П. Б. Струве Великая Россия и святая Русь
Посвящается памяти A.M. Рыкачева
Что такое Россия? Каково содержание и смысл этой идеи? Великая Россия есть государственная формула России как национального Государства-Империи. Россия есть государство национальное. Она создана развитием в единую нацию русских племен, сливших с собой, претворивших в себя множество иноплеменных элементов. Ход развития и сложения России есть весьма характерный случай тесной связи между государственным и национальным развитием. В государстве складывалась и крепла нация и нацией скреплялось и расширялось государство. Не всегда в истории дело происходило так. Греческая национальность сложилась и окрепла во множестве государств; то же было с национальностью немецкой. Русские племена были отчасти внутренним сцеплением, отчасти внешним давлением сдвинуты в единое государство и в нем спаялись в единую нацию. Это национальное государство-ядро, поставленное в определенную географическую среду, росло путем расширения, а не уплотнения; именно расширяясь, оно захватывало в сферу своего воздействия иноплеменные элементы. Связь этих элементов с русским государственно-национальным ядром различная: в одних случаях чисто или по преимуществу государственная, в других случаях государственно-культурная, доходящая в окончательном своем развитии до полного уподобления, обрусения «инородцев». Между этими двумя видами связи в их чистом виде (назовем их: государственная инкорпорация и национальное претворение) существует ряд переходных ступеней или форм.
Факту и идее «Великой России» я посвятил под этим заголовком статью, напечатанную в январской книжке Русской мысли за 1908 г. и перепечатанную в сборнике «Patriotica» (стр. 73 и сл.). К этой статье, на которую в свое время покойный A.M. Рыкачев отозвался сочувственной заметкой в Нашей Газете и в которой я пытался дать идейное обоснование русского национального империализма, я отсылаю читателя. Настоящие строки в значительной мере опираются на основные положения программы 1908 г., набросанной не только до балканских войн, но и до турецкой революции. Многое, конечно, сложилось иначе, чем я предполагал в 1908 г., но главные политические линии, начертанные тогда, как показывают факты, оказались проведенными верно и программа эта событиями 1914 г. не только не устранена, а наоборот, в существе своем целиком оправдана. С настоящей статьей, представляющей в значительной мере позднейшую запись публичной лекции-речи, произнесенной в Москве 22 ноября с.г., я бы попросил сопоставить также мою статью «Чему учит и к чему обязывает война?», напечатанную в журнале Отечество (No 4 за текущий год).
Таким образом, географически расширяя свое национальное ядро, русское государство превратилось в государство, которое, будучи многонародным, в то же время обладает национальным единством.
Такого рода государственное образование мы называем Империей, когда этим словом выражаем особое понятие, имеющее свое собственное содержание. Могут быть многонародные государства, лишенные национального ядра, их скрепляющего. Но такие многонародные государства, каковы бы ни были их размеры и какое бы государственное устройство они не имели, не суть Империи. Многонародная Швейцария не есть Империя; не является Империей, несмотря на свой официальный титул, несмотря на исторические традиции могущества, Австро-Венгрия. Ибо ни в дуалистическом целом, ни в обоих его частях нет национального ядра. Наоборот, подлинными Империями являются Англия, Северо-Американские Соединенные Штаты, Россия.
Наличность национального ядра в многонародном целом обуславливает одну характерную для подлинных Империй черту: их способность и волю к расширению. Многонародные государства, лишенные национального ядра, не могут и не хотят расширяться. А если в их политике и обнаруживается воля к расширению, то такая воля оказывается ложной в своей основе и потому пагубной для самого бытия этих государств. Лучшим примером может служить опять-таки та же Австро-Венгрия. В стремлении Австро-Венгрии к балканскому расширению заключалось внутреннее противоречие. Расширяясь на Балканах, Австро-Вегрия не могла этим усиливать своего национального ядра, ибо такого вообще нет. Она могла расширяться на юго-восток только на счет Сербии, но введение в Австро-Венгрию сербского элемента означало бы усиление ее многонародности в целом и дальнейшее национальное разложение Венгрии. Австро-Венгрия желала, но не могла быть Империей.
Расширение национального государства в Империю может носить разный характер, в зависимости от исторического прошлого такого государства и тех реальных условий, в которые оно поставлено. Имперское расширение может быть экстенсивными внешним, сводясь к присоединению новых областей; оно может быть интенсивным и внутренним, сводясь к претворению уже присоединенных областей. Наконец, эти два вида расширения могут сочетаться.
Великая Россия есть государственная формула России, как Империи. Она выражает силу России, но силу не только внешнюю или материальную, даже — не только государственную.
Вообще, нельзя в применении в государству говорить лишь о материальной или внешней силе. Всякая подлинная сила, действующая через государство, в истории ее творящая, есть сила культурная и тем самым духовная. Государство-Империя, опирается на нацию, а нация есть духовное понятие и духовная сила. Вообще, в исторических судьбах народов и государств сила и правда суть моменты, действительное соотношение которых отнюдь не может быть мыслимо просто как раздельность или противоположение. Длительное торжество так называемой «грубой силы» в истории невозможно.
