, 330.)

147

Махисты все настаивают на том, что они релятивисты, – но махисты русские, повторяя словечки вслед за немцами, боятся или не умеют ясно и прямо поставить вопрос об отношении релятивизма к диалектике. Для Богданова (как и для всех махистов) признание относительности наших знаний исключает самомалейшее допущение абсолютной истины. Для Энгельса из относительных истин складывается абсолютная истина. Богданов – релятивист. Энгельс – диалектик…

…человеческое мышление по природе своей способно давать и дает нам абсолютную истину, которая складывается из суммы относительных истин. Каждая ступень в развитии науки прибавляет новые зерна в эту сумму абсолютной истины, но пределы истины каждого научного положения относительны, будучи то раздвигаемы, то суживаемы дальнейшим ростом знания…

С точки зрения современного материализма, т.е. марксизма, исторически условны пределы приближения наших знаний к объективной абсолютной истине, но безусловно существование этой истины, безусловно то, что мы приближаемся к ней. Исторически условны контуры картины, но безусловно то, что эта картина изображает объективно существующую модель. Исторически условно то, когда и при каких условиях мы подвинулись в своем познании сущности вещей до открытия ализарина в каменноугольном дегте или до открытия электронов в атоме, но безусловно то, что каждое такое открытие есть шаг вперед «безусловно объективного познания». Одним словом, исторически условна всякая идеология, но безусловно то, что всякой научной идеологии (в отличие, например, от религиозной) соответствует объективная истина, абсолютная природа.

>(В.И. Ленин. Материализм и эмпириокритицизм. – Соч., XIII, 109 – 111 // 18, 136 – 138.)

148

(366 – 370). Очень хорошее место (хорошая цитата из Гассенди): особенно (368) бог = собрание слов прилагательных (без материи) о конкретном и абстрактном.

>(В.И. Ленин. – Ленинск. сборн. XII, 119 // 29, 63.)

149

«Человек отделяет в мышлении прилагательное от существительного, свойство от сущности… И метафизический бог есть не что иное, как краткий перечень, или совокупность наиболее общих свойств, извлеченных из природы, которую однако человек посредством силы воображения, именно таким отделением от чувственного существа, от материи природы, снова превращает в самостоятельного субъекта или существо». (355). {NB глубоко верно! NB}

>(Там же, 117 // 29, 60.)

150

Понятия числа и фигуры заимствованы именно из действительного мира. Десять пальцев, на которых люди учились считать, т.е. производить первое арифметическое действие, представляют что угодно, но только не свободное творение рассудка. Для счета необходимы не только объекты счета, но также уже и способность при рассмотрении этих объектов отвлекаться от всех их свойств, кроме их числа, а эта способность – продукт долгого исторического, эмпирического развития.

>(Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. – К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., XIV, 39. 1931 г. // 20, 37.)

151

Политическое, правовое, философское, религиозное, литературное, художественное и т.д. развитие основано на экономическом. Но все они оказывают влияние друг на друга и на экономическую основу. Дело обстоит совсем не так, что только экономическое положение является единственной активной причиной, а остальное является лишь пассивным фактором. Нет, тут взаимодействие на основе экономической необходимости, которая в конце концов проявится.

>(Ф. Энгельс. Письмо Г. Штаркенбургу 25/I 1894 г. – К. Маркс и Ф. Энгельс. Письма, 407. 1932 г. // 39, 175.)

152

…идиотское представление идеологов: так как мы за различными идеологическими областями, играющими роль в истории, не желаем признать самостоятельного исторического развития, то, значит, мы отрицаем за ними всякую историческую роль. В основе этого лежит заурядное недиалектическое представление о причине и следствии, как о двух неизменно разъединенных полюсах, абсолютно не видящее взаимодействия. Эти господа намеренно забывают о том, что как только исторический момент выдвинут в свет другими, в конце концов экономическими фактами, так он тоже действует и на окружающую его среду – и даже на породившие его причины может оказывать обратное действие.

>(Ф. Энгельс. Письмо Ф. Мерингу 14/VI 1893. – Там же, 405 // 39, 84.)

153

…философия каждой эпохи располагает в качестве предпосылки определенным мыслительным материалом, материалом, который передан ей ее предшественниками, из которого она исходит. От этого получается такое явление, что страны экономически отсталые могут играть в философии руководящую роль: Франция в XVIII веке по отношению к Англии, на философию которой французы опирались, а затем Германия по отношению к первым двум. Но как во Франции, так и в Германии философия и всеобщий расцвет литературы явились в ту эпоху результатом экономического развития. Преобладание экономического развития в конечном счете также и над этими областями для меня неоспоримо, но оно имеет место в рамках условий, которые предписываются самой данной областью: в философии, например, воздействием экономических влияний (которые опять-таки оказывают воздействие по большей части только в своем переодетом политическом виде и т.д.) на имеющийся налицо философский материал, доставленный предшественниками. Экономика здесь ничего не создает заново (a novo), но она определяет вид изменения и дальнейшего развития имеющегося налицо мыслительного материала, но даже и это она производит по большей части лишь косвенным образом, так как важнейшее прямое действие на философию оказывают политические, юридические, моральные отражения.

