причина того, что, хотя обычай ярхей калла существовал прежде, лишь благодаря деятельности Рава он приобрел свое подлинное значение и размах. Учебные сессии, устраиваемые талмудической академией в Суре, послужили примером для других академий Вавилонии, и этот обычай просуществовал несколько столетий.
Шмуэль
Рав и Шмуэль — первая чета амораев, создателей Вавилонского Талмуда. Несмотря на то, что они выросли в разных условиях и трудились каждый на своей ниве — период их активного сотрудничества был кратким — в памяти грядущих поколений имена обоих мудрецов сохранились рядом. Их дискуссии, получившие название споры Рава и Шмуэля [1], как и более поздние споры Абайе и Равы, легли краеугольным камнем в основание Вавилонского Талмуда.
Своим характером и обликом Рав и Шмуэль представляли прямую противоположность. Рав отличался высоким ростом и представительной внешностью. Своему росту он обязан прозвищем Аба Ариха — Длинный Аба [2]. Что касается Шмуэля, то о его внешности в наших руках имеется живое свидетельство. Оно принадлежит женщине, и потому несколько карикатурно: маленький, черный, с большим пузом и огромными зубами [3]. Несмотря на такое несходство — а, быть может, благодаря ему, — Рав и Шмуэль считаются парой.
В драгоценной россыпи амораев и танаев звезда Шмуэля сияет ярким светом. Личность его поистине уникальна. Шмуэль был замечательным мудрецом и главой академии, оставившим по себе славную и долгую память. При этом, в отличие от Рава и многих других мудрецов своего поколения, он не был официально посвящен в законоучители и потому титул рав не предшествует его имени [4]. Шмуэль был первым из мудрецов Вавилонской диаспоры, который не удостоился формального рукоположения. По его стопам пошли другие не имевшие титула мудрецы. Звание рав можно было получить только в Эрец Исраэль. Быть может, причина того, что Шмуэль так и не стал равом Шмуэлем заключалась в происхождении: он был потомком таны Ханании, племянника рабби Иеѓошуа, который два поколения назад пытался создать в Вавилонии независимый очаг Торы [5]. Та попытка не удалась, однако грех Ханании, как его назвали впоследствии, не был прощен и тяготел над его потомками, включая Шмуэля.
В противоположность Раву, который большую часть своих знаний приобрел в Эрец Исраэль, где воспитывался и учился, Шмуэль был ярким и самобытным представителем Вавилонии. Расходятся мнения относительно того, бывал ли он вообще в Земле Израиля [6]. Если принять версию, что бывал, то он еще успел поучиться у рабби Иеѓуды ѓа-Наси. Шмуэль являлся также его личным врачом. Однако рабби Иеѓуда ѓа-Наси ценил его не только как лекаря, но и как мудреца, сведущего в Торе, и пытался добиться посвящения Шмуэля в законоучители. Рабби так и не представился подходящий случай. В силу разных причин рукоположение откладывалось вновь и вновь. В конце концов Шмуэль произнес фразу, которую можно понимать в двух смыслах: Видел я в книге праотца Адама запись — хакимом станет Шмуэль Ярхинай, а равом ему не бывать [7].
Как было принято среди ученых той эпохи, Шмуэль не ограничился ремеслом врачевателя. Он постиг также астрономию. Если упоминаемый в трактате Бава Меция Шмуэль Ярхинай действительно наш Шмуэль, то этим прозванием (происходящим от слова луна), он обязан своим выдающимся знаниям в области астрономии. Шмуэль признавался, что небесные тропы ведомы ему как дороги родной Негардеи [8]. Врач, астроном и мудрец — в тот период подобное сочетание было беспрецедентным. В Шмуэле удивляло не то, что наряду с изучением Торы он занимался медицинской практикой — в большинстве своем мудрецы Израиля этой эпохи также владели ремеслами, как правило, они были земледельцами. Удивительным было другое — Шмуэль, уроженец торгового города, носившего отпечаток космополитизма, много занимался светской наукой. Его принадлежность к обоим мирам — Торы и научных знаний — в ту пору вызывала недоумение.
