способность играть… Нужно быть чем-то вроде машины». Его сравнение возвращает нас к высказыванию Ньютона о том, что космос — «что-то вроде» машины.
О человеке говорят, что он «похож на компьютер», или «спит, как дитя», или делает инвестиции, как «настоящий профессионал», или думает, «как гений». Скрытые аналогии встроены в сам язык. Так, мы измеряем мощность автомобилей в лошадиных силах — это реликт тех времен, когда в них видели аналог запряженного лошадью экипажа, и они так и назывались — «самоходные экипажи».
Однако мыслительный инструмент, который мы называем аналогией, использовать становится все труднее. Аналогии и вообще обманчивы, а делаются все более обманчивыми, поскольку по мере изменения окружающего мира старые сходства оборачиваются несходствами. Некогда закономерные сравнения уже не работают. Когда параллели с прошлым нарушаются, зачастую незаметно, сделанные на их основе выводы оказываются неверными. Чем быстрее происходят изменения, тем короче срок жизни аналогий.
Таким образом, изменение в одной глубинной основе — времени — воздействует на базовый инструмент, применяемый к другой — знанию.
Итак, суммируя, можно сказать, что даже среди специалистов в наукоемкой экономике мало кто думает о том, что мы бы назвали законом устаревания: по мере ускорения темпа изменений увеличивается скорость накопления утиля. Все мы тащим за собой все более тяжкое бремя устаревшего знания, более тяжкое, чем наши предки в более медленно развивающихся обществах прошлого.
Вот почему так много из дорогих нашим сердцам идей вызовут приступ смеха у наших потомков.
Глава 18
ФАКТОР КЕНЭ
Сегодня, как никогда прежде, во всем мире нами управляют студенты профессоров экономики. Президенты и политики, секретари казначейств или министры финансов, банкиры центральных банков, топ-менеджеры крупнейших и влиятельнейших мировых корпораций — все они послушно отсидели свой срок на университетских скамьях, внимая их лекциям, штудируя сочиненные ими тексты и впитывая ключевые идеи.
То же самое можно сказать о брокерах, финансовых консультантах, газетных и телевизионных гуру, которые транслируют эти идеи народу. К сожалению, многие идеи, заложенные в их головы в студенческие годы, льют неверный свет на реальное функционирование экономики в эпоху революционного богатства. И пока умные экономисты усердно трудятся, отправляя устаревшее знание на кладбище мертвых идей, остается сделать еще очень много.
Экономика ошибок
В феврале 2004 года президент Соединенных Штатов Джордж Буш круто обошелся с собственным экономическим советом, отказавшись публично поддержать его прогноз, согласно которому в том году в стране появится 2600000 новых рабочих мест. Но, как писала «Вашингтон пост», этот прогноз, отвергнутый как излишне оптимистичный, был всего лишь одним из скромных предсказаний, которые сделала администрация по поводу экономики за последние три года. Два года назад, — отмечала газета, — администрация предсказывала, что в 2003 году будет на 3,4 миллиона больше новых рабочих мест, чем их было в 2000-м. Прогнозировался также бюджетный дефицит на 2004 год в 14 миллиардов. В результате за тот период было потеряно 1,7 миллиона рабочих мест, а бюджетный дефицит в 2004 году приблизился к 521 миллиарду.
Несомненно, тут есть преувеличение, продиктованное политическими интересами. Любого статистика можно заставить подчиниться, и не только республиканцы прибегают к насильственным методам. Разрыв между прогнозами и реальными результатами начал увеличиваться при предшествующей администрации, когда у власти была демократическая партия. Тем не менее ясно, что, даже допуская политические манипуляции фактами, следует признать наличие серьезных неполадок.
Как сказал республиканец — пресс-секретарь Белого дома, «старые теории обнаружили свою полную негодность… И никто этого не предвидел — ни Уолл-стрит, ни Лас-Вегас, ни Бедный Ричард, ни Нострадамус».
Экономисты ошиблись не только с численностью рабочих мест и бюджетным дефицитом. Они оказались в центре самых бурно обсуждавшихся финансовых скандалов последних десятилетий. Тот факт, что партнерами Фонда долгосрочного управления капиталом были два нобелевских лауреата, не изменил того обстоятельства, что в 1998 году фонд едва не обанкротился. Только чрезвычайные меры, принятые Федеральной резервной системой США, помогли предотвратить цепную реакцию, которая могла бы потрясти всю мировую экономику.
Вряд ли внушает больше энтузиазма и та роль, которую экономисты сыграли в дезинтеграции российской экономики после распада Советского Союза, или же неохотно признанные ими ошибки, сделанные во время азиатского финансового кризиса в конце 1990-х годов макроэкономистами Международного валютного фонда, — ошибки, которые были среди причин, приведших к кровавым этническим столкновениям в Индонезии.
Предсказания экономистов столь часто оказываются необоснованными, что в 2001 году «Файнэншл таймс» предложила поместить их вместе с часто критикуемыми аналитиками Уоллстрит в «галерею позора». И дело не в том, отмечает газета, что выдался неудачный для прогнозов год. «В этом нет ничего нового. Для прогнозов макроэкономистов удачных годов не бывает, причем рекордное количество ошибок совершается именно тогда, когда более всего необходима точность».
