подтверждающим их выводы. Нужно ее обязательно использовать.
Хорошо бы достать, прочитать (если не читали) и использовать в работе книгу Анны-Луизы Стренг «Эра Сталина». Вышла по-английски, но была переведена на русский для крупных руководителей (державших ее в сейфах). А.-Л. Стренг — известная писательница, автор романа о Красном Китае. Затем прожила долгое время у нас в качестве журналиста. По совету Сталина стала вести » Москоу Ньюс» (очень талантливо). Одновременно собирала всюду и везде (включая архивы) материалы для книги о Советской России, о Сталине как руководителе и вожде. Берия чуть ее не арестовал, но Сталин разрешил ей выезд в США. Там по совету и настоянию руководителя компартии У. Фостера и написала «Сталине Эру». Мне давали прочитать книгу на одну ночь. Впечатление было сильнейшее. Защищала Сталина от хрущевской хулы умно, убедительно и убежденно.
Единство. 19 января 1995 года
Примечание. Академик П. Н. Федосеев рассказал составителю в 1985 году о том, что вопрос о выпуске Собрания сочинений Сталина вставал еще до войны. Поводом послужила архивная находка — несколько писем Сталина, относящихся к дореволюционному периоду.
Когда академик М. Б. Митин, бывший в 1939-1944 годах директором Института Маркса-Энгельса-Ленина при ЦК ВКП(б), доложил о найденных документах автору, тот не согласился на их немедленную публикацию, а будто бы просил отложить их для первого тома. До тех пор Сталин в основном довольствовался переизданием сборника своих работ “Вопросы ленинизма” (иногда исключая отдельные материалы и добавляя новые) и появлением своих очень редких выступлений в печати, но теперь, видимо, стал подумывать о более масштабном проекте. Война нарушила эти планы, однако вскоре после победы Сталин вспомнил о них. Согласно свидетельству Р. Л. Конюшей, автором проспекта всего издания и составителем первых двух томов был Василий Дмитриевич Мочалов.
В судьбе этого человека отразилась вся наша беспокойная, противоречивая эпоха. Почти ровесник века (родился в 1902 году), крестьянский сын из костромской глубинки, он начал трудовую деятельность преподавателем обществоведения в ФЗУ, прошел школу редактора и публициста в журнале «Молодой большевик», издательстве “Московский рабочий” и газете «Правда», вырос в крупного ученого- историка.
По окончании в 1938 году Института красной профессуры В. Д. Мочалов получил направление в ИМЭЛ, где работал ответственным секретарем — членом редколлегии журнала «Пролетарская революция», заведующим сектором, ученым секретарем. Четверть века — с 1945 года и до конца жизни — он в Академии наук СССР — в Институте истории и Институте истории СССР, с 1947 года профессор Академии общественных наук при ЦК КПСС, с 1960 по 1966 год главный редактор журнала «История СССР». О высоком моральном и научном авторитете Василия Дмитриевича свидетельствует то, что он семь раз избирался секретарем партийной организации Института, был членом ряда ученых советов. Комитета по Ленинским премиям. Экспертной комиссии ВАКа.
В. Д. Мочалов имел широкий круг научных интересов, но первые его исследования (в частности кандидатская диссертация, защищенная в 1943 году, а потом и докторская, защищенная в 1959-м) посвящены развитию капитализма и рабочего движения в Закавказье. Ученый знал грузинский язык и был прекрасно подготовлен к собиранию и систематизации сталинских работ. Прежде всего именно ему принадлежит тут почин.
Неутомимый и добросовестный работник, автор, соавтор и редактор многих статей, монографий и учебников, В. Д. Мочалов познал и радость свершений, и горечь непонимания. Так, в 1956 году, после известного доклада Н. Хрущева «О культе личности и его последствиях» над головой Мочалова стали виться бесы. Можно было ожидать репрессий, но дело обошлось сосредоточением ученого на сугубо академической деятельности. Правда, всячески старалась мстить *’прогрессивная» интеллигенция, но разве существовал когда-либо творческий человек, не ощутивший на себе жало бледнолицего сальеризма?