Отношение законоучителей Эрец Исраэль к Шмуэлю известно нам, в частности, из посланий рабби Иоханана к мудрецам Вавилонии. Рабби Иоханан, глава мудрецов Израиля, был моложе Рава и Шмуэля. При жизни Рава письма адресовались — учителю нашему в Вавилонии. Когда же Рава не стало, а его роль во многом перешла к Шмуэлю, послания рабби Иоханана стали начинаться со слов собрату и коллеге нашему в Вавилонии, без приставки рав. Надеясь убедить рабби Иоханана, что он тоже заслуживает подобающего титула, Шмуэль прислал в Эрец Исраэль календарь, составленный им на шестьдесят лет вперед. Однако рабби Иоханана это отнюдь не привело в восторг и он лишь сдержанно заметил, что Шмуэль действительно силен в счете. Лишь после многолетних попыток Шмуэлю все же удалось убедить рабби Иоханана, что он действительно великий мудрец и знаток Торы [9].
Медицинская практика и занятия астрономией, а в известной мере и астрологией, послужили причиной тесных контактов Шмуэля с нееврейскими учеными. Среди его ближайших знакомых был вавилонский мудрец по имени Аблат (возможно, это сокращение имени Убалит). Их дискуссии на темы философии, астрономии и другие, касающиеся жизни в Вавилонии, приводятся в ряде мест Талмуда [10]. Шмуэль посещал места, где собирались образованные люди его города, и охотно участвовал в обсуждении религиозных и философских вопросов — излюбленные темы их споров. В отличие от него Рав, также обладавший широким кругозором, никогда не появлялся в подобных местах. Контакты, завязанные Шмуэлем с широким миром, проистекали не только из его профессии и учености. Они в значительной мере были обусловлены его характером. Им, как и внешностью, Шмуэль напоминал своего предшественника и родственника Иеѓошуа бен Хананию. Как в свое время рабби Иеѓошуа бен Ханания, Шмуэль считался в Вавилонии величайшим мудрецом своего поколения. Как и он, отличался теплотой и человечностью в отношениях с окружающими. До прибытия Рава, Шмуэль и рав Шила стояли во главе вавилонских йешив, пребывавших еще в колыбели. Рав Шила оценил величие Шмуэля. Рассказывают, что когда оба отправлялись приветствовать Главу Изгнания, рав Шила уступал Шмуэлю первенство. Шмуэль признал превосходство Рава, когда тот возвратился из Эрец Исраэль. В то же время рав Шило, по крайней мере поначалу, отказывался видеть себя третьим. И потому Шмуэль, не меряясь почетом, занял третье место сам [11]. Способностью завязывать дружеские отношения с людьми разных сословий без ущерба для своей чести, Шмуэль напоминал отца. Оба ценили в человеке реальные достоинства, а не положение и знатность. Отец Шмуэля не раз упоминается в Талмуде. Его звали Аба бар Аба, однако Талмуд почти не называет его этим именем, предпочитая говорить об отце Шмуэля. Это весьма необычно, поскольку называть отца по имени сына не было принято в ту эпоху — тем более что Аба бар Аба сам был выдающимся мудрецом, с чьим мнением считались даже в Эрец Исраэль [12]. Однако мудрость и слава сына были столь велики, что затмили отца.
