экономическую прикрепленность Польши к России, мы должны воспользоваться ее принадлежностью к Империи для того, чтобы через нее скрепить ваши естественные связи с славянством вообще и западным в частности. Польская политика должна служить нашему сближению с Австрией, которая теперь является по преимуществу державой славянской. Либеральная польская политика в огромной степени подымет ваш престиж в славянском мире и психологически совершенно естественно создаст впервые в истории, моральную связь между нами и Австрией, как государством.
В экономическом отношении мы будем даже конкурентами на Ближнем Востоке, но эта конкуренция будет смягчаться и сглаживаться морально-политической солидарностью.
Такова та положительная миссия, которая принадлежит разумной польской политике России в деле укрепления ее внешней мощи. Но гораздо важнее ее отрицательная миссия или функция. Всякое здоровое, сильное государство — сказали мы выше — желает быть могущественным. Австрия, с великой избирательной реформой, вступила в период своего внутреннего укрепления, которое будет означать в рост внешней мощи Австро-Венгрии. Славянский характер Австрии вовсе не гарантирует нас от нападения с ее стороны, если мы будем оставаться слабы, так же как культурное и политическое преобладание германского элемента в Австрии до 1866 г. не спасло ее от разгрома Пруссией. Если русская Польша будет по-прежнему очагом недовольства, имеющим теснейшую морально-культурную связь с австрийскими поляками, если Россия, вместо того, чтобы экономически и культурно укрепляться в бассейне Черного моря, будет строить ни для чего ненужный линейный флот, предназначенный для Балтийского моря и Тихого Океана, в один прекрасный день в Европе на западной границе может назреть для нас великая беда.
Теперь еще идея борьбы не на живот, а на смерть с поляками торжествует в Пруссии, но дни ее сочтены. Идея эта свершит свой круг и — хотя бы ради сохранения своей entente с Австрией — Германия вынуждена будет отказаться от своей польской политики. Не следует также упускать из виду, что вообще крушение реакции и торжество либерализма во внутренней политике Германия должно наступить с безошибочностью естественного процесса. В этот момент, если мы не разрешим своего польского вопроса, не создадим по всей и во всей стране действительного, прочного примирения власти с народом, мы можем и неизбежно получим жестокий удар уже не с Востока, а с Запада. У нас в широкой публике, а также в военных сферах существует к Австрии такое же легкомысленное отношение, какое до войны было к Японии. Мы склонны уживаться суворовской фразой: «австрийцы имеют проклятую привычку быть всегда битыми», и можем на собственном теле испытать всю условность подобных афоризмов. Неудачная война с Австрией — при недоброжелательном нейтралитете Германии — в лучшем случае будет иметь для России своим результатом потерю Царства Польского, которое отойдет к Австрии, и потерю Прибалтийского края, который отойдет к Германия. Если обладание русской Польшей не нужно и совершенно неинтересно для Германии, то этого нельзя сказать о Прибалтийском крае. Войдя в состав Германской империи, он сравнительно легко может быть завоеван или, в известном смысле, отвоеван для германской культуры. Латыши и эсты будут либо германизованы, либо оттеснены на территорию России, куда они и без того до сих пор выселяются в значительном числе.
Я вовсе не сомневаюсь в полнейшем миролюбии Германии и Австрии и их правительств. Но следует же понимать, что столкновения государств между собой в основе вытекают из конфликтов интересов и из соотношений могущества, а вовсе не из международного бреттерства правительств. Мы должны были бы научиться этому из опыта нашей войны с Японией. Не говоря уже о Бисмарке, даже Наполеон III не был вовсе политическим бреттером.
Можно сказать, что все нарисованные нами перспективы суть только комбинации и предположения. Но то, что слабые государства делаются добычей государств более сильных, если они не ограждены противоборством их интересов, это есть не комбинация, а своего рода «закон истории». А в столкновения слабой России с сильной Австро-Венгрией, при недоброжелательном к нам нейтралитете заинтересованной в нашем поражении Германии, ни один палец в Европе не пошевелится в нашу защиту.
Может ли явиться повод для такого столкновения? Мы ведь в наилучших отношениях и с Австрией, и с Германией. С первой мы вместе действуем на Балканах, как главные великие державы, заинтересованные в турецких делах. Неужели из кооперации может возникнуть конфликт? По этому поводу достаточно на справку напомнить, что конфликту Пруссии с Австрией предшествовала кооперация этих государств против Дании, что войне Японии с Россией предшествовала наша с Японией кооперация против Китая.
Повод всегда найдется, если будет продолжаться ослабление государственной мощи России, которое есть неизбежный результат того, что за разрухой японской войны и революции следует не возрождение страны конституцией, а разложение ее реакцией.
Сигнализировать вовремя эту опасность перед общественным сознанием есть патриотический долг независимой русской печати. Мы можем ошибаться в том или другом конкретном указании, но суть нашего анализа — увы!- соответствует действительному положению вещей.
