и капиталистов.
Пусть знают враги революции, что рабочие не поддадутся обману, что они не выпустят из рук боевое знамя революции.
“Рабочий и Солдат” № 14, 3 августа 1917 г.
Еще о Стокгольме[66]
Война идет. Грозно и неуклонно шествует ее кровавая колесница. Из европейской она шаг за шагом превращается во всемирную, втягивая в свое черное дело все новые и новые государства.
Вместе с тем падает и теряет свое значение Стокгольмская конференция.
“Борьба за мир” и тактика “давления” на империалистические правительства, провозглашенные примиренцами, превратились в “звук пустой”.
Попытки примиренцев ускорить окончание войны и восстановить рабочий Интернационал путем соглашения между “оборонческими большинствами” разных стран потерпели полный крах.
Стокгольмская затея меньшевиков и эсеров, вокруг которой плетется густая сеть империалистических интриг, неизбежно должна превратиться либо в бессильный парад, либо в игрушку в руках империалистических правительств.
Теперь ясно для всех, что поездка делегатов Всероссийского съезда Советов по Европе[67] и “социалистическая” дипломатия оборонцев с устройством торжественных завтраков с представителями англо-французского социал-империализма — не есть путь к восстановлению международного братства рабочих.
Партия наша была права, отмежевавшись от Стокгольма еще на Апрельской конференции.
Развитие войны и вся мировая обстановка неизбежно обостряют классовые противоречия, ведя к эпохе грандиозных социальных битв.
В этом, и только в этом, надо искать демократических путей к ликвидации войны.
Говорят об “эволюции” во взглядах англо-французских социал-патриотов, об их решении поехать в Стокгольм и пр.
Но разве это меняет дело? Разве русские и германо-австрийские социал-патриоты не решили также (еще раньше англо-французских!) участвовать в Стокгольмской конференции? Кто может утверждать, что это их решение ускорило дело окончания войны?
Разве партия Шейдемана, участвующая в Стокгольмской конференции, перестала поддерживать свое правительство, ведущее наступление и захватывающее Галицию, Румынию?
Разве партии Реноделя и Гендерсона, говорящие о “борьбе за мир” и о Стокгольме, не поддерживают в то же время свои правительства, захватывающие Месопотамию, Грецию?
Какое значение могут иметь для дела ликвидации войны их разговоры в Стокгольме перед лицом этих фактов?
Добренькие слова о мире, прикрывающие решительную поддержку политики войны и захватов, — кому не известны эти старые-престарые приемы империалистического обмана масс?
Говорят, что обстоятельства теперь изменились в сравнении с прошлым, что следовало бы ввиду этого изменить и свое отношение к Стокгольму.
Да, обстоятельства изменились, но изменились они не в пользу Стокгольма, а исключительно против него.
Изменилось, прежде всего, то, что война из европейской стала всемирной, расширив и углубив общий кризис до крайних пределов.
Поэтому шансы империалистического мира и политики “давления” на правительства понизились до крайнего минимума.
Изменилось, во-вторых, то, что Россия стала на путь наступления на фронте, приспособив к требованиям политики наступления внутреннюю жизнь страны в смысле обуздания свобод. Ибо надо же, наконец, понять, что политика наступления несовместима с “максимальными свободами”, что поворотный пункт в развитии нашей революции начался еще в июне. При этом большевики “оказались сидящими” в тюрьмах, а оборонцы, превратившись в наступленцев, играют роль тюремщиков.
Поэтому положение сторонников “борьбы за мир” стало невыносимым, ибо если раньше можно было говорить о мире, не боясь быть уличенным во лжи, то теперь, после политики наступления, поддержанной “оборонцами”, слова о мире из уст “оборонцев” звучат насмешкой.
О чем же все это говорит?
О том, что “товарищеские” разговоры о мире в Стокгольме и кровопролитные дела на фронтах оказались абсолютно несовместимыми, что противоречие между ними стало кричащим, самоочевидным.
В этом неизбежность краха Стокгольмской конференции.
Ввиду этого несколько изменилось и наше отношение к Стокгольму.
Раньше мы разоблачали стокгольмскую затею. Теперь вряд ли стоит ее разоблачать, ибо она сама себя разоблачает.
Раньше ее надо было клеймить, как игру в мир вводящую массы в обман. Теперь вряд ли стоит ее клеймить ибо лежачего не бьют.