Вот пример. В. Д. Мочалов являлся одним из шести авторов книги «Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография», вышедшей двумя изданиями. Понятно, что такой факт вряд ли могли обойти вниманием участники антисталинской истерии. Однажды Василий Дмитриевич получил анонимный пакет с этой книгой. Титульный лист в ней был оборван по диагонали, а имя «Мочалив В. Д. — обведено траурной рамкой. Это было одно из самых «безобидных» проявлений хрущевской «оттепели», масштабные последствия которой покарали советский народ на рубеже 80-90-х годов.
Выпускаемые тома 14, 15 и 16 Сочинений И. В. Сталина могут по праву считаться завершением труда, предпринятого Василием Дмитриевичем Мочаловым, данью памяти о тех, кто были первыми (Ред.).
Раиса КОНЮШАЯ.
Из ЗАПИСЕЙ Л. А. ФОТИЕВОЙ (1922 год)
22 декабря Владимир Ильич вызвал меня в 6 часов вечера и продиктовал следующее: «Не забыть принять все меры достать и доставить… в случае, если паралич перейдет на речь, цианистый калий, как меру гуманности и как подражание Лафаргам (имеются в виду П. Лафарг, друг Маркса, и его жена Л. Лафарг, дочь Маркса, которые покончили с собой, считая предельным для себя 70-летний возраст, якобы делающий человека бесполезным в революционной борьбе. — Ред.)…». Он прибавил при этом: “Эта записка вне дневника. Ведь Вы понимаете? Понимаете? И, я надеюсь, что Вы это исполните». Пропущенную фразу в начале не могла припомнить. В конце — я не разобрала, так как говорил очень тихо. Когда переспросила — не ответил. Велел хранить в абсолютной тайне.
Известия ЦК КПСС. 1991. № 6
Из ЗАПИСИ БЕСЕДЫ СОВЕТСКОГО ПОЛПРЕДА в ЧЕХОСЛОВАКИИ АЛЕКСАНДРОВСКОГО с ПРЕЗИДЕНТОМ БЕНЕШЕМ
4 июля 1937 г.
Прага
Бенеш продержал меня с разговором 2 1/2 часа, причем все время говорил сам почти исключительно на тему о внутренних процессах, происходящих в СССР. Он начал разговор вопросом, что я думаю о значении процесса над Тухачевским и компанией, но после несколько довольно общих фраз с моей стороны прервал заявлением, что он хочет обстоятельно изложить мне свое понимание для того, чтобы мне было ясно, какими мотивами он руководится в своей политике по отношению к СССР.
В качестве первой предпосылки ко всему дальнейшему разговору Бенеш выставил утверждением что так называемые события в СССР ничуть его не удивили и совершенно не испугали, ибо он давно их ожидал. Он почти не сомневался и в том, что победителем окажется «режим Сталина»… Он приветствует эту победу и расценивает ее как укрепление мощи СССР, как победу сторонников защиты мира и сотрудничества советского государства с Европой…
Бенеш заявил, что последние годы он расценивает советскую внешнюю политику как ставку СССР на западноевропейскую демократию французского, английского и чехословацкого типа, как на союзника в борьбе с фашизмом за мир…
Бенеш заявил, что он мыслит себе опору именно на СССР сталинского режима, а не на Россию и не на демократическую Россию, как в этом его подозревали в Москве… Уже, начиная с 1932 г., он все время отдал решительной схватке между сталинской линией и линией «радикальных революционеров». Поэтому для него не были неожиданностью последние московские процессы, включая и процесс Тухачевского…