Из международно-политических перспектив, которые мы начертали, вытекает тот вывод, что наша «внутренняя» политика должна быть поставлена так, чтобы — без ущерба для наших интересов, нашей мощи и нашего достоинства — психологически устранить самую возможность войны с Австро-Венгрией или (худший для нас случай!) войны с Австро-Венгрией и Германией. Конечно, Россия может просто добровольно сделаться вассалом или сателлитом Германии, но только — пожертвовав исторической миссией, мощью и достоинством государства. Такой выход будет мнимым решением проблемы Великой России. Ключ к действительному ее решению лежит в урегулирования русско-польских отношений. Тут обычно вырывается пугало Германии. Германия-де не потерпит либерального решения польского вопроса. Не говоря уже о том, что принципиально никакое вмешательство в наши внутренние дела нетерпимо, гораздо важнее то, что одна Германия без Австро-Венгрии ничего против России предпринять не может. Против Германии, если она не в союзе с Австро-Венгрией, Россия, даже без всяких формальных союзов и соглашений, ipso fаcto существующего противоборства интересов, имеет за себя и Францию (первоклассная сухопутная держава!), и Англию (решающая сила на море!).
Из сказанного выше следует, что неурегулированность польского вопроса, стоящая вообще в связи с реакционным характером нашей внутренней политики, ставит нас совершенно Ю lа merci Германия. Мы либо вынуждены в международных делах и внутренней политике слепо, как вассал, следовать ей, либо будем всегда находиться под угрозой того, что в удобный и желательный для себя момент она выдвинет против нас Австро-Венгрию. Не следует — повторяем — в этом случае предаваться иллюзиям, что славянский характер Австро-Венгрии гарантирует нас от такого оборота дел. Пока мы не ведем настоящей славянской политики, пока мы держим Польшу в «подвластном» положении, пока мы не исполняем своей исторической миссии на Черном море, где находится естественная экономическая основа Великой России,- Австро-Венгрия, даже как славянская держава или, вернее, именно как таковая, обязана стремиться к «расширению» на наш счет.
А Германия из двух возможностей, каковыми являются: 1) одновременный политический рост двух славянских держав, Австро-Венгрии и России, и 2) возвышение на счет России Австро-Венгрии, во всяком случае менее славянской, гораздо ближе стоящей к германскому миру державы — из этих двух политических возможностей Германия обязана, повинуясь здравому государственному эгоизму, выбрать вторую, для нее гораздо более выгодную.
Не следует также думать, что Германия, держава консервативная с строго «легитимными» традициями, будет — вопреки своим государственным интересам — церемониться с консервативной Россией. С легитимными традициями современной Германии дело обстоит весьма своеобразно. Несмотря на весь свой прусский легитимизм, Бисмарк упразднил несколько весьма легитимных немецких тронов — не следует забывать, что в гессендармштатский трон уцелел в разгроме 1866 г. исключительно благодаря заступничеству Александра II {Ср. H. von Sybel. Die BegrЭndong des deutschen Reiches. Band V (MЭnchen u. Leipzig, 1890), в особ. стр. 391-394.} — и в борьбе с Австрией не останавливался даже перед перспективой союза с венгерской революцией.
Всякая истинно государственная политика, хотя бы она и была во внутренних вопросах весьма консервативна, в борьбе за могущество не останавливается перед такими мелочами, как «легятимность».
Из данного нами освещения вопроса о великой России вытекают совершенно ясные выводы относительно волнующей в настоящее время общество морской проблемы. В войне с Австрией или с Австрией и Германией вместе такой флот нам ни в чем существенном не поможет. Ни для Германии, ни еще менее для Австрия действия на море против нас не будут иметь решающего значения.
Отсюда ясно, что балтийский флот, как это ни странно, всего менее нужен России.
Великой России на настоящем уровне нашего экономического развития необходимы сильная армия и такой флот, который обеспечивал бы нам возможность десанта на любом пункте Черного моря и в то же время абсолютно обеспечивал бы нас от вражеского десанта в этой области. Другими словами, мы должны быть господами на Черном море. Совершенно ясно, что это осуществимо только при том условии, если мы из числа крупных морских держав будем иметь своим противником там в худшем случае одну Германию, против которой у нас будет всегда «покрытие» в лице Англии и Франция. Против Англии мы и там бороться никогда не сможем. Но ведь вообще реальная политика утверждения русского могущества на Черном море неразрывно связана с прочным англо-русским соглашением, которое для нас не менее важно, чем франко-русский союз. Вообще это соглашение и этот союз суть безусловно необходимые внешние гарантии создания Великой России.
Внутреннее содержание этой проблемы может быть дано только сочетанием правильной внешней политики с разумным разрешением наших внутренних вопросов.
Интеллигенция страны должна пропитаться тем духом государственности, без господства которого в образованном классе не может быть мощного и свободного государства.
«Правящие круги» должны понять, что если из великих потрясений должна выйти великая Россия, то для этого нужен свободный, творческий подвиг всего народа. В народе, пришедшем в движение, в народе, конституция которого родилась вовсе не из навеянного извне радикализма, а из потрясенного тяжелыми уронами государства патриотического духа, — в этом народе нельзя уже ничего достигнуть простым приказом власти. Из скорбного исторического опыта последних лет народ наш вынес понимание того, что государство есть личность «соборная» и стоит выше всякой личной воли. Это — огромное неоценимое и неистребимое приобретение и оправдание пережитых нами «великих потрясений».
Теперь задача истинных сторонников государственности заключается в том, чтобы понять и расценить все условия, созидающие