Но из этого следует, что путь к Стокгольму не есть путь к миру.
Путь к миру идет мимо Стокгольма через революционную борьбу рабочих против империализма.
“Рабочий и Солдат” № 15, 9 августа 1917 г.
Куда ведет Московское совещание?
Бегство из Петрограда
Московское совещание открылось. Открылось оно не в Петрограде, не в центре революции, а подальше от него, в “московской тиши”.
В дни революции важные совещания созывались, обычно, в Петрограде, в цитадели революции, свергнувшей царизм. Тогда Петрограда не боялись, тогда льнули к нему. Но теперь дни революции сменились сумерками контрреволюции. Теперь Петроград опасен, теперь его боятся, как чумы, и… бегут от него, как черти от ладана, подальше, в Москву, “где не так беспокойно”, где, по мнению контрреволюционеров, всего легче обделать свои черные дела.
“Совещание пойдет под флагом Москвы, московские идеи, московские настроения далеки от гнилого Петрограда, — язвы, заражающей Россию” (“Вечернее Время”, 11 августа).
Так говорят контрреволюционеры. С ними совершенно согласны “оборонцы”.
— В Москву, в Москву! — шепчутся “спасатели страны”, удирая из Петрограда.
— Скатертью дорога, — отвечает им революционный Петроград.
— Бойкот вашему совещанию, — бросают им вдогонку петроградские рабочие.
А Москва? Оправдает ли она надежды контрреволюционеров?
Что-то не похоже на это. Газеты полны сообщений об общей забастовке в Москве. Забастовка объявлена московскими рабочими. Рабочие Москвы, как и питерские, бойкотируют совещание. Москва не отстает от Петрограда.
Да здравствуют московские рабочие!
Из Петрограда в Москву, а из Москвы — куда?
Плохи, плохи дела господ версальцев…
От совещания до “долгого парламента”[68]
Подготовляя Московское совещание, гг. “спасатели” делали вид, что созывают “простое совещание”, ничего не решающее, ни к чему не обязывающее. Но “простое совещание” мало-помалу стало превращаться в “государственное”, потом — в “великий собор”, а теперь определенно говорят о превращении совещания в “долгий парламент”, решающий важнейшие вопросы нашей жизни.
“Если на Московском совещании, — говорит атаман Терского казачьего войска Караулов, — не выкристаллизуется центр объединения страны, то будущее России рисуется в печальных тонах. Думаю, однако, что такой центр будет создан… а если… такой опорный пункт выявится, то Московское совещание окажется не только жизненным органом, но имеет шансы на весьма долгое и яркое существование вроде “долгого парламента” в эпоху Кромвеля. Со своей стороны, я, как представитель казачества, постараюсь всеми мерами способствовать образованию такого объединяющего центра” (“Русские Ведомости”, веч., 11 августа).
Так говорит “представитель казачества”.
Московское совещание, как “центр объединения” контрреволюции — таков короткий смысл длинной речи Караулова.
То же самое говорит донское казачество в наказе своим представителям:
“Правительство должно быть организовано Московским совещанием или Временным комитетом Гос. думы, а не какою-либо партией, как это было до сих пор. Такому правительству должна быть предоставлена вся полнота власти и независимости”.
Так говорит войсковой круг донского казачества.
А кому теперь не известно, что “казаки — это сила”?
Сомнения невозможны: либо совещание не состоится, либо оно неминуемо превратится в “долгий парламент” контрреволюции.
Меньшевики и эсеры, созвавшие совещание, облегчили дело организации контрреволюции, все равно — хотели они этого, или нет.
Кто они?
Кто они, эти воротилы контрреволюции?
Это, прежде всего, военщина, верхи командного состава, ведущие за собой известные круги казачества и георгиевских кавалеров.
Это, во-вторых, наша промышленная буржуазия с Рябушинским во главе, с тем самым Рябушинским, который угрожает народу “голодом” и “нищетой”, если он не откажется от своих требований.
Это, наконец, партия Милюкова, объединяющая генералов и промышленников против русского народа, против революции.
Все это достаточно выяснилось на “предварительном совещании”[69] генералов, промышленников и кадетов 8-10 августа.
“У всех на устах имя ген. Корнилова, — пишет “Биржевка”. — Доминирующее влияние на совещания имеют представителя так называемой военной партии во главе о ген. Алексеевым и делегаты казачьего союза. Речь ген. Алексеева, произнесенная на первом заседании и встреченная совещанием бурными выражениями одобрения, будет повторена на Московском государственном совещании” (“Вечерняя Биржевка”, 11 августа).
