сторонником, примерно, с 1929–1930 года?
Бухарин. Нет, я думаю, что, примерно, с 1932 года.
Вышинский. А в 1918 году вы не были сторонником убийства руководителей нашей партии и правительства?
Бухарин. Нет, не был.
Вышинский. Вы были сторонником ареста Ленина?
Бухарин. Ареста? Было два таких случая…
Вышинский. Это было?
Бухарин. Да.
Вышинский. А о том, чтобы убить Владимира Ильича?
Бухарин. Говорилось в первый раз относительно задержания на 24 часа.
Вышинский. А на арест товарища Сталина в 1918 году вы рассчитывали?
Бухарин. Был разговор относительно составления опять-таки нового правительства “левых коммунистов”.
Вышинский. Я спрашиваю, у вас был план ареста в 1918 году товарища Сталина?
Бухарин. Был план ареста Ленина, Сталина и Свердлова.
Вышинский. Товарищей Ленина, Сталина и Свердлова?
Бухарин. Совершенно верно.
Вышинский. А насчет убийства товарищей Ленина, Сталина и Свердлова?
Бухарин. Ни в коем случае.
Вышинский. Я буду ходатайствовать перед судом вызвать сегодня к концу заседания или в следующее судебное заседание свидетелей по настоящему вопросу: бывшую активную участницу группы “левых коммунистов” Яковлеву, бывших активных участников так называемой группы “левых коммунистов” Осинского, Манцева и затем “левых эсеров”, членов ЦК “левых” эсеров Карелина и Камкова для того, чтобы их допросить по вопросу о том, был ли у Бухарина и “левых” эсеров и какой именно план ареста и убийства товарищей Ленина, Сталина и Свердлова.
Председательствующий (после совещания с членами суда). Суд определил удовлетворить ходатайство государственного обвинителя о вызове в качестве свидетелей: Яковлевой, Осинского, Манцева, Карелина и Камкова.
Подсудимый Бухарин, если вы желаете что-нибудь сказать о вашей преступной антисоветской деятельности, пожалуйста, вы имеете слово.
Бухарин. Я хочу остановиться на вопросе о реставрации капитализма. Разрешите?
Вышинский. Конечно, это же ваша основная специальность.
Бухарин. Я хотел бы вначале остановиться на идейных установках. Я хочу ответить на тот вопрос, который гражданин государственный обвинитель задал Раковскому, — во имя чего “право — троцкистский блок” проводил такую преступную борьбу против Советской власти. Я сознаю, что я не лектор и не должен здесь читать проповеди, а я — подсудимый, который должен нести ответственность, как преступник, стоящий перед судом пролетарской страны.
Мы все превратились в ожесточенных контрреволюционеров, в изменников социалистической родины, мы превратились в шпионов, террористов, реставраторов капитализма. Мы пошли на предательство, преступление, измену. Мы превратились в повстанческий отряд, организовывали террористические группы, занимались вредительством, хотели опрокинуть Советскую власть пролетариата.
Вышинский. Вы скажите, подсудимый Бухарина как практически это облеклось у вас в антисоветскую деятельность?
Бухарин. Тогда позвольте мне перечислить некоторые программные пункты. И сейчас же я перейду к изложению моей контрреволюционной практической деятельности.
Если формулировать практически мою программную установку, то это будет в отношении экономики — государственный капитализм, хозяйственный мужик — индивидуал, сокращение колхозов, иностранные концессии, уступка монополии внешней торговли и результат — капитализация страны.
Вышинский. К чему сводились ваши цели? Какой общий прогноз вы давали?
Бухарин. Прогноз сводился к тому, что будет больший крен в сторону капитализма.
Вышинский. А оказалось?
Бухарин. А оказалось совсем другое.
Вышинский. А оказалась полная победа социализма.
Бухарин. Оказалась полная победа социализма.
Вышинский. И полный крах вашего прогноза?
Бухарин. И полный крах нашего прогноза. Внутри страны наша фактическая программа, нужно сказать, — это сползание к буржуазно-демократической свободе, коалиции, потому что из блока с меньшевиками, эсерами и прочими вытекает свобода партий, а коалиция вытекает совершенно логически из блокировки для борьбы, потому что если подбирать себе союзников для свержения правительства, то на второй день в случае мысленной победы они были бы соучастниками власти. Сползание не только на рельсы буржуазно-демократической свободы, но в политическом смысле — на рельсы, где есть несомненно элементы цезаризма.