>(Ф. Энгельс. Письмо К. Шмидту 27/Х 1890 г. – Там же, 384 – 385 // 37, 419 – 420.)

154

Согласно материалистическому пониманию истории, в историческом процессе определяющим моментом в конечном счете является производство и воспроизводство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего не утверждали. Если кто-нибудь это положение извратит в том смысле, что будто экономический момент является единственным определяющим моментом, тогда утверждение это превращается в ничего не говорящую, абстрактную, бессмысленную фразу. Экономическое положение – это основа, но на ход исторической борьбы оказывают влияние и во многих случаях определяют преимущественно форму ее различные моменты надстройки: политические формы классовой борьбы и ее результаты – конституции, установленные победившим классом после одержанной победы, и т.д.; правовые формы, и даже отражение всех этих действительных битв в мозгу участников, политические, юридические, философские теории, религиозные воззрения и их дальнейшее развитие в систему догм. Тут имеется налицо взаимодействие всех этих моментов, в котором в конце концов экономическое движение, как необходимое, прокладывает себе дорогу сквозь бесконечную толпу случайностей (т.е. вещей и событий, внутренняя взаимная связь которых настолько отдаленна или настолько трудно определима, что мы можем забыть о ней, считать, что ее не существует). В противном случае применять теорию к любому историческому периоду было бы легче, чем решать самое простое уравнение первой степени.

>(Ф. Энгельс. Письмо И. Блоху 21/IX 1890 г. – Там же, 374 – 375 // 37, 394 – 395.)

155

Впрочем, совершенно безразлично, что предпримет само по себе сознание; из всей этой дряни мы получаем лишь один вывод, а именно, что три указанных момента – производительная сила, общественное состояние и сознание – могут и должны вступить в противоречие друг с другом, ибо разделение труда делает возможным – больше того: действительным, – что духовная и материальная деятельность, наслаждение и труд, производство и потребление выпадают на долю различных индивидов, и возможность того, чтобы, они не вступали друг с другом в противоречие, зависит от того, будет ли снова устранено разделение труда. Впрочем, само собою разумеется, что «призраки», «связи», «высшее существо», «понятие», «сомнение» являются лишь идеалистическим, духовным выражением, мнимым представлением изолированного индивида, представлением о весьма эмпирических узах и границах, внутри которых движется способ производства жизни и связанная с ним форма общения.

>(К. Маркс и Ф. Энгельс. Немецкая идеология. – Соч., IV, 22. 1933 г. // 3, 30 – 31.)

156

Когда, однако, при рассмотрении исторического движения, отделяют мысли господствующего класса от самого господствующего класса, когда наделяют их самостоятельностью, когда, не принимая во внимание условий производства и производителей этих мыслей, упорно настаивают на том, что в данную эпоху господствовали те или иные мысли, – когда, таким образом, совершенно пренебрегают основой этих мыслей – индивидами и исторической обстановкой, – то можно, например, сказать, будто в то время, когда господствовала аристократия, господствовали понятия: честь, верность и т.д., а во время господства буржуазии – понятия: свобода, равенство и т.д. Сам господствующий класс в общем так и воображает. Свойственное преимущество с XVIII века всем летописцам, это понимание истории по необходимости натолкнется на то явление, что господствовать начинают все более и более отвлеченные мысли, т.е. мысли, которые все более принимают форму всеобщности. Дело в том, что всякий новый класс, который ставит себя на место класса господствовавшего до него, уже ради осуществления своих задач вынужден изобразить свой интерес как общий интерес всех членов общества, т.е. выражаясь идеально: придать своим мыслям форму всеобщности, изобразить их как единственно разумные, общезначимые.

>(Там же, 37 – 38 // 3, 47.)

157

История есть не что иное, как последовательная смена отдельных поколений, из которых каждое эксплуатирует материалы, капиталы, производительные силы, переданные ему всеми предшествующими поколениями, в силу чего оно, с одной стороны, продолжает унаследованную деятельность при совершенно изменившихся обстоятельствах, а с другой – видоизменяет старые обстоятельства посредством совершенно измененной деятельности. Умозрительно это можно извратить так, будто задача предшествующей истории состоит в том, чтобы создавать позднейшую историю, – будто, например, задача открытия Америки заключалась в облегчении победы французской революции, – благодаря чему история приобретает свои особые задачи и становится «лицом наряду с другими лицами» (как то: «Самосознание», «Критика», «Единственный» и т.д.). На самом же деле то, что обозначают словами «назначение», «задача», «зародыш», «идея» прежней истории, абстракция от того активного влияния, которое оказывает предшествующая история на последующую.

>(Там же, 35 – 36 // 3, 44 – 45.)

158

Что касается, дальше, семейной жизни как основы, то социальная нравственность гражданского общества нам представляется более высокой, чем эта «естественная нравственность». «Семейная жизнь», наконец, является в такой же мере естественной нравственностью других сословий или бюргерского сословия гражданского общества, как и крестьян. Но то обстоятельство, что