противника. Я боюсь, что при таком состоянии частей XVI армия в процессе отступления к Березине может остаться без орудий и обозов. Есть также опасность, что истрёпанные и совершенно развалившиеся кадры большинства полков скоро будут неспособны ассимилировать пополнения, которые — это нужно сказать — к тому же поступают с чудовищным опозданием.

Противник бьёт по двум основным линиям в сторону Березины: по линии на Борисов и по линии на Слуцк — Бобруйск. Бьёт удачно, ибо он уже продвинулся вёрст на тридцать к Борисову, а на юге, взяв Слуцк, овладел ключом Бобруйска — великолепным шоссе, единственным в районе.

В случае взятия Борисова и вероятного отката в связи с этим 17-й совершенно истрёпанной дивизии XVI армии, XV армия будет подведена под удар, Полоцк и Двинск окажутся под непосредственной угрозой. В случае же взятия Бобруйска и удара на Речицу (противник преследует эту цель непосредственно) — вся Припятская группа XVI армии, то есть 8-я дивизия, терпит крушение автоматически, причём Гомель ставится под непосредственный удар, фланг XII армии оголяется.

Короче, если мы дадим противнику расколотить нашу XVI армию, а он её уже расколачивает, то мы подведём тем самым XV и XII армии, и чинить придется уже не одну XVI армию, но весь фронт, причём гораздо более дорогой ценой.

Очевидно, мы находимся в том же приблизительно положении, в каком находился Восточный фронт в прошлом году, когда Вацетис и Костяев дали Колчаку расколотить сначала III армию, потом II, потом V и таким образом без нужды испортили дело всего фронта на целое полугодие.

Эта перспектива имеет все шансы превратиться в реальность на Западном фронте.

Я уже писал раньше, что Запфронт представляет лоскутный двор, который невозможно починить без готовых резервов, и что достаточно одного серьёзного удара противника в одном из важных пунктов, чтобы весь фронт зашатался, вернее — пошатнулся.

Теперь эти мои опасения, к сожалению, уже начинают оправдываться.

Между тем, противник на Западе, объединённый единым командованием, не ввёл еще в действие уже готовых или почти готовых в Риге, в Варшаве и Кишиневе русских корпусов.

Недели три назад я считал достаточной одну дивизию для того, чтобы развить наступление и занять узлы Молодечно — Барановичи. Теперь одной дивизии может быть и не хватит для того, чтобы удержаться на линии Борисов — Бобруйск — Мозырь.

Об успешном наступлении нечего и мечтать, потому что для этого теперь (11 августа) понадобилось бы минимум две-три дивизии.

Теперь решайте сами: сможете ли дать нам одну дивизию, хотя бы по бригадам, или предоставите противнику разрушать и так развалившуюся XVI армию. Но решайте без промедления, ибо дорог каждый час.

Ваш И. Сталин

P.S. Это письмо прочтено и подтверждено всеми членами Реввоенсовета Западного фронта, не исключая комзапа. Аналогичное заявление будет послано на днях в Реввоенсовет Республики.

И. Ст.

Смоленск,

11 августа 1919 г.

П ечатается впервые

ПИСЬМО В. И. ЛЕНИНУ С ВОСТОЧНОГО ФРОНТА

Председателю Совета Обороны

товарищу Ленину

Расследование начато. О ходе расследования будем сообщать попутно. Пока считаем нужным заявить Вам об одной, не терпящей отлагательства, нужде III армии. Дело в том, что от III армии (более 30 тысяч человек) осталось лишь около 11 тысяч усталых, истрёпанных солдат, еле сдерживающих напор противника. Присланные Главкомом части ненадёжны, частью даже враждебны к нам и нуждаются в серьёзной фильтровке. Для спасения остатков III армии и предотвращения быстрого продвижения противника до Вятки (по всем данным, полученным от командного состава фронта и III армии, эта опасность совершенно реальна) абсолютно необходимо срочно перекинуть из России в распоряжение командарма по крайней мере три совершенно надёжных полка. Настоятельно просим сделать в этом направлении нажим на соответствующие военные учреждения. Повторяем: без такой меры Вятке угрожает участь Перми, таково общее мнение причастных к делу товарищей, к которому мы присоединяемся на основании всех имеющихся у нас данных.