Это та самая речь, которую Милюков предложил издать в виде отдельного листка.
“Большое внимание вызывает к себе ген. Каледин. К нему особенно приглядываются и прислушиваются. Вокруг него группируется вся военная часть” (“Вечернее Время”, II августа).
Наконец, всем известны ультиматумы георгиевских кавалеров и казачьих союзов, возглавляемых теми же свергнутыми и еще не свергнутыми генералами.
Причем ультиматумы исполняются немедля. Ибо военные не любят “зря болтать”.
Сомнения невозможны: дело идет к утверждению и оформлению военной диктатуры.
Отечественная и союзная буржуазия будет ее “лишь” финансировать.
Недаром так “интересуется совещанием сэр Бьюкенен” (см. “Биржевку”), который, кажется, тоже собирается выехать в Москву.
Недаром торжествуют молодцы г. Милюкова.
Недаром чувствует себя Рябушинский Мининым, “спасающим” и пр.
Чего они хотят?
Они хотят полного торжества контрреволюции. Выслушайте резолюцию предварительного совещания.
“Пусть в войсках будет восстановлена дисциплина, и власть перейдет к командному составу”.
“Пусть центральная власть, единая и сильная, покончит с системой безответственного хозяйничания коллегиальных учреждений”.
Иначе говоря: долой Советы рабочих и крестьян!
Пусть правительство “решительно порвет со всеми следами зависимости от каких бы то ни было комитетов, Советов и других подобных организаций”.
Иначе говоря: пусть правительство зависит только от “советов” казаков и “конферентов” георгиевских кавалеров.
Резолюция уверяет, что только таким путем может быть “спасена Россия”.
Кажется, ясно.
Ну, что же, господа соглашатели, эсеры и меньшевики, согласны вы устроить соглашение с представителями “живых сил”?
Несчастные соглашатели…
Голос Москвы
А Москва делает свое революционное дело. Газеты сообщают, что по призыву большевиков в Москве уже началась общая забастовка вопреки решению Всероссийского исполнительного комитета, до сих пор еще тащущегося в хвосте за врагами народа.
Позор Исполнительному комитету!
Да здравствует революционный пролетариат Москвы!
Пусть сильнее раздастся голос наших товарищей в Москве на радость всем угнетенным и порабощенным!
Пусть узнает вся Россия, что есть еще на свете люди, готовые грудью отстаивать дело революции.
Москва бастует. Да здравствует Москва!
“Пролетарий” № 1, 13 августа 1917 г.
Контрреволюция и народы России
В дни революции и демократических преобразований движение шло под знаменем раскрепощения.
Раскрепощались крестьяне от помещичьего всевластия. Раскрепощались рабочие от капризов заводской администрации. Раскрепощались солдаты от произвола генералов…
Процесс раскрепощения не мог не коснуться и народов России, веками угнетавшихся царизмом.
Декрет о “равноправии” народов и фактическое уничтожение национальных ограничений, съезды украинцев, финнов, белоруссов и вопрос о федеративной республике, торжественное провозглашение права наций на самоопределение и официальные обещания “не ставить препятствий” — все это говорило о великом освободительном движении народов России.
Это было в дни революции, когда помещики сошли со сцены, а империалистическая буржуазия была прижата натиском демократии.
С возвращением к власти помещиков (генералы!) и торжеством контрреволюционной буржуазии картина совершенно меняется.
“Великие слова” о самоопределении и торжественные обещания “не препятствовать” предаются забвению. Препятствия чинятся самые невероятные, вплоть до прямого вмешательства во внутреннюю жизнь народов. Распускается сейм в Финляндии[70] с угрозой “объявить Финляндию на осадном положении, если это потребуется” (“Вечернее Время”, 9 августа). Открывается поход против Рады и Секретариата Украины[71] с явным намерением обезглавить автономию Украины. Вместе с тем всплывают на поверхность старые, презренные приемы провоцирования национальных столкновений и преступного заподозривания в “измене”, с тем чтобы, развязав контрреволюционно — шовинистические силы, потопить в потоках крови самую идею национального освобождения, вырыть яму между народами России и посеять между ними вражду на радость врагам революции.
Тем