Экономисты дают такое множество разноречивых прогнозов, что их нередко объединяют в «общее предсказание» в надежде, что полученный в результате средний прогноз окажется более точным, чем отдельные догадки. Однако за семнадцать лет до 2000 года согласованный прогноз экономического роста голубых фишек ни разу не оправдался по отношению к тому, что экономисты называют ростом.
В январе 2001 года «Уолл-стрит джорнал» опубликовал прогнозы роста, сделанные пятьюдесятью четырьмя видными американскими экономистами на четыре квартала вперед. Относительно близкими к действительности оказалось только два.
Не лучшим образом проявляют себя и экономисты за пределами США. По мнению МВФ, их «рекорд ошибок в предсказании рецессий заоблачно высок». (Тут уместно вспомнить поговорку про вора, укравшего дубинку у вора: в 1997 году, за полгода до того, как тайскую экономику постиг жестокий кризис, тот же самый МВФ громогласно признал, что экономика и финансы Таиланда пребывают в полном здравии.) Критики МВФ также возлагают на него вину за то, что его эксперты не предвидели таких важных перемен, как «замедление промышленного роста в 1995 году» и «гиперинфляция в конце 1980-х».
Оценка оценок
Конечно, отстреливать экономистов, как сидящих уток, до несправедливости легко. До тех пор, пока в наших делах будет играть роль случайность, никто не может предвидеть будущее с той точностью, которая желательна для принятия решений. Экономисты правы, когда сетуют на нереалистичные ожидания публики, политиков и СМИ, которые на свой лад толкуют и упрощают сложные данные.
Экономисты умны и трудолюбивы, и у них есть законные основания для многих ошибочных суждений. Например, предоставляемая правительствами и бизнес-структурами информация, на которую они вынуждены опираться, во многом недостоверна, неполна, ошибочна. В таких вопросах, как изменения в технологии, геополитические осложнения, использование энергии, цены на нефть и тому подобное, данные зачастую носят предварительный характер, заставляя экономистов иметь дело с оценками оценок оценок. Однако тут нет ничего нового. В прошлом экономисты располагали еще меньшим объемом исходных данных и информации.
Тем не менее эти недостатки не объясняют более глубоких причин, из-за которых традиционная экономика является сегодня неадекватной и вводящей в заблуждение.
Во-первых, экономика, которую они стараются понять, гораздо сложнее, чем та, с которой имели дело экономисты прошлого. Ни Адам Смит, ни Карл Маркс, ни Давид Рикардо или Леон Вальрас, ни даже Джон Мейнард Кейнс или Джозеф Шумпетер в более близкие к нам времена не встречались ни с чем подобным сегодняшнему обилию запутанных взаимоотношений, взаимодействий и обратных связей, задействованных в создании и распространении богатства, не говоря уже о глобальной масштабности этого процесса.
Во-вторых, и это более важно, исследуемая система претерпевает невиданно быстрые трансформации. Не успеют экономисты понять тот или иной аспект экономики, как он уже радикально изменился. Полезные цифры и открытия — и их взаимосвязи — живут и умирают стремительно, как мотыльки.
В-третьих, существует еще большая проблема. Подобно тому, как в первые годы индустриальной революции экономистам пришлось преодолевать инерцию аграрного мышления и отбросить то, что уже не годилось для анализа новой ситуации, так и сегодня они сталкиваются с такой же проблемой. Им необходимо выйти за пределы индустриального мышления, чтобы понять трансформирующее влияние новейшей волны революционного богатства.
Экономисты оказываются лицом к лицу с системой богатства, которая за несколько десятилетий прошла путь от зависимости от истощающихся ресурсов к главному фактору своего роста — знанию, которое является сущностно неистощимым, от соперничающих поставок и продуктов к не соперничающим, от местного национального производства и распределения к глобальному, от неквалифицированного труда к требованиям высокой квалификации, от стандартной массовой продукции к удовлетворяющей индивидуальный спрос. И этот список можно продолжить.
Кроме того, экономисты сталкиваются с проблемами, связанными со степенью интеграции, необходимой в разных отраслях экономики. Им требуется сориентироваться в условиях меняющихся уровней сложности, темпах инноваций и десятках других переменных, не говоря уже о сложных ритмах экономической деятельности и их взаимоотношениях.
За последнее столетие прогресс в экономическом мышлении во многом был обусловлен использованием в решении актуальных проблем изощренных математических методов. Это означало измерение вещей. Отсюда и акцент вполне обоснованно ставился на «вещах», то есть на чем-то осязаемом, материальном.
Однако чтобы понять революционное богатство, которое с возрастающей скоростью использует и производит нематериальные вещи, нужно справиться с самым неуловимым и трудноизмеримым из всех ресурсов — знанием.
Ведущие экономисты вчерашнего дня едва ли могли не понимать значимость нематериального, но экономика никогда еще не была такой ориентированной на знания, как сегодня.
Отрывочные сведения
К чести экономистов, нужно сказать, что в последние полвека они осуществили много значительных прорывов. Диапазон их открытий простирается от введения в свою сферу деятельности теории игр до более изощренного понимания взаимосвязи между экономическими факторами, которые раньше считались внешними и внутренними. Сюда входят более совершенные модели оценки капиталов, опций и корпоративной ответственности. За разработку новых аналитических методик были вручены Нобелевские премии.
Однако в течение многих десятилетий экономисты встречали идею наукоемкой экономики с нескрываемым скепсисом. Не далее как в 1987 году