Вышинский. Говорите просто — фашизма.
Бухарин. Если в кругах “право-троцкистского блока” была идейная ориентация на кулачество и в то же самое время ориентация на дворцовый и государственный переворот, на военный заговор, на преторианскую гвардию контрреволюционеров, то это и есть ничто иное, как элементы фашизма.
Вышинский. Короче говоря, вы скатились к прямому оголтелому фашизму.
Бухарин. Да, это правильно, хотя мы и не ставили всех точек над “и”.
Теперь позвольте перейти сразу к изложению моей преступной деятельности.
Вышинский. Может быть, предварительно мне можно задать два-три вопроса биографического порядка? Вы в Австрии жили?
Бухарин. Жил.
Вышинский. Долго?
Бухарин. 1912–1913 годы.
Вышинский. У вас связи с австрийской полицией не было?
Вышинский. В Америке жили?
Бухарин. Да.
Вышинский. Долго?
Бухарин. Месяцев 7.
Вышинский. В Америке с полицией связаны не были?
Вышинский. Из Америки в Россию вы ехали через…
Вышинский. Долго там пробыли?
Бухарин. Неделю.
Вышинский. За эту неделю вас не завербовали?
Бухарин. Если вам угодно задавать такие вопросы…
Вышинский. Я имею право на основании Уголовно-процессуального кодекса задавать такие вопросы.
Председательствующий. Прокурор тем более имеет право задавать такой вопрос, потому что вы, Бухарин, обвиняетесь в попытке убийства руководителей партии еще в 1918 году, в том, что вы еще в 1918 году подняли руку на жизнь Владимира Ильича Ленина.
Вышинский. Я не выхожу из рамок Уголовно-процессуального кодекса. Угодно — вы можете сказать “нет”, а я могу спрашивать.
Бухарин. Совершенно правильно.
Вышинский. Никаких связей с полицией не завязывалось?
Бухарин. Абсолютно.
Вышинский. Тогда почему так легко вы пришли к блоку, который занимался шпионской работой?
Бухарин. Относительно шпионской работы я совершенно ничего не знаю.
Вышинский. А блок чем занимался?
Бухарин. Здесь прошли два показания относительно шпионажа — Шаранговича и Иванова, то есть двух провокаторов.
Вышинский. Подсудимый Бухарин, а Рыкова вы считаете провокатором?
Бухарин. Нет, не считаю.
Вышинский. (К Рыкову). Подсудимый Рыков, вам известно, что “право-троцкистский блок” вел шпионскую работу?
Рыков. Я знаю, что были организации, которые вели шпионскую работу.
Вышинский. Скажите, белорусская национал-фашистская организация, являющаяся частью вашего “право-троцкистского блока”, руководимая обвиняемым Шаранговичем, вела шпионскую работу?
Рыков. Да.
Вышинский. Была связана с польской разведкой?
Рыков. Да.
Вышинский. Вы знали об этом?
Рыков. Знал.
Вышинский. А Бухарин не знал?
Рыков. По-моему, знал и Бухарин.
Вышинский. Итак, обвиняемый Бухарин, об этом говорит не Шарангович, а ваш дружок Рыков.
Бухарин. Но тем не менее, я не знал.
Вышинский. Мне хочется объяснить обвиняемому Бухарину. Вы теперь понимаете, почему я спрашиваю у вас относительно Австрии?
Бухарин. Связь с австрийской полицией заключалась в том, что я сидел в крепости в Австрии.
Вышинский. Обвиняемый Шарангович, вы были польским шпионом, хотя и сидели в тюрьме?
Шарангович. Был, хотя и сидел.
Бухарин. Я сидел в шведской тюрьме, дважды сидел в российской тюрьме, в германской тюрьме.
Вышинский. То, что вы сидели в тюрьме, не служит свидетельством того, что вы не могли быть шпиком.
Обвиняемый Рыков, вы подтверждаете, что после всех сидок и отсидок в тюрьмах разных стран Бухарин вместе с вами знал о шпионской связи Шаранговича с польской разведкой? Знал и одобрил это?
Рыков. Я знал об организациях, которые ведут шпионскую работу.
Вышинский. То, что Бухарин сидел в разных тюрьмы, не помешало ему одобрить связь с польской разведкой своих сообщников. Вы это понимаете?