Сталин

Ф. Дзержинский

5 января 1919 г., Вятка

8 часов вечера.

Впервые напечатано

Га зета “Правда” № 301,

21 декабря 1918 г.

ПИСЬМО В. И. ЛЕНИНУ С ЮЖНОГО ФРОНТА

Тов. Ленин!

Месяца два назад Главком принципиально не возражал против удара с запада на восток через Донецкий бассейн, как основного. Если он всё же не пошёл на такой удар, то потому, что ссылался на “наследство”, полученное в результате отступления южных войск летом, т. е. на стихийно создавшуюся группировку войск в районе нынешнего Юго-Восточного фронта, перестройка которой (группировки) повела бы к большой трате времени, к выгоде Деникина. Только поэтому я не возражал против официально принятого направления удара. Но теперь обстановка и связанная с ней группировка сил изменилась в основе: VIII армия (основная на бывшем южном фронте) передвинулась в район Южфронта и смотрит прямо на Донецкий бассейн; конкорпус Буденного (другая основная сила) передвинулся тоже в район Южфронта; прибавилась новая сила — латдивизия, которая через месяц, обновившись, вновь представит грозную для Деникина силу.

Вы видите, что старой группировки (“наследство”) не стало. Что же заставляет Главкома (Ставку) отстаивать старый план? Очевидно, одно лишь упорство, если угодно — фракционность, самая тупая и самая опасная для Республики фракционность, культивируемая в Главкоме “стратегическим” петушком Гусевым. На днях Главком дал Шорину директиву о наступлении с района Царицына на Новороссийск через донские степи по линии, по которой может быть и удобно летать нашим авиаторам, но уж совершенно невозможно будет бродить нашей пехоте и артиллерии. Нечего и доказывать, что этот сумасбродный (предполагаемый) поход в среде враждебной нам, в условиях абсолютного бездорожья — грозит нам полным крахом. Не трудно понять, что этот поход на казачьи станицы, как это показала недавняя практика, может лишь сплотить казаков против нас вокруг Деникина для защиты своих станиц, может лишь выставить Деникина спасителем Дона, может лишь создать армию казаков для Деникина, т. е. может лишь усилить Деникина.

Именно поэтому необходимо теперь же, не теряя времени, изменить уже отмененный практикой старый план, заменив его планом основного удара из района Воронежа через Харьков — Донецкий бассейн на Ростов. Во-первых, здесь мы будем иметь среду не враждебную, наоборот — симпатизирующую нам, что облегчит наше продвижение. Во-вторых, мы получаем важнейшую железнодорожную сеть (донецкую) и основную артерию, питающую армию Деникина, — линию Воронеж — Ростов (без этой линии казачье войско лишается на зиму снабжения, ибо река Дон, по которой снабжается донская армия, замёрзнет, а Восточно-Донецкая дорога Лихая — Царицын будет отрезана). В-третьих, этим продвижением мы рассекаем армию Деникина на две части, из коих: добровольческую оставляем на съедение Махно, а казачьи армии ставим под угрозу захода им в тыл. В-четвёртых, мы получаем возможность поссорить казаков с Деникиным, который (Деникин) в случае нашего успешного продвижения постарается передвинуть казачьи части на запад, на что большинство казаков не пойдёт, если, конечно, к тому времени поставим перед казаками вопрос о мире, о переговорах насчёт мира и пр. В-пятых, мы получаем уголь, а Деникин остаётся без угля.

С принятием этого плана нельзя медлить, так как главкомовский план переброски и распределения полков грозит превратить наши последние успехи на Южфронте в ничто. Я уже не говорю о том, что последнее решение ЦК и правительства—“Всё для Южного фронта”— игнорируется Ставкой и фактически уже отменено ею.

