о свекле непонятно, почему отоваривается отдельно уборка свеклы, если решено, что будет отоварена сдача свеклы в размере 20%? Кому нужно это двойное отоваривание? Непонятно также, почему молчит Украина, которая дает одна свеклы втрое или вчетверо больше ЦЧО? В двухдневный срок, да еще без Украины такой вопрос нельзя решать.
Надо привлечь украинцев, Одинцова, несколько начальников сахарных трестов и дать комиссии срок 5–6 дней, а то и больше, чтобы можно было получить конкретное и обдуманное решение.
Против стимулирования сдачи и подвоза свеклы, конечно, не возражаю.
Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг. С. 150–151.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 77. Л. 33.
Телеграмма Л.М. Кагановичу, В.М. Молотову 9 июня 1932 года
Москва. ЦК ВКП. Поскребышеву.
Для Кагановича, Молотова.
Нужно немедля поднять в печати кампанию насчет богатейших перспектив стерлитамакской, ухтинской и эмбинской нефти. Нужно на протяжении ряда номеров “Известий” прокричать о богатейших залежах нефти в этих районах и о том, что при таких богатых перспективах придется большую часть грозненской, майкопской и бакинской нефти повернуть на экспорт.
Надо устроить ряд интервью с геологами, особенно с Губкиным, с Косиором и Ганшиным с заявлением о небывалых запасах нефти в восточных районах. Вполне возможно, что такая кампания заставит англо-американских нефтяников возобновить переговоры и пойти на уступки нам.
Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг. С. 151.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 77. Л. 31.
Телеграмма Л.М. Кагановичу, В.М. Молотову 9 июня 1932 года
Для Кагановича и Молотова.
Записка Андрейчина об его беседе с Ланкастером заслуживает внимания. Эта записка, как и вторая беседа Межлаука, свидетельствуют о том, что в Америке назревает или уже назрело дело о признании СССР и предоставлении нам кредита или займа. Пусть Межлаук, Пятаков и Калманович сделают Ланкастеру примерно следующее заявление: первое, мы согласны в виде исключения нарушить оправданную опытом традицию и идем на переговоры о займе, не дожидаясь официального признания СССР; второе, пусть дают нам заем в сто-двести миллионов рублей на восемь лет из семи процентов; третье, пусть прибавят к этим процентам пять процентов годовых в возмещение претензий банка так, чтобы нам пришлось платить ежегодно не более двенадцати процентов в продолжение восьми лет, чем и должны быть исчерпаны все претензии банка; четвертое, при этих условиях мы согласны часть заказов теперь же передать в Америку, если цены и условия кредита будут приемлемые, причем будет учтена заинтересованность национального банка в получении заказов известными фирмами.
Как вы думаете, можно нам пойти на такие условия. Я думаю, что можно.
Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг. С. 151–152.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 77. Л. 47–48.
Телеграмма В.М. Молотову, К.Е. Ворошилову, Л.М. Кагановичу 10 июня 1932 года
Москва. ЦК ВКП. Поскребышеву.
Для Молотова. Ворошилова. Кагановича.
Первое. Шифровку о Монголии получил. Последние телеграммы сообщали об успехах, поэтому непонятно столь неожиданное и резкое ухудшение. Либо телеграммы об успехах были неправильны и авторы их вводили нас в заблуждение, либо нынешнее сообщение Охтина не вполне правильно и намеренно сгущает краски, чтобы втянуть нас в рискованное дело.
Второе. Непонятна также роль нашего военного представителя товарища Щеко. Где он, чем занят, в чем выражается его работа и почему он не информирует нас? Кто руководит и кто по правилу должен руководить операциями против повстанцев — Охтин, чекисты или Щеко? Не пора ли монгольской комиссии ЦК разобраться в этом важном вопросе? Если Щеко не годится, не пора ли заменить его более опытным военным представителем?