Бенеш особо подчеркнул, что, по его убеждению, в московских процессах, особенно в процессе Тухачевского, дело шло вовсе не о шпионах и диверсиях, а о прямой и ясной заговорщицкой деятельности с целью ниспровержения существующего строя. <…> Тухачевский, Якир, Путна (Бенеш почти все время называл только этих трех), конечно, не были шпионами, но они были заговорщиками. Тухачевский — дворянин, офицер, и у него были друзья в официальных кругах не только Германии, но и Франции (со времени совместного плена в Германии и попыток Тухачевского к бегству). Тухачевский не был и не мог быть российским Наполеоном. Но Бенеш хорошо представляет себе, что перечисленные качества Тухачевского плюс его германские традиции, подкрепленные за советский период контактами с рейхсвером (Бенеш по привычке называет рейхсвером сформировавшийся с 1935 года вермахт. — Ред.), могли сделать его очень доступным германскому влиянию и в гитлеровский период. Тухачевский мог совершенно не осознавать, что совершает преступление поддержкой контакта с рейхсвером. Особенно если представить себе, что Тухачевский видел единственное спасение родины в войне рука об руку с Германией против остальной Европы, в войне, которая осталась единственным средством вызвать мировую революцию, то можно даже себе представить, что Тухачевский казался сам себе не изменником, а даже спасителем Родины. <…>
В связи с изложенным следует отметить, что Бенеш под большим секретом заявил мне следующее: во время пребывания Тухачевского во Франции в прошлом году Тухачевский вел разговоры совершенно частного характера со своими личными друзьями французами. Эти разговоры точно известны французскому правительству, а от последнего и Бенешу. В этих разговорах Тухачевский весьма серьезно развивал тему возможности советско-германского сотрудничества и при Гитлере, так сказать, тему «нового Рапалло». Бенеш утверждает, что эти разговоры несколько обеспокоили Францию. Развивая тезис «субъективного фактора», Бенеш, между прочим, говорил, что ряд лиц мог руководствоваться такими побуждениями, как неудовлетворенность положением, жажда славы, беспринципный авантюризм и т. д. В этой связи он упомянул еще раз ЯКира и Путну. О последнем Бенеш знает, что он был под Варшавой со своей 27 дивизией и, очевидно, «не мог помириться с тем, что от него ускользнула слава покорителя Варшавы».
В связи с этим же Бенеш упомянул о Ягоде. Он высказал предположение, что Ягода знал все о заговоре и занимал выжидательную позицию, что из этого выйдет. Пьяница, развратник и беспринципный человек Ягода мог бы попытаться сыграть роль Фукэ (Фуше. — Ред.) из эпохи великой французской революции… Бенеш прямо заявил, что политическая полиция во всех государствах представляет собой сборище бандитов и двойников.
Бенеш был уверен в победе «сталинского режима» именно потому, что этот режим не потерял морали, в то время как крикуны о перманентной революции явно не были на моральной высоте. В Москве расстреливают изменников, и т. н. европейский свет приходит в ужас. Это лицемерие. Бенеш не только отлично понимает, но и прямо одобряет московский образ действий. Москва продолжает жить в эпоху революции. <…> Стоядинович (премьер- министр и министр иностранных дел Югославии. — Ред.) прислал сказать Бенешу следующее: «Ну что, попался ты, Бенеш, со своими русскими. Не правильней ли было держаться от них в стороне, как это делает Югославия. Что будет теперь делать Чехословакия, когда Советы развалятся?»
Бенеш напомнил, что в разговоре со мной (кажется 22.IV. с.г.) он говорил, что почему бы СССР и не договориться с Германией? Я ответил, что помню, и признался, что меня тогда очень удивила эта часть разговора, как совершенно выпадающая из рамок обычного рода мыслей Бенеша. Лукаво смеясь. Бенеш ответил, что теперь может объяснить мне скрытый смысл своего тогдашнего разговора. Свои объяснения Бенеш просил считать строго секретными и затем рассказал следующее: начиная с января месяца текущего года Бенеш получал косвенные сигналы о большой близости между рейхсвером и Красной Армией. С января он ждал, чем это закончится. Чехословацкий посланник Мастный