Короче: старый, уже отмененный жизнью план ни в коем случае не следует гальванизировать, — это опасно для Республики, это наверняка облегчит положение Деникина. Его надо заменить другим планом. Обстоятельства и условия не только назрели для этого, но и повелительно диктуют такую замену. Тогда и распределение полков пойдёт по-новому.

Без этого моя работа на Южном фронте становится бессмысленной, преступной, ненужной, что даёт мне право или, вернее, обязывает меня уйти куда угодно, хоть к чорту, только не оставаться на Южном фронте.

Ваш Сталин

Серпухов,

15 октября 1919 г.

Впервые напечатано

в газете “ Правда” № 301,

21 декабря 1929 г.

ПОЛИТИКУ ПРАВИТЕЛЬСТВА ПО НАЦИОНАЛЬНОМУ ВОПРОСУ

Год назад, еще до Октябрьской революции, Россия, как государство, представляла картину развала. Старая “обширная Российская держава” и наряду с ней целый ряд новых маленьких “государств”, тянувших в разные стороны, — такова была картина.

Октябрьская революция и Брестский мир лишь углубили и развили дальше процесс распадения. Стали говорить уже не о России, а о Великороссии, причём образовавшиеся на окраинах буржуазные правительства, проникнутые враждой к социалистическому Советскому правительству в центре, объявили последнему войну.

Несомненно, наряду с этим, на окраинах существовали сильные стремления рабоче-крестьянских Советов к единству с центром. Но эти стремления заглушались, а потом и подавлялись противоположными тенденциями вмешавшихся во внутренние дела иностранных империалистов.

Взявшие тогда первенствующую роль австро-германские империалисты, ловко играя на распадении былой России, обильно снабжали окраинные правительства всем необходимым для борьбы с центром, местами оккупировали окраины и вообще способствовали окончательному распаду россии. Империалисты Антанты, не желая отстать от австро-германцев, пошли по тому же пути.

Противники партии большевиков взваливали вину за распад, конечно (конечно!), на Советскую власть. Но не трудно понять, что Советская власть не могла, да и не хотела противодействовать неизбежному процессу временного распада. Советская власть понимала, что насильственное единство России, поддерживаемое империалистическими штыками, должно было неминуемо распасться с падением русского империализма: не изменяя своей природе, Советская власть не могла поддерживать единство методами русского империализма. Советская власть сознавала, что для социализма необходимо не всякое единство, а единство братское, что такое единство может притти лишь как добровольный союз трудовых классов национальностей России, или оно вовсе не придёт…

Разгром австро-германского империализма открыл новую картину. С одной стороны, на окраинах, испытавших все ужасы оккупации, возникла сильнейшая тяга к русскому пролетариату и к его формам государственного строительства, тяга, перед которой пасуют сепаратистские потуги окраинных правительств. С другой стороны, не стало больше той внешней вооружённой силы (австро-германский империализм), которая мешала трудовым массам оккупированных областей проявить свою собственную политическую физиономию. Открывшийся потом мощный революционный подъём в оккупированных областях и образование ряда рабоче-крестьянских национальных республик не оставляли сомнения насчёт политических стремлений оккупированных областей. На запрос советских национальных правительств об их признании, Российская Советская власть ответила безоговорочным признанием полной независимости образовавшихся советских республик. Поступая так, Советская власть следовала своей старой, испытанной политике, отрицающей всякое насилие над национальностями, требующей полной свободы развития трудовых масс национальностей. Советская власть понимала, что только на почве взаимного доверия может возникнуть взаимное понимание, что только на почве взаимного понимания можно построить прочный, нерушимый союз народов.

Противники Советской власти не преминули ещё раз бросить ей обвинение в “новой попытке” расчленить Россию. Наиболее реакционные из них, учуяв тягу окраин к центру, провозгласили “новый” лозунг восстановления “Великой России”, конечно, огнем и мечом, путём низвержения Советской власти. Красновы и Деникины, Колчаки и Чайковские, вчера еще пытавшиеся разбить Россию на ряд самостоятельных контрреволюционных очагов, сегодня вдруг