Бухарин. Я понимаю, но я это отрицаю.
Вышинский. Когда оформилась ваша контрреволюционная правая организация?
Бухарин. Примерно, к 1928-29 годам относится мое сближение с Томским и Рыковым, потом — связи и прощупывание среди тогдашних членов Центрального Комитета, нелегальные совещания, и на этой уже основе быстро выросла своеобразная организация руководства правой организацией, которую можно изобразить как иерархическую лестницу во главе с тройкой — Рыков, Томский и я…
В 1930–1931 годах начинается следующий этап в развитии контрреволюционной организации правых. Тогда в стране было большое обострение классовой борьбы, саботажа кулачества, сопротивления кулачества политике партии и так далее. Этот этап я считаю переходом к “двойной бухгалтерии” по всему фронту. Тройка превратилась в нелегальный центр, и поэтому, если раньше эта тройка была головкой оппозиционных кругов, то она сейчас превратилась в центр нелегальной контрреволюционной организации.
К этому нелегальному центру близко примыкал Енукидзе, который имел связь с этим центром через Томского. Близко к нему стоял также Угланов.
Примерно к осени 1932 года начинается следующий этап в развитии правой организации, а именно — переход к тактике насильственного ниспровержения Советской власти.
Переход к тактике насильственного ниспровержения, в общем, я датирую моментом, когда была зафиксирована так называемая рютинская платформа. Она была названа рютинской в конспиративных целях для перестраховки от провала.
Как раз к этому самому моменту получилась такая ситуация, что Троцкий свой левацкий мундир должен был сбросить. Когда дело дошло до точных формулировок того, что же нужно в конце концов делать, то сразу обнаружилась его правая платформа, то есть он должен был говорить относительно деколлективизации и так далее.
Вышинский. То есть вы идейно вооружили и троцкизм?
Бухарин. Совершенно верно. Тут такое было соотношение сил, что Троцкий давил в смысле обострения методов борьбы, а мы до известной степени его вооружали идеологически. В рютинской платформе был зафиксирован переход к тактике насильственного ниспровержения Советской власти. Рютинская платформа была апробирована от имени правого центра. В суть рютинской платформы вошли — “дворцовый переворот”, террор, курс на прямую смычку с троцкистами. В то время возникла политическая блокировка с Каменевым, Зиновьевым. В этот период были встречи с Сырцовым и Ломинадзе.
Я использовал легальные возможности для антисоветских, нелегальных целей. Пятаков рассказал в беседе, которая происходила летом в 1932 году, о встрече с Содовым относительно установки Троцкого на террор. В то время мы с Пятаковым считали, что это не наши идеи, но мы решили, что очень быстро найдем общий язык и что разногласия в борьбе против Советской власти будут изжиты. Томский и Рыков, может быть я ошибаюсь, говорили с Каменевым и Сокольниковым. Мне помнится, что в этот период Томский особенно настаивал на осуществлении государственного переворота и на концентрации всех сил, тогда как члены правого центра ориентировались на повстанческое движение. В 1932 году создался уже контрреволюционный блок правых, троцкистов и каменевцев-зиновьевцев.
На этом вечернее заседание 6 марта заканчивается, и Председательствующий объявляет перерыв до 11 часов 7 марта.
Председательствующий. Подсудимый Бухарин, продолжайте показания о вашей антисоветской деятельности.
Бухарин. Третьего дня я закончил на том, что в конце 1932 года образовался блок правых, троцкистов, зиновьевцев примерно на основе рютинской платформы. Среди участников контрреволюционной организации правых к этому времени уже стали возникать террористические настроения. Их можно было констатировать в кругу так называемых моих учеников, в группе Матвеева, группировавшейся около Угланова, среди сторонников Рыкова и среди некоторых профсоюзников. К этому периоду относится создание группы заговорщиков в Красной Армии. Я об этом слышал от Томского, который непосредственно был информирован об этом Енукидзе.
Примерно к этому же времени, то есть к концу 1932 года или началу 1933 года, образовался так называемый контактный центр, куда вошли представители различных антипартийных контрреволюционных течений, в том числе и правые.
Зарождение идеи государственного переворота у нас, у правых заговорщиков, относится примерно к 1929-30 годам. Эта идея впервые была высказана Томским в связи с тем обстоятельством, что у Енукидзе, который был лично связан с Томским и часто с ним общался, в это время была сосредоточена охрана Кремля. И