Шмуэль находился в очень близких отношениях с семьей Рош ѓа-Гола. В то время этот пост занимал Мар Уква, человек мягкого нрава, избегавший почета и посвятивший себя благотворительности. Быть может, благодаря тому общему, что у них было, Мар Уква и Шмуэль лучше остальных понимали друг друга. В тот период Рош ѓа-Гола еще не приобрел того положения, каким обладал впоследствии, когда власти официально признали его князем иудейским. Вместе с тем, уже тогда в руках Рош ѓа-Гола сосредоточились широкие полномочия, касающиеся, в частности, гражданского судопроизводства. Близкие отношения, сложившиеся между Шмуэлем и семьей Рош ѓа-Гола, в большой мере способствовали тому, что влияние Шмуэля на еврейское судопроизводство в диаспоре было исключительно велико. В этой сфере оно значительно превосходило влияние других мудрецов. Правда, официально Шмуэль не занимал при Рош ѓа-Гола должности придворного мудреца (этого поста еще не существовало), но был, пожалуй, самым близким его советником. Именно потому он играл главную роль в системе судопроизводства Рош ѓа-Гола.
Шмуэль больше других мудрецов занимался гражданскими исками и разбором дел, связанных с разными аспектами судопроизводства — от земельных споров до компенсаций за нанесенный ущерб. Не случайно в вопросах о запретном и дозволенном Ѓалаха следует мнению Рава, тогда как законы гражданского судопроизводства — прерогатива Шмуэля [13]. Это означает, что мудрецы последующих поколений пришли к выводу, что большое количество ѓалахических преданий из Вавилонии и Эрец Исраэль, а также способность интегрировать их в стройную систему, обеспечили Раву преимущество. Однако в вопросах гражданского права, которые затрагивают повседневную жизнь, Шмуэль превосходит Рава. Рав предстает, в известной мере, теоретиком Ѓалахи, тогда как Шмуэль является ее практиком. Шмуэль вообще был человеком кипучим, деятельным, погруженным в окружающую действительность. Он отлично разбирался в массе научных и практических вопросов, а также в общественных проблемах. Его подход к человеку и обществу был подходом врача и мирового судьи, а не кабинетного теоретика.
И действительно, в тех случаях, когда нам удается найти точку, в которой мнения Рава и Шмуэля расходятся, Шмуэль почти всегда приводит доказательства, взятые не сверху, а снизу, из повседневного жизненного опыта. Он умеет видеть проблемы так, как их видят и ощущают другие люди — и в соответствии с этим ставит вопрос. Спор между Равом и Шмуэлем по поводу толкования стиха Книги Эстер проливает некоторый свет на различия их подходов [14]. В Книге Эстер говорится, что страж жен царских, проникшись симпатией к Эстер, отличал ее среди других женщин (Эстер, гл.2:9). Рав полагал, что расположение стража выражалось в том, что он снабжал Эстер кашерной пищей. Но Шмуэль, лучше знавший жизнь, утверждал, что добросердечный надсмотрщик угощал ее свининой. Концепция добра, которой придерживался Рав, понятна: доброе — значит правильное, достойное, истинное. Однако Шмуэль хорошо понимал психологию гаремного служителя-нееврея. Страж жен желал, чтобы персидский владыка остановил свой выбор на Эстер, сделав ее царицей. Какая же пища, по мнению евнуха, могла больше способствовать женской привлекательности?..
В приведенном выше примере как в капле воды отражаются глубокие личные и мировоззренческие различия между двумя мудрецами. Они проявляются и в других спорах, касающихся многих куда более серьезных и важных тем.
Разногласия Рава и Шмуэля были обусловлены также их непростыми личными отношениями. Рав чувствовал, что его прибытие в Вавилонию создает новый центр тяжести, и ему казалось, что это несправедливо по отношению к Шмуэлю. Поэтому Рав всячески подчеркивал свое уважение к нему.
Вместе с тем создается впечатление, что Рав не сумел по достоинству оценить знаний и творческой мощи Шмуэля, который из скромности всегда скрывал свои таланты. С эпохи этих двух мудрецов в Вавилонии начинается расцвет талмудических академий. Они ускоренно развиваются в двух главных центрах. Академия в Суре растет под покровительством своего основателя, Рава, а ее сестра скорее следует путем Шмуэля. Поначалу вторая академия располагалась в Негардее, но в ходе многочисленных войн между Римом и Персией