Вопрос о силе и правде есть труднейшая метафизическая проблема и роковая загадка истории для лиц и народов. Одно можно сказать, что то воззрение, которое заранее подозревает и осуждает силу (так относился к силе Лев Толстой), тем и грешит, что не улавливает необходимой связи между силой и правдой. Во всякой подлинной силе не может не быть элемента духовности и всегда правда стремится воплотиться в силу. Сила всегда хочет оправдать себя, а правда — возобладать. Это прекрасно понимали великие мыслители англосаксонского мира, Карлейль и Рескин.
Великая Россия есть факт, но не только факт. Это идея и идеал, нечто не только осуществившееся, но и осуществляющееся.
Война 1914 г. призвана довести до конца внешнее расширение Российской Империи, осуществив ее имперские задачи и ее славянское призвание.
Прежде всего, Россия должна воссоединить и объединить с Империей все части русского народа. Отсюда вытекает историческая неизбежность присоединения к Империи русской Галичины. Такое присоединение необходимо — как это, к сожалению, с полной ясностью обнаружилось именно в связи с этой войной и для внутреннего оздоровления России, ибо австрийское бытие малорусского племени породило и питало у нас уродливый так называемый «украинский» вопрос. Во-вторых, Россия призвана в том или в другом объеме возродить Польшу, как единый национальный организм. Задача эта теперь ясна одинаково и для русского правительства и для русского общества. Психологически она вошла в русское сознание как великая национальная задача России именно в 1914 году. Наконец, Россия должна подчинить своему «контролю» или иначе влиянию и власти проливы, т.е. выход из Черного моря в Средиземное. Это для самой России — экономическая и политическая необходимость, но в то же время это — необходимость и для всех народов Ближнего Востока, ибо присутствие России на проливах есть единственное, необходимое и достаточное, обеспечение мирного сожительства христианских народов Ближнего Востока.
После завершения роли прямой освободительницы христианства народов от турецкого ига, Россия теперь призвана осуществлять миссию — могущественного умиротворителя и третейского судьи между христианскими народами, наследниками османского государства.
Обладание проливами необходимо России для нее самой, но оно же необходимо ей и для ее миротворческой и объединяющей роли на Ближнем Востоке. «Весь этот век — пророчески указывал Достоевский в 1877 г., — может быть, придется России бороться с ограниченностью и упорством славян, с их дурными привычками, с их несомненной и близкой изменой славянству… После разрешения славянского вопроса России очевидно предстоит окончательное разрешение восточного вопроса. Россия владея Константинополем будет стоять именно как бы на страже свободы всех славян и восточных народностей, не различая их со славянами. Мусульманское владение было во все эти столетия для всех этих народностей не единительной, но подавляющей силой и они при нем шевельнуться не смели, т.е. вовсе не жили как люди. С уничтожением же мусульманского владычества может наступить в этих народностях, выпрыгнувших вдруг из гнета на свободу, страшный хаос. Так что не только правильная федерация между ними, но даже просто согласие — есть без сомнения лишь мечта будущего. А пока новой единительной для них силой и будет Россия, именно тем отчасти, что твердо станет в Константинополе. Она спасет их друг от друга и именно будет стоять на страже их свободы. Она будет стоять на страже всего Востока и грядущего порядка его».
Но Великая Россия есть не только идея и идеал внешнего расширения Российской Империи. Это есть идеал правовой, тесно связанный с духовно-религиозной идеей.
Великая Россия для того, чтобы быть живой силой и органическим единством должна действительно осуществить те начала правового порядка и представительного строя, которые были возвещены 17 октября 1905 году.
В такой политике внутреннего устроения Великой России на началах утверждения п р а в а и осуществления п р а в уже намечается связь с другим фактом и с другой идеей русского духовного бытия.
Мы знаем и любим не только Великую Россию. Мы знаем и любим еще больше другое лицо, которое являет перед нами наш народ и наша страна.
Кроме Великой России есть Святая Русь.
Если в Великой России для нас выражается факт и идея русской силы, то в Святой Руси мы выражаем факт и идею русской правды.
Государство и государственная мощь не есть ни единственная, ни конечная ценность для человеческого сознания. Мы надеемся, мы верим, мы хотим, чтобы самое государственное наше бытие было подчинено не механически и не доктринально, а органически, в живом народном делании высшей религиозной идеи. Словом, мы верим в союз Великой России и Святой Руси.
И эту веру мы обретаем в том, как переживается национальным сознанием великая европейская война, в том подлинном лике, с которым нам предстает русская армия.
Я много слышал рассказов лиц, соприкоснувшихся с нашей армией там, где она совершает свой великий жертвенный подвиг, на передовых позициях, в окопах. Там русская армия выступает перед всем миром как огромный поток организованной вооруженной силы. Но в рассказах разных наблюдателей, русских и иностранцев, я уловил еще нечто другое: эта грозная армия воплощает в себе не только великую мощь Великой России, по и духовную силу Святой Руси, силу подвига, силу страдания и смирения.
Так там на полях брани и смерти, в бесконечном подвиге бесчисленный и безымянных героев