Третье. Считаю рискованной посылку наших войск в Монголию на основании информации Охтина, человека неопытного как в политическом, так и, особенно, в военном отношении. Монголия и Бурят-Монголия не одно и то же. Поспешное и недостаточно подготовленное решение в этом деле может развязать конфликт с Японией и дать базу для единого фронта Японии, Китая, Монголии против СССР. Было бы неправильно думать, что события в Монголии останутся секретом для внешнего мира. О них будут кричать сами монголы, китайцы, японцы, европейская пресса. Нас будут изображать оккупантами, борющимися против восстающего монгольского народа, а японцев и китайцев освободителями. Боюсь, что нынешняя обстановка в Монголии может навязать нашим войскам не свойственную им роль оккупантов, идущих против большинства населения. Мне кажется, что теперь уже поздно начинать дело с военного подавления. Формула “сначала подавить, а потом изменить политический курс” теперь уже нецелесообразна. Дело нужно начать с изменения политического курса. Этот акт должно проделать монгольское правительство. Только такой акт может создать перелом, расколоть повстанцев и вернуть монгольскому правительству утерянную политическую базу. После такого политического шага нетрудно будет изолировать и подавить крайних контрреволюционеров. При такой комбинации помощь наших хорошо замаскированных войск можно будет провести одновременно и незаметным образом.
Четвертое. Советую немедля и в самом секретном порядке вывезти из Монголии в СССР все и всякие документы, шифровки, протоколы, бумаги, свидетельствующие о работе советских людей и представителей СССР в Монголии. Это абсолютно необходимо при всяких условиях.
Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг. С. 157–158.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 77. Л. 42–45.
Письмо Л.М. Кагановичу (ранее 12 июня 1932 года)
Здравствуйте, т. Каганович!
1) Письмо от 7-го получил. Мы не должны признать де-юре Маньчжурское государство. Настаивая на признании с нашей стороны, японцы рассчитывают поссорить нас с Китаем или с Маньчжурией: если признаем Маньчжурию — рассоримся с Китаем, если откажемся признать — рассоримся с Маньчжурским правительством. Так рассуждают японцы своим неглубоким, хотя и хитрым умом. Но эта игра не блещет большим умом. Если признание так необходимо и разумно, почему японцы сами не торопятся признать свое же собственное детище? Мы должны ответить японцам, что мы изучаем вопрос о формальном признании, а также вопрос о том, почему японцы сами не торопятся признать Маньчжурское государство. По изучении вопросов, каковое изучение, к сожалению, несколько тормозится уходом в отпуск членов сессии ЦИК, без которых вопрос о признании нельзя решать, — сообщим японцам о результатах. Об этом надо сообщить не только Хаяши (командующий Корейской армией Японии. — Ред.), но и — одновременно и обязательно — самим маньчжурам. Чтобы успокоить японцев и маньчжуров, надо заявить им одновременно, что мы в принципе не отвергали никогда и не отвергаем признание де-юре, но что практически такие вопросы не решаются одним ударом и нуждаются в изучении. Что это верно, явствует из того, что мы согласились принять консулов от Маньчжурского правительства, не допустили Литтона (Лорд Литтон, председатель комиссии Лиги Наций, созданной для изучения разногласий между Китаем и Японией. — Ред.) к Ма (Маньчжоу Го. — Ред.) и ведем линию строгого нейтралитета. И т. д. в этом роде.
2) ПБ, видимо, не учитывает больших изменений, происшедших в последнее время в международном мире. Самое важное из этих изменений состоит в том, что влияние САСШ начало падать как в Китае — в пользу Японии, так и в Европе (особенно после прихода к власти Фон-Папена) — в пользу Франции. Это — очень важное обстоятельство. В связи с этим САСШ будут искать связи с СССР. И они уже ищут их. Одно из доказательств — приезд Ланкастера, представителя одного из самых сильных банков Америки. Учтите это новое обстоятельство.
И. Сталин.
Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг. С. 158–159.
РГАСПИ Ф. 81, Оп. 3. Д. 100. Л. 142–145.
16 июня 1932 года ПБ поручило генеральному консулу СССР в Харбине М.М. Славуцкому дать Охаси (министр иностранных дел Маньчжоу Го) такой ответ: “Совпра в настоящее время изучает вопрос о формальном признании Манчжуго, а также в связи с этим и факт непризнания Манчжуго со стороны Японии. По изучению вопроса, каковое изучение, к сожалению, тормозится уходом в отпуск в летнее время членов ЦИК, без которых нельзя принять решения по этому вопросу, — мы сообщим о результатах. Совпра в принципе никогда не отвергало и не отвергает признания Манчжуго де-юре, но практически такие вопросы не решаются сразу. Что это так, явствует из отношения Совпра к Манчжуго. Манчжуго может судить об этом по политике Совпра на КВЖД, по факту нашего согласия на назначение маньчжурских консулов в СССР и по нашей линии строгого нейтралитета, нашедшего свое выражение, в частности, в отношении Совпра к комиссии Литтона, желавшей проехать к Ма через советскую территорию”. Славуцкому поручалось одновременно сообщить этот ответ непосредственно маньчжурам, а А.А. Трояновскому (советский полпред в Японии. — Ред.) — японскому правительству.
Телеграмма Л.М. Кагановичу, В.М. Молотову 12 июня 1932 года
Москва. ЦК ВКП. Поскребышеву.
Для Молотова. Кагановича.
Насчет предложения нанкинцев о пакте ненападения согласен с вами. Если Ван сделает письменное предложение, пришлите копию по телеграфу.
Сталин и Каганович. Переписка. 1931–1936 гг. С. 160.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 77. Л. 54.
16 июня 1932 года ПБ приняло предложения Молотова и Кагановича, сформулированные ими в телеграмме Сталину 12 июня:
“Тов. Сталину. 1) Из известных Вам достоверных источников известно, что Нанкин решил восстановить отношения с нами. Нанкин решил вступить с нами в переговоры о заключении договора о ненападении. Нанкин считает, что восстановление дипломатических отношений будет иметь место путем подписания договора о ненападении. Оставшемуся в Москве чиновнику китайской делегации Вану поручено в порядке “личного мнения, секретно и неофициально” выяснить мнение Совпра. Очевидно, во исполнение этой инструкции Ван обратился в НКИД к заведующему Дальневосточным отделом Козловскому с просьбой о приеме.
2) Считаем, что решение Нанкина в основном определяется опасениями нашего сближения с Манчжуго. Восстановление отношений да еще путем подписания пакта о ненападении будет ставить своей целью затруднить нам установление нужных нам отношений с Манчжуго. Можно быть уверенным, что китайцы прямо включат в пакт о ненападении какие-либо пункты, прямо связывающие нас в нашей маньчжурской политике.
3) Считаем целесообразным, чтобы сейчас Козловский уклонился от свидания с Ваном, а Вана направить к сотруднику отдела, который предложит Вану, если у него будут запросы, сделать их письменно”.
В дополнение к этому решению 29 июня 1932 года ПБ разрешило Б.И. Козловскому заявить Вану, если тот поставит вопрос о пакте и признании, что, по его мнению, Советское правительство “не будет возражать против немедленного восстановления отношений без всяких условий, после чего пакт о ненападении придет как естественный результат восстановления отношений”.
Телеграмма Л.М. Кагановичу 12 июня 1932 года
Москва. ЦК ВКП. Поскребышеву.
Для Кагановича и других членов ПБ.
Вношу в Политбюро четыре предложения:
Первое, обязать “Правду” печатать ежедневные сводки производства автомашин на АМО и Нижегородском автозаводе.
Второе, обязать “Правду” печатать ежедневные сводки производства тракторов на Сталинградском и Харьковском тракторных заводах и не бояться того, что Харьковский тракторный по известным причинам будет давать на первое время меньше ста штук в день.
Третье, обязать “Правду” взять под систематический обстрел руководство наших металлургических заводов, которые, несмотря на ввод
